Стихи. Песни. Сценарии. Роман. Рассказы. Наброски. Дневники.

«Жили-были волки…»

Жили-были волки У зеленой елки, Прятались под ветками Со своими детками. Елку срубили, Волков не спросили, Потому что волки Проживут без елки.

«Отпоют нас деревья, кусты…»

«…И степь отпоет». В. Хлебников

Отпоют нас деревья, кусты, Люди, те, что во сне не заметим, Отпоют окружные мосты, Или Киевский, или ветер. Да, и степь отпоет, отпоет, И товарищи, кто поумнее, А еще на реке пароход, Если голос, конечно, имеет. Басом, тенором — все мне одно, Хорошо, пароходом отпетым, Опускаться на светлое дно В мешковину по форме одетым. Я затем мешковину надел, Чтобы после, на расстоянье, Тихо всплыть по вечерней воде И услышать свое отпеванье.

ВОСПОМИНАНИЕ О ЛЕНИНГРАДЕ 65-ГО ГОДА

Все трезво. На Охте. И скатерть бела. Но локти, но локти Летят со стола. Все трезво. На Стрелке. И скатерть бела. Тарелки, тарелки Летят со стола. Все трезво. На Мойке. Там мост и канал: Но тут уж покойник Меня доконал. Ах, Черная речка, Конец февраля, И песня, конечно, Про некий рояль. Еще была песня Про тот пароход, Который от Пресни, От Саши, плывет. Я не приукрашу Ничуть те года. Еще бы Наташу И Пашу — туда.

«Ничего не получалось…»

В. П. Н [19]

Ничего не получалось — Я про это точно знал, Что всегда доступна частность И неведом идеал. Я его однажды видел — Не во сне, а наяву — Появился в лучшем виде, Повалился на траву. Мы во Внуково лежали, Отменялся самолет. Ничего уже не жаль мне, Жалко вот — Жаль мне только, жалко только — И тогда, да и теперь — Ничего не знаю толком О тебе и о себе.

19

В.П.Н. — писатель В. П. Некрасов.

«Чего ты снишься каждый день…»

В. П. Некрасову

Чего ты снишься каждый день, Зачем ты душу мне тревожишь, Мой самый близкий из людей, Обнять которого не можешь. Зачем приходишь по ночам, Распахнутый, с веселой челкой, — Чтоб просыпался и кричал, Как будто виноват я в чем-то. А без тебя повалит снег, А мне все Киев будет сниться… Ты приходи, хотя б во сне, Через границы, заграницы. 29 октября 1974 года

ПЕСЕНКА [20]

Я иду по городу — Мысль во мне свистит: Отпущу я бороду, Перестану пить, Отыщу невесту, Можно — и вдову, Можно — и неместную, — Клавой назову. А меня Сережей Пусть она зовет, Но с такою рожей Кто меня возьмет? Разве что милиция И — пешком — под суд. За такие лица Просто так берут. Да, дошел до ручки, Да, теперь хана. День после получки, Денег — ни хрена. Что сегодня? Пятница? Или же четверг? Пьяница, ты пьяница, Пропащий человек. Борода не вылечит, Мама не спасет, Потому что мама Под землей живет. Может, мне податься, Скажем, во Вьетнам? Да война там кончена И порядок там. Ну, а если в Чили? С хунтой воевать? Ведь меня учили В армии стрелять. Ночью на заборе «Правду» я читал: Сговор там, не сговор? Не понял ни черта. Ясно, убивают, А я в стороне. Хорошо, наверно, Только на Луне. 4 октября 1973 года

20

Драматург А. М. Володин в «Одноместном трамвае» пишет: «У каждого есть свое страдание. Геннадий Шпаликов, писатель светлого молодого дара, в течение двух-трех лет постарел непонятно, страшно. Встретились в коридоре киностудии. Он кричал — кричал! — „Не хочу быть рабом! Не могу, не могу быть рабом!.. (Далее нецензурно.)“. Он спивался. И вскоре повесился».

«Остается во фляге…»

Остается во фляге Невеликий запас, И осенние флаги Зажжены не про нас. Вольным — вольная воля, Ни о чем не грущу, Вздохом в чистое поле Я себя отпущу. Но откуда на сердце Вдруг такая тоска? Жизнь уходит сквозь пальцы Желтой горстью песка.

«Я к вам травою прорасту…»

Я к вам травою прорасту, Попробую к вам дотянуться, Как почка тянется к листу Вся в ожидании проснуться, Однажды утром зацвести, Пока ее никто не видит, — А уж на ней роса блестит И сохнет, если солнце выйдет. Оно восходит каждый раз, И согревает нашу землю, И достигает ваших глаз, А я ему уже не внемлю. Не приоткроет мне оно Опущенные тяжко веки, И обо мне грустить смешно Как о реальном человеке. А я — осенняя трава, Летящие по ветру листья, Но мысль об этом не нова, Принадлежит к разряду истин. Желанье вечное гнетёт — Травой хотя бы возвратиться. Она из мрака прорастет И к жизни присоединится.

ПЕСЕНКА ВО СНЕ

Что мне сутулиться Возле моста? Стану я улицей, Если не стал. Вижу не пристально, Из-под руки, Стану я пристанью Возле реки. Во всеуслышанье Все повторим; Возле Камышина, Сразу за ним, Доски проложены, Врыта скамья, Все как положено, — Пристань моя. Ночь не пугает, Звуки слышны, Бакен мигает Из-под волны. После восхода Мне из-за плеч Вдруг парохода Ясная речь. Если о сваи Стукнет арбуз, — Уха ли краем, Может, проснусь.

ПОВТОРНОЕ КИНО сценарии

Я ШАГАЮ ПО МОСКВЕ

С земли всегда завидуешь пролетающим над тобой и тем, кто улетает, тоже завидуешь, и почему-то с большим уважением относишься к прилетающим, особенно в первый момент. Стоит для этого только посмотреть посадку большого реактивного самолета, когда он, выпустив тормозной парашют, с ревом и пламенем из-под двигателей катится по бетону и крылья его, резко откинутые назад, покачиваются, дрожат от напряжения, а на бетоне остаются черные следы.

Наконец к самолету подкатывают трап. Следует короткая пауза, а затем дверь открывается, ее открывают изнутри, и мы ждем появления мужественных людей, спустившихся к нам, но люди выходят сонные — так, во всяком случае, было в это утро в Шереметьеве.

В числе других пассажиров в Москву прилетел молодой человек в синем, несгибаемом, непромокаемом плаще с клетчатой подкладкой, заметной потому, что плащ был расстегнут. Появившись из дверей самолета, он выпрямился, жадно вдохнул утренний воздух, оглядел с высоты трапа новое здание Аэропорта, похожее своей прозрачностью и простотой на обложку журнала «Техника — молодежи», и быстро, насколько ему позволяли идущие впереди, сбежал с трапа.