Стихотворения и поэмы

50. СТРОИТЕЛЬСТВО

Оно идет тяжелыми шагами И медленно обходит города. От грузных ног Следов большие ямы, И в ямах собирается вода. А мы уселись на его спине И каменной походкой управляем. Оно замрет на миг В коротком сне, Тогда и мы немного засыпаем. Случается: Бредет проселком прямо, Стена встречается наперекор пути, В стену упрется И мычит упрямо Однообразное, тяжелое: пусти! Здесь путь закрыт, Здесь заперты дороги, Здесь надобно искать Окольный путь. Товарищи! Попробуем немного Каменную шею повернуть… Оно идет тяжелыми шагами И медленно обходит города. От грузных ног Следов большие ямы, И в ямах собирается вода… Мы за работой тяжкою не дремлем, Нам каждая минута дорога, Чтоб выравняла сморщенную землю Строительства Упрямая Нога. 1926

51. ПЕСНЯ УГЛЕКОПОВ

Ты ответь мне, моя земля, Кто хозяин и уголь чей? Мы кидаем куски угля На лохмотья твоих ночей. Нас к земле привязала мгла, Оглушила нас тишина, И бессонница обняла, Словно преданная жена… Нынче песню одну с утра Мы выстукиваем киркой. Ах, ни разу еще, мой брат, Ты не слышал песни такой! Брат мой, вслушайся в эту боль Злого голоса моего: — Жил на свете один король, И министры вокруг него. Солнце, вставшее на заре, Освещало весь день подряд Королевский его дворец И министров его парад. Под землею на две версты Мы подземной ночи живем, Мы взрываем ее пласты, Именуемые углем. Пой, кирка моя, пой, стучи!.. Ночь раскинулась широко, И поди разбери в ночи: Кто король и кто углекоп! Чья ты будешь теперь, земля? Кто хозяин и уголь чей? Мы кидаем куски угля На лохмотья больших ночей! Ну-ка, братцы, давай споем Песню радостную одну, Чтоб засыпать нашим углем Королевскую седину! 1926

52. КЛОПЫ

Халтура меня догоняла во сне, Хвостом зацепив одеяло, И путь мой от крови краснел и краснел, И сердце от бега дрожало. Луна закатилась и стало темней, Когда я очнулся и тотчас Увидел: на смятой постели моей Чернеет клопов многоточье. Сурово и ровно я поднял сапог: Расправа должна быть короткой,— Как вдруг услыхал молодой голосок, Идущий из маленькой глотки: — Светлов! Успокойся! Нет счастья в крови, И казни жестокой не надо! Великую милость сегодня яви Клопиному нашему стаду! Ах, будь снисходительным и пожалей Несчастную горсть насекомых, Которые трижды добрей и скромней Твоих плутоватых знакомых!.. Стенанья умолкли, и голос утих, Но гнев мой почувствовал волю: — Имейте в виду, о знакомых моих Я так говорить не позволю! Мой голос был громок, сапог так велик, И клоп задрожал от волненья: — Прости! Я высказывать прямо привык Свое беспартийное мненье. Я часто с тобою хожу по Москве, И, как поэта любого, Каждой редакции грубая дверь Меня прищемить готова. Однажды, когда ты халтуру творил, Валяясь на старой перине, Я влез на высокие брюки твои И замер… на левой штанине. Ты встал наконец-то (штаны натянуть Работа не больше минуты), Потом причесался и двинулся в путь (Мы двинулись оба как будто). Твой нос удручающе низко висел, И скулы настолько торчали, Что рядом с тобой Дон-Кихота бы все За нэпмана принимали… Ты быстро шагаешь. Москва пред тобой Осенними тучами дышит. Но вот и редакция. Наперебой Поэты читают и пишут. Что, дескать, кто умер, заменим того, Напрасно, мол, тучи нависли, Что близко рабочее торжество… Какие богатые мысли! Оставив невыгодность прочих дорог, На светлом пути коммунизма Они получают копейку за вздох И рубль за строку оптимизма… Пробившись сквозь дебри поэтов, вдвоем Мы перед редактором стынем. Ты сразу: «Стихотворенье мое Годится к восьмой годовщине». Но сзади тебя оборвали тотчас: «Куда вы! Стихи наши лучше! Они приготавливаются у нас На всякий торжественный случай. Красная Армия за восемь лет Нагнала на нас вдохновенье… Да здравствует Либкнехт, и Губпрофсовет, И прочие учрежденья! Да здравствует это, да здравствует то!..» И, поражен беспорядком, Ты начал укутываться в пальто, Меня задевая подкладкой. Я всполз на рукав пиджака твоего И слышал, как сердце стучало… Поверь: никогда ни одно существо Так близко к тебе не стояло. Когда я опять перешел на кровать, Мне стало отчаянно скверно, И начал я тонко и часто чихать, Но ты не расслышал, наверно. Мои сотоварищи — те же клопы — На нас со слезами смотрели: Пускай они меньше тебя и слабы — Им лучше живется в постели. Пусть ночь наша будет темна и слепа, Но всё же — клянусь головою — История наша не знает клопа, Покончившего с собою. 1926

53. ГРЕНАДА

Мы ехали шагом, Мы мчались в боях И «Яблочко»-песню Держали в зубах. Ах, песенку эту Доныне хранит Трава молодая — Степной малахит. Но песню иную О дальней земле Возил мой приятель С собою в седле. Он пел, озирая Родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Он песенку эту Твердил наизусть… Откуда у хлопца Испанская грусть? Ответь, Александровск, И Харьков, ответь: Давно ль по-испански Вы начали петь? Скажи мне, Украйна, Не в этой ли ржи Тараса Шевченко Папаха лежит? Откуда ж, приятель, Песня твоя: «Гренада, Гренада, Гренада моя»? Он медлит с ответом, Мечтатель-хохол: — Братишка! Гренаду Я в книге нашел. Красивое имя, Высокая честь — Гренадская волость В Испании есть! Я хату покинул, Пошел воевать, Чтоб землю в Гренаде Крестьянам отдать. Прощайте, родные! Прощайте, семья! «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Мы мчались, мечтая Постичь поскорей Грамматику боя — Язык батарей. Восход поднимался И падал опять, И лошадь устала Степями скакать. Но «Яблочко»-песню Играл эскадрон Смычками страданий На скрипках времен… Где же, приятель, Песня твоя: «Гренада, Гренада, Гренада моя»? Пробитое тело Наземь сползло, Товарищ впервые Оставил седло. Я видел: над трупом Склонилась луна, И мертвые губы Шепнули: «Грена…» Да. В дальнюю область, В заоблачный плес Ушел мой приятель И песню унес. С тех пор не слыхали Родные края: «Гренада, Гренада, Гренада моя!» Отряд не заметил Потери бойца И «Яблочко»-песню Допел до конца. Лишь по небу тихо Сползла погодя На бархат заката Слезинка дождя… Новые песни Придумала жизнь… Не надо, ребята, О песне тужить. Не надо, не надо, Не надо, друзья… Гренада, Гренада, Гренада моя! 1926

54. «Я в жизни ни разу не был в таверне…»

Я в жизни ни разу не был в таверне, Я не пил с матросами крепкого виски, Я в жизни ни разу не буду, наверно, Скакать на коне по степям аравийским. Мне робкой рукой не натягивать парус, Веслом не взмахнуть, не кружить в урагане, — Атлантика любит соленого парня С обветренной грудью, с кривыми ногами… Стеной за бортами льдины сожмутся, Мы будем блуждать по огромному полю, — Так будет, когда мне позволит Амундсен Увидеть хоть издали Северный полюс. Я, может, не скоро свой берег покину, А так хорошо бы под натиском бури, До косточек зная свою Украину, Тропической ночью на вахте дежурить. В черниговском поле, над сонною рощей Подобные ночи еще не спускались, — Чтоб по небу звезды бродили на ощупь И в темноте на луну натыкались… В двенадцать у нас запирают ворота, Я мчал по Фонтанке, смешавшись с толпою, И всё мне казалось: за поворотом Усатые тигры прошли к водопою. 1926

55. В КАЗИНО

Мне грустную повесть крупье рассказал — В понте — девятка, банк проиграл! — Крупье, обождите! Я ставлю в ответ Когда-то написанный Скверный сонет. Грустная повесть Несется опять: — Банк проиграл, В понте — пять! Здесь мелочью Выиграть много нельзя. Ну что же. Я песней Рискую, друзья! Заплавали люстры В веселом огне, И песня дрожит На зеленом сукне… Столпились, взволнованы. Смотрят: давно Не видело пыток Таких казино. И только спокойный Крупье говорит: — Игра продолжается, Банк недокрыт! Игрок приподнялся Знакомый такой… Так вот где мы встретились, Мой дорогой! Ты спасся от пули Моей и опять Пришел, недостреленный, В карты играть… В накуренном зале Стоит тишина… — Выиграл банк! Получите сполна! Заплавали люстры В веселом огне, И песня встает И подходит ко мне: — Я так волновалась, Мой дорогой! — Она говорит И уходит со мной… На улице тишь. В ожиданье зари Шпалерами Строятся фонари. Уже рассветает, Но небо в ответ Поставило сотню Последних планет. Оно проиграет: Не может оно Хорошею песней Рискнуть в казино. 1927

56. ПЕСЕНКА АНГЛИЙСКОГО МАТРОСА

Плыву, плыву в тумане, Плыву в кругу ночей. Британия, Британия, Владычица морей. Вокруг земного шара Британская вода, Стоят у Гибралтара Английские суда. Неисчислимы рейсы, Широкий путь открыт, — У берега твой крейсер На Индию глядит, Ты в Африке оставила Следы от якорей, Британия, Британия, Владычица морей! Но берегись, Британия! — В морях плывет беда, Волнуется у берега Китайская вода. И что ты будешь делать, Отечество мое? Ведь пароход на суше Не годен под жилье! Закрой глаза от света Китайских фонарей, Британия, Британия, Владычица морей! Где плыл корсар на шхуне — Плыву в кругу ночей. Погасло полнолунье Над родиной моей. Мамаша! Дело скверно, Твоя вода бурлит, Закрытая таверна На берегу грустит. Ты опускаешь цепи Последних якорей, Британия, Британия, Владычица морей! Давай-ка побеседуем: В какие дни, когда Поила нас как следует Британская вода? Привязанные к мачтам, Мы плыли по морям, Нас Англия, как мачеха, Кидала по волнам. Так сохни же под солнцем, Под блеском лучей, Последняя лужа Британских морей! 1927

57. «Мы с тобой, родная…»

Мы с тобой, родная, Устали как будто, — Отдохнем же минуту Перед новой верстой. Я уверен, родная: В такую минуту О таланте своем Догадался Толстой. Ты ведь помнишь его? Сумасшедший старик! Он ласкал тебя сморщенной Дряблой рукою. Ты в немом сладострастье Кусала язык Перед старцем влюбленным, Под лаской мужскою. Может, я ошибаюсь, Может быть, ты ни разу Не явилась нагою К тому старику. Может, Пушкин с тобою Проскакал по Кавказу, Пролетел, простирая Тропу, как строку… Нет, родная, я прав! И Толстой и другие Подарили тебе Свой талант и тепло. Я ведь видел, как ты Пронеслась по России, Сбросив Бунина, Скинув седло. А теперь подо мною Влюбленно и пылко Ты качаешь боками, Твой огонь не погас… Так вперед же, вперед, Дорогая кобылка, Дорогая лошадка Пегас! 1927

58. ГРАНИЦА

Я не знаю, где граница Между Севером и Югом, Я не знаю, где граница Меж товарищем и другом. Мы с тобою шлялись долго, Бились дружно, жили наспех, Отвоевывали Волгу, Лавой двигались на Каспий. И, бывало, кашу сваришь (Я — знаток горячей пищи), Пригласишь тебя: — Товарищ, Помоги поесть, дружище! Протекло над нашим домом Много лет и много дней, Выросло над нашим домом Много новых этажей. Это много, это слишком: Ты опять передо мной — И дружище, и братишка, И товарищ дорогой!.. Я не знаю, где граница Между пламенем и дымом, Я не знаю, где граница Меж подругой и любимой. Мы с тобою лишь недавно Повстречались — и теперь Закрываем наши ставни, Запираем нашу дверь. Сквозь полуночную дрему Надвигается покой, Мы вдвоем остались дома, Мой товарищ дорогой! Я тебе не для причуды Стих и молодость мою Вынимаю из-под спуда, Не жалея, отдаю. Люди злым меня прозвали, Видишь — я совсем другой, Дорогая моя Валя, Мой товарищ дорогой! Есть в районе Шепетовки Пограничный старый бор — Только люди И винтовки, Только руки И затвор. Утро тихо серебрится… Где, родная, голос твой?.. На единственной границе Я бессменный часовой. Скоро ль встретимся — не знаю. В эти злые времена Ведь любовь, моя родная, — Только отпуск для меня. Посмотри: Сквозь муть ночную Дым от выстрелов клубится… Десять дней тебя целую, Десять лет служу границе… Собираются отряды… Эй, друзья! Смелее, братцы!.. Будь же смелой — Стань же рядом, Чтобы нам не расставаться! 1927

59. СМЫЧКА

Выпал за окнами первый снежок, Блекнет закат, догорая… Музыка входит: — Здравствуй, дружок! — Здравствуй, моя дорогая! — Гости съезжаются. Много гостей Входят, румяны с мороза. Рифмы вбегают. В передней моей Глухо закашляла Проза… Вечер в разгаре, Полночь близка. Льется вино. По ошибке Музыка громко читает рассказ, Рифма играет на скрипке. Вдруг замолкают. В двери мои Слышится стук осторожный. Голос доносится: — Можно войти? — Я отвечаю: — Можно! — Парень смущенно у двери стоит (Шутка ли — столько народу!) — Я к тебе завтра зайду, — говорит,— Я к тебе так, мимоходом… — Гостю навстречу: — Приятель, здоров! Выпей, согрейся с мороза. Знакомьтесь: Рабфаковец Ваня Жезлов — Музыка, Живопись, Проза…— Пробки защелкали, Льется вино, Музыка шепчет в истоме: — Ваня! Я Мишу просила давно С вами меня познакомить.— Парень, подвыпивши, смотрит смелей. — Мы ведь знакомы немножко — Вы проезжали деревней моей, Сидя на венской гармошке. Голос гармоники трудно забыть, Вы мне приснитесь, бывало… — Что вы! Оставьте! Не может быть! Я и не подозревала!.. — Наша пирушка кипит до утра, Музыка пляшет беспечно… Гости встают. — Расходиться пора. Ты нас проводишь, конечно? — Вышли и песни поем в тишине, И на веселых прохожих Смотрит серьезный милиционер И улыбается тоже. 1927

60. ПЕСНЯ («С утра до заката…»)

С утра до заката, Всю ночь до утра В снегу большевичит Мурманский край. Немного южнее Суровой страны Бока Ярославля От крови красны. А дальше к востоку Встречает рассвет Верблюжьей спиною Уральский хребет. Эльбрус на Кавказе Навстречу весне Грузинскую песню Мурлычет во сне. Земля под прицелом, Под пальцем курок: Житомир — на Запад, Ейск — на Восток… Шумит над Китаем Косая гроза, Я вижу сквозь жерла Косые глаза. Я вижу, я вижу: По желтой стране Китайский Котовский Летит на коне. Котовский к Шанхаю Летит и летит, Простреленным сердцем Стучит и стучит. Друзья! Собирайтесь, Открыты пути. Веселая песня, Смертельный мотив! Шумит над Китаем Косая гроза, Я вижу сквозь жерла Косые глаза… Но есть еще Запад За нитью границ, Там выцвели вспышки Походных зарниц, Там пулями грозы Еще не шумят, Народные бунты Под Краковом спят. Но только лишь мертвый Трубач заиграл — Котовский на Запад Коня оседлал. Вельможная Польша Не сдержит напор, Стоит на коленях Варшавский собор. Шумит над Парижем Потоком камней Последняя паперть Взметенных церквей. Земля не устанет Знамена носить… Веселая песня, Военная прыть! Простреленным сердцем Котовский стучит, И песня с Востока На Запад летит. 1927