Стихотворения и поэмы

77–81. ПЕРЕВОДЫ ИЗ А. МКРТЧЬЯНЦА (Армения)

«Из воздушного гарема…»

Из воздушного гарема Унеслась моя поэма.. Черт проснулся спозаранку: «Где поэма? Где беглянка?» И зарница озорная Хитро молвила: «Не знаю! Не видала не слыхала, Только тихо полыхала…»

1. «Греческое тело обнажив…»

Греческое тело обнажив, Девушка дрожит от нетерпенья… Тихо спит мое стихотворенье, Голову на камень положив. Девушка сгорит от нетерпенья, Оттого, что вот уж сколько лет Девушка, какой на свете нет, Снится моему стихотворенью.

2. «Молодое греческое тело…»

Молодое греческое тело Изредка хотелось полюбить, — Так, бывало, до смерти хотелось, Ночью просыпаясь, закурить. И однажды полночью слепою Мимо спящей девушки моей Я промчусь, как мчится скорый поезд Мимо полустаночных огней.

3. «Дикая моя натура!..»

Дикая моя натура! Что нашла ты в этой сладкой лжи? Никакая греческая дура Тело предо мной не обнажит. Так однажды в детстве в наказанье Мать меня лишила леденцов, — Ничего не выдало лицо, Но глаза лоснились от желанья.

4. «Молодость слезами орошая…»

Молодость слезами орошая, В поисках последнего тепла, Видишь — голова моя большая Над тобой, как туча, проплыла. Никогда она не пожалеет, Что плыла, как туча, над тобой, Оттого, что облако имеет Очень много общего с землей. 1927

82. СТАРОСТЬ

Вот я обтрепан ветрами, Как старое зданье, Форму теряю свою, Как раздетый солдат. Мышцы ослабли, И дремлют воспоминанья, Первые ласточки — Старые ласточки — Спят. Вся в сарпинке веселья, Не веруя в старость чужую, Юность рядом идет, Как моя проходила в те дни. И под солнцем ее, Притворяясь своим, Прохожу я, Больше чем нужно — На три четверти скрытый в тени… С улиц врываясь, Звенит на столе у поэта Крошками хлеба Разбросанный праздничный звон… Близится старость… И мельтешат у окон Стаи ворон, С отвращением ждущие лета… 1927

83. БАЛЛАДА

Два мертвеца Выходят из Вердена, Закуривают И глядят на свет, Чтобы узнать, Какая перемена Произошла За эти десять лет. Они шагают сутки По Карпатам… Огромен путь — Им надобно спешить, Чтоб весь свой штаб Покрыть французским матом, Немецкой неприличностью Покрыть!.. Они рассекают просторы И видят В туманном бреду — Во Францию два гренадера Из русского плена бредут. «До дому ли, Или к невесте — Упрятаться в брачном тепле,— Пойдемте, товарищи, вместе По этой проклятой земле! Пройдя через лес, Через реки, Погибли в начале зимы Вы — в девятнадцатом веке, В начале двадцатого — мы! Шагая по нашей отчизне, Никак мы не можем понять: Какая такая причина Заставила нас умирать?» И вот по земле воспаленной Идут по высокой горе Солдаты Наполеона, Вильгельма и Пуанкаре. Их взгляды тревожны и зорки, И видят они — Впереди Их пятый товарищ В Нью-Йорке На гауптвахте сидит… Путям-дорогам Не видать конца… С пяти утра До самого заката Идут, идут Четыре мертвеца К могиле Неизвестного солдата. Минуя провансальские сады, Они стучат Заржавленным мушкетом, Чтоб вчетвером На площади Звезды Заговорить С большим авторитетом. Они хотят Сказать такую речь, Чтоб стала всей земле Она понятна, Чтоб в воздухе Остановилася картечь И повернула На зачинщиков обратно. Они хотят Начальникам сказать, Свои слова Перемежая матом, Что надоело За богатых умирать До черта Гренадерам и солдатам. И если их В атаку позовут — Смыкая строй, Под знаменем братанья Все неизвестные солдаты Перейдут К довольно популярному Восстанью! Так говорит из Вердена Ушедший мертвый солдат! Таким языком непременно Живые заговорят! 1927 (?)

84. ПОХОРОНЫ РУСАЛКИ

И хотела она доплеснуть до луны Серебристую пену волны. Лермонтов

Рыбы собирались В печальный кортеж, Траурный Шопен Громыхал у заката… О светлой покойнице, Об ушедшей мечте, Плавники воздев, Заговорил оратор. Грузный дельфин И стройная скумбрия Плакали у гроба Горючими слезами. Оратор распинался, В грудь бия, Шопен зарыдал, Застонал И замер. Покойница лежала Бледная и строгая. Солнце разливалось Над серебряным хвостом. Ораторы сменяли Друг друга. И потом Двинулась процессия Траурной дорогою. Небо неподвижно. И море не шумит… И, вынув медальон, Где локон белокурый, В ледовитом хуторе Растроганный кит Седьмую папиросу, Волнуясь, Закуривал… Покойницу в могилу, Головою — на запад, Хвостом — на восток. И вознеслись в вышину Одиннадцать салютов — Одиннадцать залпов — Одиннадцать бурь Ударяли по дну… Над морем, Под облаком Тишина, За облаком — Звезды Рассыпанной горсткой… Я с берега видел: Седая волна С печальным известьем Неслась к Пятигорску. Подводных глубин Размеренный ход, Качающийся гроб — Романтика в забвенье. А рядом Величавая Рыба-счетовод Высчитывает сальдо — Расход на погребенье. Рыба-счетовод Не проливала слез, Она не грустила О тяжелой потере. Светлую русалку Катафалк увез, — Вымирают индейцы Подводной прерии… По небу полуночному Проходит луна, Сказка снаряжается К ночному полету. Рыба-счетовод Сидит одна, Щелкая костяшками На старых счетах. Девушка приснилась Прыщавому лещу, Юноша во сне По любимой томится. Рыба-счетовод Погасила свечу, Рыбе-счетоводу Ничего не приснится… Я с берега кидался, Я глубоко нырял, Я взволновал кругом, Я растревожил воду, Я рисковал как черт, Но не достал, Не донырнул До рыбы-счетовода. Я выполз на берег, Измученный, Без сил, И снова бросился, Переведя дыханье… Я заповедь твою Запомнил, Михаил, — Исполню, Лермонтов, Последнее желанье! Я буду плыть Сквозь эту гущу вод, Меж трупов моряков, Сквозь темноту, Чтоб только выловить, Чтоб рыба-счетовод Плыла вокруг русалки С карандашом во рту… Море шевелит Погибшим кораблем, Летучий Голландец Свернул паруса. Солнце поднимается Над Кавказским хребтом, На сочинских горах Зеленеют леса. Светлая русалка Давно погребена, По морю дельфин Блуждает сиротливо… И море бушует, И хочет волна Доплеснуть До прибрежного Кооператива. 1928

85. ИГРА

Сколько милых значков На трамвайном билете! Как смешна эта круглая Толстая дама!.. Пассажиры сидят, Как послушные дети, И трамвай — Как спешащая за покупками мама. Инфантильный кондуктор Не по-детски серьезен, И вагоновожатый Сидит за машинкой… А трамвайные окна Цветут на морозе, Пробегая пространства Смоленского рынка. Молодая головка Опущена низко… Что, соседка, Печально живется на свете?.. Я играю в поэта, А ты — в машинистку; Мы всегда недовольны — Капризные дети. Ну, а ты, мой сосед, Мой приятель безногий, Неудачный участник Военной забавы, Переплывший озера, Пересекший дороги, Зажигавший костры У зеленой Полтавы… Мы играли снарядами И динамитом, Мы дразнили коней. Мы шутили с огнями, И махновцы стонали Под конским копытом,— Перебитые куклы Хрустели под нами. Мы играли железом, Мы кровью играли, Блуждали в болоте, Как в жмурки играли… Подобные шутки Еще не бывали, Похожие игры Еще не случались. Оттого, что печаль Наплывает порою, Для того, чтоб забыть О тяжелой потере, Я кровавые дни Называю игрою, Уверяю себя И других… И не верю. Я не верю. Чтоб люди нарочно страдали, Чтобы в шутку Полки поднимали знамена… Приближаются вновь Беспокойные дали, Вспышки выросших молний И гром отдаленный. Как спокойно идут Эти мирные годы — Чад бесчисленных кухонь И немытых пеленок!.. Чтобы встретить достойно Перемену погоды, Я играю, как лирик — Как серьезный ребенок… Мой безногий сосед — Спутник радостных странствий! Посмотри: Я опять разжигаю костры, И запляшут огни, И зажгутся пространства От моей небывалой игры. 1928

86. БОЛЬШАЯ ДОРОГА

К застенчивым девушкам, Жадным и юным, Сегодня всю ночь Приближались кошмаром Гнедой жеребец Под высоким драгуном, Роскошная лошадь Под пышным гусаром… Совсем как живые, Всю ночь неустанно Являлись волшебные Штабс-капитаны, И самых красивых В начале второго Избрали, ласкали И нежили вдовы. Звенели всю ночь Сладострастные шпоры, Мелькали во сне Молодые майоры, И долго в плену Обнимающих ручек Барахтался Неотразимый поручик… Спокоен рассвет Довоенного мира. В тревоге заснул Городок благочинный, Мечтая Бойцам предоставить квартиры И женщин им дать Соответственно чину,— Чтоб трясся казак От любви и от спирта, Чтоб старый полковник Не выглядел хмуро… Уезды дрожат От солдатского флирта Тяжелой походкой Военных амуров. Большая дорога Военной удачи! Здесь множество Женщин красивых бежало, Армейцам любовь Отдавая без сдачи, Без слез, без истерик, Без писем, без жалоб. По этой дороге, От Волги до Буга, Мы тоже шагали, Мы шли задыхаясь, — Горячие чувства И верность подругам На время походов Мы сдали в цейхгауз. К застенчивым девушкам, В полночь счастливым, Всю ночь приближались Кошмаром косматым Гнедой жеребец Под высоким начдивом, Роскошная лошадь Под стройным комбатом. Я тоже не ангел, — Я тоже частенько У двери красавицы Шпорами тенькал, Усы запускал И закручивал лихо, Пускаясь в любовную Неразбериху. Нам жены простили Измены в походах. Уютом встречают нас Отпуск и отдых. Чего же, друзья, Мы склонились устало С тяжелым раздумьем Над легким бокалом? Большая дорога Манит издалече, Зовет к приключеньям Сторонка чужая, Веселые вдовы Выходят навстречу, Печальные женщины Нас провожают… Но смрадный осадок На долгие сроки, Но стыд, как пощечина, Ляжет на щеки. Простите нам, жены! Прости нам, эпоха, Гусарских традиций Проклятую похоть! 1928

87. КРИВАЯ УЛЫБКА

М. Голодному и А. Ясному

Меня не пугает Высокая дрожь Пришедшего дня И ушедших волнений, — Я вместе с тобою Несусь, молодежь, Перил не держась, Не считая ступеней. Короткий размах В ширину и в длину — Мы в щепки разносим Старинные фрески, Улыбкой кривою На солнце сверкнув, Улыбкой кривою, Как саблей турецкой… Мы в сумерках синих На красный парад Несем темно-серый Буденовский шлем, А Подлость и Трусость, Как сестры, стоят, Навек исключенные Из ЛКСМ. Простите, товарищ! Я врать не умею — Я тоже билета Уже не имею, Я трусом не числюсь, Но с Трусостью рядом Я тоже стою В стороне от парада. Кому это нужно? Зачем я пою? Меня всё равно Комсомольцы не слышат, Меня всё равно Не узнают в бою, Меня оттолкнут И в мещане запишут. Неправда! Я тот же поэт-часовой, Мое исключенье Совсем неопасно Меня восстановят — Клянусь головой!.. Не правда ль, братишки Голодный и Ясный? Вы помните грохот Двадцатого года? Вы слышите запах Военной погоды? Сквозь дым наша тройка Носилась бегом, На нас дребезжали Бубенчики бомб И молодость наша — Веселый ямщик — Меня погоняла Со свистом и пеньем. С тех пор я сквозь годы Носиться привык, Перил не держась, Не считая ступеней… Обмотки сползали, Болтались винтовки… (Рассеянность милая, Славное время!) Вы помните первую Командировку С тяжелою кладью Стихотворений? Москва издалёка, И путь незаметный, Бумажка с печатью И с визой губкома, С мандатами длинными Вместо билетов, В столицу, На съезд Пролетарских поэтов. Мне мать на дорогу Яиц принесла, Кусок пирога И масла осьмушку. Чтоб легкой, как пух, Мне дорога была, Она притащила Большую подушку. Мы молча уселись, Дрожа с непривычки, Готовясь к дороге, Дороги не зная… И мать моя долго Бежала за бричкой, Она задыхалась, Меня догоняя… С тех пор каждый раз, Обернувшись назад, Я вижу Заплаканные глаза. — Ты здорово, милая, Утомлена, Ты умираешь, Меня не догнав. Забудем родителей, Нежность забудем, — Опять над полками Встает атака, Веселые ядра Бегут из орудий, Высокий прожектор Выходит из мрака. Он бродит по кладбищам Разгоряченный, Считая убитых, Скользя над живыми. И город проснулся Отрядами ЧОНа, Вздохнул шелестящими Мостовыми… Я снова тебя, Комсомол, узнаю, — Беглец, позабывший Назад возвратиться, Бессонный бродяга, Веселый в бою, Застенчивый чуточку Перед партийцем. Забудем атаки, О прошлом забудем. Друзья! Начинается новое дело, Глухая труба Наступающих буден Призывно над городом Загудела. Рассвет подымается, Сонных будя, За окнами утренний Галочий митинг. Веселые толпы Бессонных бродяг Храпят По студенческим общежитьям. Большая дорога За ними лежит, Их ждет Дорога большая Домами, Несущими этажи К празднику Первого мая… Тесный приют, Худая кровать, Запачканные Обои, И книги, Которые нужно взять, Взять — по привычке — С бою. Теплый народ! Хороший народ! Каждый из нас — Гений. Мы — по привычке — Идем вперед Без отступлений! Меня не пугает Высокая дрожь Пришедшего дня И ушедших волнений… Я вместе с тобою Несусь, молодежь, Перил не держась, Не считая ступеней. 1928

88. «Я годы учился недаром…»

Я годы учился недаром, Недаром свинец рассыпал — Одним дальнобойным ударом Я в дальнюю мачту попал… На компасе верном бесстрастно Отмечены Север и Юг. Летучий Голландец напрасно Хватает спасательный круг. Порядочно песенок спето, Я молодость прожил одну,— Посудину старую эту Пущу непременно ко дну… Холодное небо угрюмей С рассветом легло на моря, Вода набирается в трюме, Шатается шхуна моя… Тумана холодная примесь… И вот на морское стекло, Как старый испорченный примус, Неясное солнце взошло. На звон пробужденных трамваев, На зов ежедневных забот Жена капитана, зевая, Домашней хозяйкой встает. Я нежусь в рассветном угаре, В разливе ночного тепла, За окнами на тротуаре Сугубая суша легла. И где я найду человека, Кто б мокрою песней хлестал, — Друзья одноглазого Джека Мертвы, распростерлись у скал. И всё ж я доволен судьбою, И всё ж я не гнусь от обид, И всё же моею рукою Летучий Голландец убит. 1928

89. ПОГОДА

Весенняя зелень И запах сиреневый, Как следует вымок Ландшафт благочинный, Его описали б Аксаков с Тургеневым, А я не могу — По многим причинам… Я раньше не знал, Что такое погода, Я зелени запах Не чувствовал даже, Не знал разделений Времени года. Теперь… Приспосабливаюсь к пейзажу. Нет разницы Между летней и зимней шрапнелью, Снег или дождь Не меняют границы, Я зиму угадывал — По шинели, Лето — По тяжести амуниции… Лето — в зеленом, Зима — в белизне, Страна содрогалась От тифа и голода, А я не знал, Что идет снег, Я только чувствовал, Что мне холодно. Я в душных казармах Укладывал сено, Когда выводили Коней из конюшен, Весна Прихорашивалась усердно, А я — Совершенно к ней равнодушен! Природа часами Ждала на дворе меня, Звали к деревьям Разные птички, — А я хоть бы что! Не было времени, А может быть, так, С непривычки… Потом, Уволенный по демобилизации, Сумел я с поэтами Как-то связаться, Зимою и летом Всегда одинаковыми — С Малаховыми Сергеями, Со Шведовыми Яковами. В поэзии новость, Последняя мода: Два цвета — Черное или белое. Спросите поэта: Какая погода? Не знает, — Никто погоды не делает… Солнце и зелень, Птички и травы… На эти предметы Священное право Я отдал, Без сожаления всякого, Почтенным Тургеневу и Аксакову! 1928

90. НОЧЬЮ

Ночные трамваи Уже не звенят, Порядочные люди Давно уже спят, Ветку над балконом Полночь шелохнула, Спит Арифметика, И Алгебра уснула. Полночь поднялась Над Советским Союзом, С катетами рядышком Спят гипотенузы… Сколько их здесь! — боже мой! Целая семья… Что же вы не спите, Курносая моя? Может вас пугает Ответственный пост? Сон инженера Не легок и не прост! Усните! — Сейчас В лежачем положении Сам нарком Путей сообщения!.. Мне не спится тоже… За перегородкой Инженер проносит Девичью походку; Бормотанье тихое, Шелест страницы — Может быть, от этого Мне не спится… На соседней башне Пробило двенадцать, Девушкам стыдливым Влюбленные снятся, Полночь протянула Волшебные нити. Товарищ инженер, Пожалуйста, засните! За перегородкой Шаги неустанно… Слышу инженера Тонкое сопрано: — Спите, пожалуйста, — Я вам не мешаю! — Выдержка у девушки Очень большая… Скинув на время Тяжелый груз, Спит, отдыхает Советский Союз, И заря над крышами Опускает мостик, Где облако спрятало Розовый хвостик… 1928