Стихи в переводе Сергея Торопцева

Смотрю на гору Айвы

Восходит день за днем светило, И птицы прячутся к закату… Тоска скитальца прихватила У этих склонов кисловатых.

755 г.

Провожаю Туна, чаньского Учителя, возвращающегося в Обитель Отрешенности в Наньлине

Обитель Отрешенности я знаю, Сколь много дивных мест на склонах сих, В горах Лангунов цитрус [265] прорастает, Сосна Бэйду [266] стоит у врат глухих. Здесь тигров укрощают и доныне [267] , Но посох Вас на сирый склон ведет. Когда-нибудь мы встретимся в Наньлине — Там, где в ущелье скрыт тенистый вход.

265

Лан-гун: буддийский монах периода Цзинь, посадивший в монастыре цитрусовое дерево.

266

Бэйду:монах периода Южной Сун, который переправлялся через реку в большой деревянной чаше, за что и получил свое прозвище (букв. «переправляющийся в чаше»).

267

В летописях отмечается, что в годы Цзинь жил монах Гаоян, который, медитируя, клал руку на голову вошедшего тигра, и тот смиренно ложился.

753 г.

И вот, наконец, петляя мелкими речушками и ручьями, мы добрались до города Сюаньчэн, с которым у Ли Бо были особые отношения: в 5 веке начальствовал тут Се Тяо, самый любимый поэт Ли Бо. Если в ХХI веке Вы заезжали в Сюаньчэн, то, быть может, ничего особо приметного там и не заметили. Пропыленный провинциальный городишко, в основном, двух-трехэтажный, но кое-где уже вспучивающийся посверкивающим на солнце стеклобетоном в десяток этажей. Но сейчас мы видим его девственно прелестным, уютно прикорнувшим меж двух речушек, взявших город в кольцо (прозвание «город у реки» было его фирменным титулом). Ли Бо часто поднимался на городскую башню, построенную Се Тяо, простоявшую века уже после Ли Бо, в ХХ-м веке спаленную пожаром японо-китайской войны, нелепой и кровавой, как все войны, но потом восстановленную. Вернувшись в наш ХХ1 век, Вы сможете подняться на эту башню и взглянуть на мир с той самой точки, с какой смотрел на него Ли Бо. Правда, вместо «синей бездны» и «двух потоков» с «двумя мостами» вы увидите со всех четырех сторон новостройки с хоботами башенных кранов.

Осенью поднимаюсь на Северную башню Се Тяо в Сюаньчэне

Городок у реки как на дивной картине: Очарована синею бездной скала, Два моста разноцветие радужных линий, Два потока сверкающие зеркала. Закурились дымки, холод цитрусам страшен, Затихают платаны в осенней красе. Так кого же мне вспомнить на Северной башне? — Пусть в ветрах прозвучит стих почтенного Се!

753 г.

Это стихотворение локализовать непросто. В нем нет четких топонимических вех, только психологические нюансы. И все же: к северу от Сюаньчэна поднимаются вершины гор, заросших лесом, а к востоку — петляют два потока, беря этот «городок у реки» в кольцо.

Прощание с другом

На севере зеленых гор стена, К востоку вод излучины видны. Здесь нам с тобой разлука суждена, Травинки ураганом сметены. Летучей тучкой растворится друг, Заката грусть разлив в душе моей, И на прощанье лишь отмашка рук Да жалобное ржание коней.

738 г.

Чистый ручей в Сюаньчэне

Прозрачней Тунга [268] этот ручеек, Укрыла берега дерев краса, Пик к солнцу устремляется, высок, Склонились скалы, словно небеса, Не знаю, как зовут цветастых птиц, Таких гиббонов белых нет нигде… Но я не встретил мне созвучных лиц И горестно вздыхаю в пустоте.

754 г.

268

Тунг(Тунговый шалаш): название красивой реки в Юэ (совр. пров. Чжэцзян)

Посылаю историографу Цую

Слышу — воет гиббон над осенней Ваньси [270] , Я — отвязанный челн, потерявший причал, Гусь, на юг полетевший, и жалок, и сир, К рекам, текшим на север, он зависть питал. Вы вставали с лежанки Чэнь Бо [271] много раз, Мне ж до башни Се Тяо дойти нелегко, Раскидало, как листья осенние, нас, И от склонов Цзинтин [272] мы уже далеко.

270

Ваньси(Извилистый ручей): река, берущая исток на юге уезда Сюаньчэн.

271

Встать с лежанки Чэнь Бо: традиционное выражение, означающее радушный прием гостя, берет начало из истории высокого чиновника периода династии Хань, который жил уединенно, редко принимал гостей и лишь иногда вставал с лежанки, чтобы принять особо дорогого гостя.

272

Гора близ Сюаньчэна (ей посвящен следующий раздел этой книги).

753 г.

В свое последнее посещение Сюаньчэна Ли Бо увидел цветок, который называется «кукушкин цвет», и вспомнил родное Шу, где много кукушек. Особенно рьяно они кричат весной, и их крик фонетически записывается иероглифами « бужу гуй!» («вернись!»), что ностальгически вспоминает поэт, глядя на « кукушкин цвет», который в Сюаньчэне раскрывается тоже весной, на 2–3 луну.

В городе Сюаньчэн смотрю на кукушкин цвет

Кукушки, помню, в Шу кричали, А здесь весной — кукушкин цвет, Он отзывается печалью Воспоминаний юных лет.

763 г.

Вместе с дядей, начальником уезда Данту, пришли в павильон Цинфэн к почтенному Шэну, настоятелю монастыря Перевоплощения

Сей древний скит сегодня возрожден, Отверсты в Небеса его врата, Средь облаков вдруг возникает он, Виденье наполняет Пустота [275] . Почтенный Шэн в округе знаменит, Он ярко излагает свою мысль, Забыв себя, для всех людей открыт, Не думая стряхнуть мирскую пыль, Чист, как луна на глади темных вод, Как белоснежный лотоса цветок, Он в павильоне без забот живет, Туда влетает свежий ветерок [276] , Жару смягчает тень высоких стен, Пока светило не покинет нас, Вином и чаем потчует гостей И блюдами изысканнейших яств. Наш разговор изящен и красив, Затрагивает тьму мирских вещей, Ведь дядя мой, уже обнявший цинь, Известный добродетелью своей, По Лесу Дао [278] бродит меж дерев, Порой, как Тао Цянь [279] , берет бокал. Чист Небеса растрогавший напев, Ему средь сосен ветер подпевал. Но установлен наслажденьям срок, И камни рассыпаются в песок.

275

В даоско-буддийском мировоззрении — высшее состояние вещного мира, заключенного внутри пустой оболочки.

276

Павильон Цинфэн (Чистых нравов, или Свежего ветра) построен в начале 740-х годов на берегах Западного озера около монастыря.

278

Выражение, обозначающее посещение буддийского монастыря.

279

Знаменитый поэт, любитель вина.

755 г.

В Сюаньчэне оплакиваю «Призванного» Цзян Хуа

Древо яшмы на Цзинтин погребли [281] , Это «Призванный» Цзян, ясно всем. В доме Сянжу его од не нашли, Только свиток ритуальный висел [282] . Над водой блестит луна в небесах, Ваши оды уже там, меж светил, Меч яньлинский я оставлю в ветвях, Чтобы вечно погребенье хранил [283] .

281

Яшмовое древо: мифологическое дерево с жемчужными плодами, которым и питаются фениксы, растет на священной горе Куньлунь; о похоронах мудрецов говорили «погребли яшмовое древо».

282

Древний поэт Сыма Сянжу долго болел, а когда умер, император распорядился забрать все списки его стихотворений, чтобы они не пропали, но в доме не оказалось ни одного, и жена объяснила: он напишет стихотворение и отдает тем, кто приходит к нему, так ничего и не осталось в доме, кроме ритуального свитка(сочиненный для императорского ритуала на горе Тайшань текст благодарения Небу за установление новой династии).

283

Во времена Чуньцю властитель области Яньлин преподнес властителю царства Цзинь драгоценный меч, но вскоре царь умер, и меч повесили на дереве над его могилой; в дальнейшем словосочетание Яньлинский мечстало выражать идею нетленности памяти о прошлом.

761 г.

Беседка господина Се

Здесь господина Се покинул друг, И все несет печаль душе моей. Гость скрылся, но луны остался круг, Гора пуста, но все журчит ручей. Цветы цвели у брега по весне, Бамбук шумел осеннею порой… Живое и ушедшее во мне Соединились в песнь о встрече той.

753 г.

Посылаю младшему брату Чжао, помощнику начальника округа Сюаньчжоу

Ты в округ Сюаньчжоу послан, брат, Чтоб учинить порядок благочинный. Я ж петь луне всегда средь тучек рад, Бродя по склонам милых гор Цзинтинских. Пять осеней летят листы в Дунтин [287] , В трех реках [288] заплутал я без возврата. Мы редко видимся, а я один, Томленьем вздохов ночь моя объята.

287

Упоминание озера Дунтин связано не с географическим объектом, а с древней литературой — в памятнике «Чуские строфы» есть такая строка «О, волны озера Дунтин, деревья облетели»; цифра же 5 конкретна — поэт в пятый раз приехал в Сюаньчэн осенью.

288

Во многих областях Китая есть по 3 реки, и это словосочетание стало обозначать обобщение «реки и озера», «воды».