Стихотворения и поэмы

91. АВТОДОР

То нас ветер гонит По полям, С озимью мешая Пополам, То развозят нас Туда-сюда Тихоокеанские Суда. Мы узнали, осмотрели Не одно Летом ненащупанное Дно, Мы — свидетели подводной Кабалы Терпеливой рыбы — Камбалы… Издревле дорога Начата, Пройдены Хабаровск И Чита, Изморозью сказочных Былин Светится дорога На Берлин. Не доев густого Кулеша, В Лондон направляется Левша, До чего уж примитивна И плоха Английская знатная Блоха… Белые медведи, Как плоды, Свесились на мурманские Льды, К бою вышла Арктика Сама — Не один медведь сошел С ума. «Красин», выплывая На борьбу, Набекрень заламывал Трубу… Мы изъездили всю землю Поперек, Да какой же, братцы, В этом прок? Эх, дорога! Гром тебя Рази! Мы весь век полощемся В грязи. Хватит нам бахвалиться В пути — Нам бы до уезда Добрести! Кой-там черт — Арктическая ночь, Коль телегу вытащить Невмочь! Говорят в деревне (Может, зря): Родила земля Богатыря, — Он одну оглобельку Возьмет — А уж вся тележенька Встает, Он дыхнет легонько На пути — Тут тебе проехать И пройти. Он пройдет средь сосен И осин, Совнаркома самый младший Сын, За собой сквозь леса Старину Гладкую дорогу Протянув… Что ж ты медлишь? Покажи задор, Гой еси ты, славный Автодор! 1928

92. «Товарищ устал стоять…»

Товарищ устал стоять… Полуторная кровать По-женски его зовет Подушечною горою, Его, как бревно, несет Семейный круговорот, Политика твердых цен Волнует умы героев. Участник военных сцен Командирован в центр На рынке вертеть сукном И шерстью распоряжаться, Он мне до ногтей знаком — Иванушка-военком, Послушный партийный сын Уездного града Гжатска. Роскошны его усы; Серебряные часы Получены благодаря Его боевым заслугам; От Муромца-богатыря До личного секретаря, От Енисея аж До самого до Буга — Таков боевой багаж, Таков богатырский стаж Отца четырех детей — Семейного человека. Он прожил немало дней — Становится всё скучней, Хлопок ему надоел И шерсть под его опекой. Он сделал немало дел, Немало за всех радел, А жизнь, между тем, течет Медлительней и спокойней. Его, как бревно, несет Семейный круговорот… Скучает в Брянских лесах О нем Соловей-разбойник… 1928

93–95. ТРИ СТИХОТВОРЕНИЯ

1. ПОЕЗД

Он гремит пассажирами и багажом, В полустанках тревожа звонки. И в пути вспоминают Оставленных жен Ревнивые проводники. Он грохочет… А полночь легла позади На зелено-оранжевый хвост. Машинист с кочегаром Летят впереди Лилипутами огненных верст. Это старость, Сквозь ночь беспощадно гоня, Приказала не спать, не дышать, Чтобы вновь кочергой, Золотой от огня, Воспаленную юность мешать. Чтобы вспомнить расцвет Увядающих губ, Чтобы молодость вспомнить на миг… Так стоит напряженно, Так смотрит на труп Застреливший жену проводник.

2. ВЕТЕР

Сквозь лес простирая Придушенный крик, Вприсядку минуя равнины, Проносится ветер, Смешной, как старик, Танцующий на именинах. Невежда и плут — Он скатился в овраг, Траву разрывая на части, Он землю копает: Он ищет, дурак, Свое идиотское счастье. Не пафос работы, Не риск грабежа, А скучное, нудное дело: Проклятая должность — Свистеть и бежать — Порядком ему надоела. Он хочет сквозь ночь Пронести торжество Не робким и не благочинным, Он ропщет… И я понимаю его По многим, по тайным причинам…

3. ПОЕЗД И ВЕТЕР

Через голубые рубежи, Через северный холодный пояс Ветер вслед за поездом бежит, Думая, что погоняет поезд. Через Бологое в Ленинград, Дуя в вентиляторы ретиво, Он бежит за поездом, — Он рад Собственной инициативе. Он обманут, Он трудится зря. Он ненужен, но доволен зверски, На себя ответственность беря За доставку поездов курьерских. Он боится время потерять И гудит, И носится по крыше… Так не станемте ж его разуверять: Пусть гудит, Чтоб не было затишья… 1929

96. РОСТОВ

Много милого и простого Есть у города Ростова, Два проспекта «пути пройденного» — Ворошилова и Буденного. Неспокойная и бедовая, Днем и ночью шумит Садовая, Переулки стоят тихи, В них читают весь день стихи, И по этому только судя — Симпатичные это люди. В этой славной земле родится Много лозунгов и традиций. Вот плакат наклонился близко: «Торопись! Открыта подписка! Кто силен и кто духом молод — Подпишись на газету, „Молот“!» Тише, сердце и шаг мой, тише — Предо мною висят афиши: «Начинается в полвосьмого Вечер Шолохова и Светлова!» Слово техники, связь живая — По Ростову идут трамваи, Пролегла их судьба косая От Садовой и до «Аксая», И катаются ростовчане От Ростова к Нахичевани. В этом городе славных былей Очень мало автомобилей, Очень мало бюрократизма, Очень много социализма… Много милого и простого Есть у города Ростова, Есть там девушка по имени — Бэла… Ну, да это — другое дело… Фонари здесь горят кострами Воспаленными вечерами, Будто снова перед походом, Город бредит двадцатым годом, Город кажется возбужденным, Омываемый тихим Доном… 1929

97. ЧЕТЫРЕ ПУЛИ

Первая пуля Попала в ногу, Но я, представьте, не был взволнован, — Я был совершенно спокоен… Ей-богу! Честное слово!.. То ли бог, то ли черт мне помог? До сих пор Я понять не могу — Для меня это тайна. Пуля вторая Летела в упор И в меня не попала Чисто случайно… Нам, калекам-бойцам, Только жрать, только спать, Только радость одна, Что друзей вспоминать. Жаркой кровью своей Поперхнувшись на миг, Третьей пулей сражен, Пал братишка комбриг. Он стоял, чудачок, У врага на виду, Он упал на траву Головой бесшабашной… О четвертой пуле Я речь поведу, О четвертой — О самой тяжелой и страшной. Эта пуля вошла В мою главную жилу И бежит, Отнимая последнюю силу. Я всю ночь провожу На бессонной постели, — Эта пуля без отдыху Шляется в теле. Приложи только руку — И нащупаешь ты Мгновенную выпуклость быстроты. Приложи только ухо — И услышь, недвижим, Как свистит эта пуля По жилам моим. Ты мне жилу разрежь, если нож твой остер, Чтобы пулю добыть и запрятать в затвор, Потому что в степях поднимается дым, И свинец еще будет необходим! 1929

98. ПОЗДРАВЛЕНИЕ

Когда исполнится двадцать шесть. Стараясь спокойным быть, Ты смотришь назад, ты годы свои Называешь по именам. Еще не настал Обеденный час, До ужина так далеко! Каким это образом, черт возьми, Получается двадцать шесть?.. Потом, как порядочный человек, Ты в руку берешь портфель — Серьезен, как бог, Ты идешь исполнять Обязанности свои. И, схвачен работой, Ты узнаёшь, Как много людей и дел, И молнией вдаль Уносит обед, И ужин давно остыл. И ты возвращаешься домой В египетской темноте. Звезды баюкают не спеша Ночных извозчиков сон. Торговцы, Не спящие никогда, На рынок уже спешат… И ты удивляешься, как дитя, Молодости своей. Ты у витрины На миг встаешь И смотришь в зеркальный мир: Ты молод! Ты снова годы свои Называешь по именам. И ты называешь все двадцать шесть! И каждый из них — комиссар, И каждого Убивают в упор, И жизнь моя, как Баку! И кровь моя Высоко-высоко Из скважины сердца бьет, И кровь мою Везут поезда Цистернами по стране. Как скорая помощь, Стране моей Автомобильный бег. Я молод, друзья! Это кровь моя В движенье приводит их. Она увеличивает быстроту Тяжелых бронепоездов, Чтоб после Тяжелым осадком лечь На дно деревенских ламп. Я молод, друзья! Это кровь моя Шумит по моей стране, Она над моей, Над твоей головой Проносит аэроплан… И я на скамье Погружаюсь в сон, В небесно-радостный сои, Вокруг меня Стоят сторожа, Как ангелы у дверей. Мимо меня, Не видя меня, Первый бежит трамвай: Увы, к сожаленью, Друзья мои, Нефть ему не нужна. И я направляю Свой путь домой — Часок-другой доспать, И жизнь с поздравленьем Приходит ко мне На следующий день. Я рад ее видеть Везде и всегда, Я дьявольски молод! Но Мне всё же В следующем году Исполнится двадцать семь. 1929

99. ПРИЗРАК БРОДИТ ПО ЕВРОПЕ

Призрак бродит по Европе, Он заходит в каждый дом, Он толкает, Он торопит: «Просыпайся! Встань! Идем!» По Европе призрак бродит, По заброшенным путям, Он приходит, Он уходит, Он бредет по деревням. Ветер бьется под кудлатой, Под астральной бородой, Пахнет ландышем и мятой, Дышит классовой борьбой. По Европе бродит призрак, Что-то в бороду ворчит, Он к романтикам капризным, Как хозяйственник, стучит. Мир шатается под взглядом Воспаленных, гнойных глаз… Он хозяйственным бригадам Дал рифмованный приказ. Он порою неурочной Заглянул ко мне домой, И спешит Дальневосточной Отнести подарок мой. Он идет сквозь лес дремучий И бормочет всё одно: «Мчатся тучи, вьются тучи, Петушок пропел давно!» Соучастник, соглядатай — Ночь безумеет сама, Он при Энгельсе когда-то, Он давно сошел с ума. Он давно в дорогу вышел, И звучит, как торжество, И звучит, как разум высший, Сумасшествие его. 1929

100. ВСТУПЛЕНИЕ К ПОВЕСТИ

О душа моя! Ты способная девочка. Ты Одною из лучших Считалась в приготовительном классе… Ты из юбок своих вырастаешь, Меняешь мечты И уже начинаешь по каждому поводу клясться. Ты — мещанка, душа моя! Ты — жрица домашнего плена… Это время прошло, Это славное время, когда Ты, по мненью Верхарна, Тряслась, Трепетала, Провожая Бегущие рядом с тобой поезда. Поездов не видать… Ты скрипишь на домашней оси — Переросток пассивный, Исключенная из комсомола… Слышишь? Рюмки звенят, Поднимая высокое «си», Им тарелки на «до» Отвечают раскатом тяжелым… «До»… «Си»… До сих пор отдаленный напев Поднимается к небу И падает, осиротев; Поле жарких боев Покрывается легким морозом. Голос в русло вошел, И поэт переходит на прозу. Свой разбрызганный пафос, Свой пыл Он готов обязаться, Собирая по каплям, Разложить по частям и абзацам, Чтоб скрипело перо, Открывая герою пути, Чтобы рифмы дрожали, Не смея к нему подойти. Он придет — мой герой, Оставляя большие следы… Он откуда придет? Из какой социальной среды? Он пройдет сквозь республику, И, дойдя до восточной границы, — Мы условились с ним,— Он обязан мне будет присниться! В петушиное утро, Подчиняясь законам похода, Он пройдет, Освещен Старомодной расцветкой восхода. Под свинцовым осколком, Придавленный смертною глыбой, Он умрет вдалеке И шепнет, умирая: «Спасибо!» Нет! Он сразу займется, Он будет, наверно, упорен В заготовительном плане, В сортировке рассыпанных зерен… Впрочем, делай что хочешь! Если б знал ты, как мне надоело, Выбирая работу тебе, Самому оставаться без дела. Что мне делать теперь И какой мне работой заняться, Если повесть моя Начинает опять волноваться?.. 1929

101. ДОН-КИХОТ

Годы многих веков Надо мной цепенеют. Это так тяжело, Если прожил балуясь… Я один — Я оставил свою Дульцинею, Санчо-Пансо в Германии Лечит свой люэс… Гамбург, Мадрид, Сан-Франциско, Одесса — Всюду я побывал. Я остался без денег… Дело дрянь. Сознаюсь: Я надул Сервантеса, Я — крупнейший в истории Плут и мошенник… Кровь текла меж рубцами Земных операций, Стала слава повальной И храбрость банальной, Но никто не додумался С мельницей драться, — Это было бы очень Оригинально! Я безумно труслив, Но в спокойное время Почему бы не выйти В тяжелых доспехах? Я уселся на клячу. Тихо звякнуло стремя, Мне земля под копытом Желала успеха… Годы многих веков Надо мной цепенеют. Я умру — Холостой, Одинокий И слабый… Сервантес! Ты ошибся: Свою Дульцинею Никогда не считал я Порядочной бабой. Разве с девкой такой Мне возиться пристало? Это лишнее, Это ошибка, конечно… После мнимых побед Я ложился устало На огромные груди, Большие, как вечность. Дело вкуса, конечно… Но я недоволен — Мне в испанских просторах Мечталось иное… Я один… Санчо-Пансо хронически болен, Слава — грустной собакой Плетется за мною. 1929