Стихи

ПИНАКОТЕКА 3. РЕПИН. АРЕСТ ПРОПАГАНДИСТА

В младенчестве невинном октябрятском пропагандиста я жалел до слез, жандарма ненавидел я всерьез на репродукции политиздатской. А в юности мятежной и дурацкой, в чаду портвейна, в дыме папирос, я ненависть святую перенес с жандарма на социалиста в штатском. А ныне… Ныне я не знаю сам, кто ненавистней из двоих, кто жальче — жандарм ли, слепо преданный властям, иль ослепленный пропагандой мальчик. И кто из них виновней, и когда они угомонятся навсегда.

АВТОРЕМИНИСЦЕНЦИЯ

Я пропал, как волк на псарне. Нет, скорей, как кот на псарне… А точнее – как блоха на стерильно чистой псарне! Здесь, в подшерстке у врага, с дерзостью паразитарной от зубов его скачу, «На-ка, выкуси!» – шепчу!

* * *

Когда Понтий Пилат с высоты передовой науки и прогрессивной культуры спросил арестованного жидка: «Что есть истина?» — он ведь не ожидал и не хотел услышать ответ. Он-то знал, что ответа нет… Априорные знания эти, высота философии сей аксиомами стали для бедных детей, пропечатаны в каждой газете, в интернете, буклете, кассете и в моем бестолковом куплете… Есть вопросы? Вопросов нету.

МОНОРИМ

Где только наша не пропадала, все-таки наша была. Пропадом нынче она запропала. И понимаю я мало-помалу: видимо, ваша взяла!

МЕГАЛОМАНИЯ-2

«Ты, Моцарт, – лох, и сам того не знаешь!» Да знаю я!.. От тленья убежав не слишком далеко и запыхавшись, я с понтом дела говорю себе: «Ты царь или не царь?! Живи один!» И я живу досель в подлунном мире, с успехом переменным подавляя припадки злобной зависти к Сальери, а ненависть к слепому скрипачу я прячу под усмешкой простодушной… Но божество мое проголодалось. И, знаешь, слишком долго не ебалось.

* * *

Не случайно, не напрасно, — поучает Филарет, — дар нечаянный, опасный получаешь ты, поэт. Не случайно глазки косы у бесстрастной Натали, не напрасно под откосом ты валяешься в пыли, внемлешь арфе серафима и ублюдкам MTV в ужасе несокрушимом, в счастии неутолимом, в неслучайной сей любви.

ТЕОЛОГИЧЕСКОЕ

Прочтя в Новом Завете об узких вратах и о тесном пути, муж праведный коими внидет в живот, — похабно осклабился я и тут же решил использовать сей каламбур в очередном мадригале, в песнопении любострастном. Но, слава Богу, вовремя одумался и ужаснулся. И возопил в сокрушении сердца: что же ты, нехристь, творишь?! Ты, порожденье ехиднино, совсем охренел, кимвал бряцающий!.. Но, ты знаешь, любимая, ужас-то в том, что, на самом-то деле, в глубине смятенной души уподобленье сие не кажется мне богохульным. Нет, не кажется.

ТЕХНОЛОГИИ, СТРАТЕГИИ И ПРАКТИКИ

С пафосом, с хаосом и с Дионисом Логосу надо наставить рога, ну а потом уж представить Его дьяволом, ну а потом изгонять! И больше никто нам не будет мешать жить-поживать да добра наживать.

* * *

У поэзии с культурой отношенья не ахти!.. Как, собственно, и у самой культуры с цивилизацией. Т. е. отношенья-то близкие, можно сказать, родственные, но непростые. Ну, как у Бульбы и Андрия… (Что-то очень уж мудрёно и не очень актуально — Шпенглер, Фрейд, Делёз, Толстой — Полный, батенька, отстой!) Да и непонятно – кто кого породил, кто кого убьет?

ПИРОСКАФ

И поскольку всё, что я любил, что я хранил, в чем сердце я похоронил, сброшено с корабля (или у футуристов «с парохода»?) современности — сигану-ка и я за борт! Конечно, спасти никого не удается, но хотя бы недолго еще побарахтаюсь, побуду в приличном обществе, в роковом его просторе… А «Титаник» пусть себе плывет, и приблатненный Ди Каприо пусть себе ставит раком всех пассажирок и членов команды. Молодцу плыть недалечко.

ЛОГОМАХИЯ

Увы! Логофобы ломят, гнутся логопеды… Ну что ж, правда ваша. Ваша победа. Ваша взяла, лотофаги и логоложцы… Но это ж не значит, что надо опять приветственным гимном встречать тех, кто меня уничтожит! Или, ручки подняв, выбегать с криком «Нихт шиссен! Логос капут!», как жалкие фрицы в комедиях… Как Швабрин. Не взывай к нему жалобно – Царь-Государь! Даже эти слова бессловесная тварь не способна понять, к сожаленью.

* * *

Так, шепча в ночи «Прииди!», так, рыча в ночи «Изыди!», сам я злобой изошел и в отчаянье пришел. Здесь, в отчаянье, в отчайнье, в положенье чрезвычайном я давненько не бывал. Лет, наверно, 19! И бахвалился, нахал, больше здесь не появляться. Зарекалася свинья… Эй, встречайте! Вот он я!

* * *

Плохо тебе, плохонький? Гадко тебе, гаденький? Страшно тебе, страшненький? Мало тебе, маленький? Мало тебе?! Хочешь еще?! А не слабо тебе, слабенький? А вот нисколько не слабо! Бог судья нам, видит Бог, что, какой бы ни был я, я – частица бытия! Ну а ты-то, ты-то кто, обнаглевшее Ничто? Пусть я плохонький такой, и бессмысленный, и гадкий, и лежащий под тобой на обеих на лопатках — я-то все-таки живой! Ты же – вовсе никакой! И плевать мне, что изрек тронутый Мельхиседек! Запретил мне верить Логос, что ничтожество есть благо! Мало, мало, мало мне!.. Да и страшно не вполне.

ПИНАКОТЕКА 4. СЛУЖИТЕЛИ КУЛЬТА

Когда В. Сорокин, культовый писатель (по словам культового телеведущего), посетил культовых героев шоу «За стеклом» и отечески попенял им за то, что они, по недостатку гражданского и эстетического мужества, не стали какать и писать в прямом эфире, но в общем и целом одобрил усилия Макса, Марго и Дэна по дальнейшему просвещению немытой России, он мне живо напомнил другого культового писателя — Алексея Максимовича Горького, который на встрече с культовыми героями своего времени — гепеушниками Беломоро-Балтийского канала — умиленно прослезился и сказал: «Черти вы драповые! Вы сами не понимаете, какое великое дело делаете!» И я подумал — вот он, вот он снова. сюжет для будущих монументальных мозаик в метро и для новых, грядущих Комара и Меламида!

AB OVO

А на самом деле, Humpty-Dumpty (в русском классическом переводе – Шалтай-Болтай) является символом всей вообще литературы и культуры (во всяком случае, иудео-христианской, или, скажем, греко-римской, ну, в общем, нашей, европейской). А может, и цивилизации. Ну, во-первых — пластическая завершенность и совершенность, идеальность самой его формы и формальность, рациональность сего аполлонического идеала. (Помнишь, кстати, – «Я с детства не любил овал!»? И чудесное приговское продолжение — «Я с детства просто убивал!») Да и сам этот мраморно-гипсовый цвет — отсылающий непосредственно к эллинистическим нашим истокам. И вообще, перенасыщенность всякими вечными смыслами (от Леды до Пасхи). И много чего еще. А во-вторых — хрупкость и ненадежность, беззащитность и даже обреченность быть кокнутым так или иначе в конце концов. И то, что сидел не где-нибудь, а на стене, которая, в свою очередь, знаменует не только урбанистичность, но и вообще всякое разграничение, структурность, если хотите, членораздельность. К этому можно добавить и упование (кажется, неоправданное) на некие трансцендентные силы (Король и все его воинство). И пребывание в снах роковых. Картинка вполне безысходная, но что тут попишешь, ведь даже имманентная способность к развитию и преображенью (яйцо все ж таки!) только усугубляет горечь и жалость. Горечь, и жалость, и гнев.