Стихи-Я Пушкина

О чем и был Воображаемый Разговор с Александром 1 Пушкина, как краеугольный камень литературы художественной.

Сам подход к книге в литературе обыкновенной неверен, ибо хочет узнать всегда одно и тоже, как либерализировал себя Лев Толстой:

– Ну-ка, ну-ка, что там есмь?

Но вот именно, что есмь, что значит, книга рассказывает не о том, что в ней есть, а что есть в Читателе! Он же про себя думает по-советски:

– У нас никто не бывает.
– В том смысле, что и я, грешный, вчерась после работы зашел в чапок, а о библиотике забыл и думать.

Читатель - главный герой любого художественного произведения. Как говорится:

– Вот в чем ответ на вопрос всех загадок Пушкина, Шекспира и Евангелия.

Он главный участник соревнований, про него написал и муж Ольги Берггольц Борис Корнилов, что ходит в лес за ёлками не один, а подумали:

– Организация-я.
– Думали пишет на Кремле по утрам заклинания, как его, возможный сторож, а это было только его:

– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля.

Сложность в том, что второй спектакль идет не так же - логически - как первый:

– Был Владимир, умер, а свято место пусто не бывает, появился похожий на него Бурмин, только уж в виде полковника.

Или в Дубровском, не одновременно Дубровский в роли князя Верейского стреляет в самого себя в конце книги, а его слуга, как Дубровский хватается за плечо раненый - тоже, можно сказать:

– Самим собой, - сначала все, как есть, и только потом, с милой, авось, и на сеновале уже, вспоминается, что жаль Дубровского, практически, как самого себя, и вообще:

– Абидно, паслушай, - за мрачность и бессмысленность жизни, - ясно:

– Герои Сами начинают показывать свои фокусы а ля Фигаро - то он здесь, а то и сам:

– Граф, - пожалуйста.
– И:

– Если не разыгрывают, то может и авось потом разыграются.
– Но вот так получается, что только в:

– Подсознании.
– Что значит:

– Человек, Читатель, Зритель сам становится Театром, Сценой для оживших созданий Пушкина.
– Как это и случилось с Адрияном Прохоровым в Гробовщике.

Поэтому ошибка говорить, что народ против Пушкина, ибо он уже самостоятельно живет и даже может устраивать сам спектакли в его пьесах:

– До сих пор, - и даже навсегда.

Настаивают, что Пушкин дикарь, негатив, тогда, как негатив и дикость есть противостояние ему, как и Иисусу Христу, вставшему с раскрытыми на кресте руками именно, как:

– Преобразователю Стихии, - но не так это показано в фильме про Бориса Пастернака Доктор Живаго 1965 года, когда люди стали деталями машин гидроэлектростанции, где если и живет мечта, то далеко не человеческая, а уж тем более, не народная, это даже не рабы - хуже:

– Это тени в загробном царстве.

Удивительным здесь является то, что Народ и Пушкин - едины, а вот остальные местные поэты, поэтессы и другие прозаики, почему-то нет.

Скорее всего, остальные не прошли отбор, отбор, однако, устроенный искусственно, как и написал Борис Пастернак - считавшийся здесь не поэтом, а свиньей, даже хуже свиньи - давайте, давайте, рвите и мечите икру, а в результате:

– Не только ничего нельзя, но и даже меньше, - как изобразил Владимир Сорокин:

– На уже готовый макет - не помню, чего уж там было, дом культуры, может, с давно прущейся к нему с печи на полати добродушной надписью:

– Физическая Культ-Ура, - это вам не кот наплакал, а тоже, нате вам:

– Искусство для народа, - и то лень сходить в соседний огород, где есть всеобщий туалет, а надо прямо здесь насрать персонально на все мечты народа:

– Жить вместе с Пушкиным.
– Более того, не только, а вообще:

– На право жить, хотя бы более-менее, без сознательно направленных против него подножек, как в Покровских Воротах претендент на развод Хоботов падает на катке, так его же и обвиняют в душевной педантичности только к своему собственному здоровью, а о жене, которой:

– Всё мало, - не печалится вовсе.
– И первые зрители, пришедшие на этот фильм Михаила Козакова были очень удивлены даже, что народу-то, оказывается, нужны только:

– Покой и воля, - как:

– Пушкину, - а не бежать позади Америки с палками:

– А вот догоню, тады табе будет Чарли Чаплин, как искусство издевательства одного человека надо другим.

Можно сказать, в данном случае, что Пушкина критикуют по тем же поводам, что и Чарли Чаплина:

– Вместо того, чтобы вместе со всем народом заниматься аутотренингом - бьет ногой по жопе полицейского, а у него семья, возможно, дети и так далее, тогда как ребята забывают:

– Никаких детей, ибо их съели еще раньше, когда они шли не по широкой дороге, как по тракту ли, а по самому тротуару и их сверху ловили веревкой, как хомутом за шею и: наверх, наверх быстрей, а там уж:

– Ели, - как и было расписано в одной из передач Радио Свобода про Таганрог, кажется, или что у них есть еще там времен недалеких от 17-го года, когда объявили, что:

– С этим делом - поедания одним человеком другого мы покончили - пусть и совсем недавно.

Приводятся слова Гершензона про:

– Черное варварство Пушкина.

Замена, бывших после этого варварства двух строк на более простые:

– Не буду здесь лишний раз посылать его на переподготовку к горе Синай, - в другой раз разберемся.

Не знаю, что еще там писал Гершензон, но ясно, что именно его Пушкин завернул в мацу, как в рваный треух возницу в Истории Села Горюхина, припершего такую-ю Стихию в это Горю-Хино, что носы повисли даже ниже:

– Нашего Пояса распоясанности.
– Ибо привез этот NN такую цивилизацию, что многие - точнее, никто так и понять не может:

– Что это: наша тысячелетняя история, - или уже:

– Довольно далеко ушедшее пост-историческое проползание под Листом Мёбиуса в Аду:

– Однако.

Приводится абсолютно умозрительное утверждение:

– Такова природа гениального творчества: парение над безднами, - Б. Парамонов.