Я жизнь любил – в приволье и в печалях,И голос женщин, и глаза друзей,Но широта в заупокойных даляхЕщё безбрежней, выше и полней.Один лишь труд, любимый, светлый, строгийЗавет стиха, порученного мне,Приковывал к горячей целине,Как пахаря у огненной дороги.Но если труд был чист – откуда ж страх?Зачем боязнь пространств иного мира?Ещё звучней оправданная лираВольёт свой голос в хор на небесах.А если нет, а если мрак и стужуЯ заслужил – Отец наш милосерд:Смерть не страшна, я с детства с нею друженИ понял смысл её бесплотных черт.
4
Да,
с детских лет: с младенческого горяУ берегов балтийских бледных водЯ понял смерть, как дальний зов за море,Как белый-белый, дальний пароход.Там, за морями – солнце, херувимы,И я, отчалив, встречу мать в раю,И бабушку любимую мою,И Добрую Волшебницу над ними.Я возмужал. Но часто, как веснаГрядущая, томила мысль о смерти;За гулом дней, за пеной водовертиСтрана любви была порой видна,Где за чертой утрат и бездорожьяВ долины рая проходила Ты —Царица ангелов, Премудрость Божья,Волшебница младенческой мечты.
5
Жизнь милая! за все твои скитанья,За все блуждания благодарю!За грозы, ливни, за песков касаньеНа отмелях, подобных янтарю;За игры детства; за святое гореДуши, влюблённой в королеву льдов;За терпкий яд полночных городов,За эту юность, тёмную как море.Благодарю за гордые часы —Полёт стиха средь ночи вдохновеннойВ рассветный час мерцающей вселеннойПо небесам, горящим от росы;За яд всех мук; за правду всех усилий;За горечь первых, благодатных ран;За книги дивные, чьи строки лилиБлагоухание времён и стран;
6
Благодарю за мрак ночей влюблённых,За треск цикад и соловьиный гром,За взор луны, так много раз склонённый,С такой любовью, над моим костром;За то, что ласковей, чем в сумрак бораЖивое солнце – луч духовных силОтец Небесный в сердце низводилСквозь волны ладана во мгле собора.Благодарю за родину мою,За нищий путь по шумным весям века,За строгий долг, за гордость человека,За смерть вот здесь, в нехоженом краю…Ещё – за спутников, за братьев милых,С кем общим духом верили в зарю,За всех друзей – за тех, что спят в могилахИ что живут ещё – благодарю.
7
Я отхожу в безвестный путь мой дальний,Но даль светла, – ясна вся жизнь моя…В последний раз для радости прощальнойЯвляются далёкие друзья.Любимейших, легендой голубоюПятнадцать лет сопутствовавших мне —Я вижу их: в домашней тишине,В уютной комнате – предвечно-двое.Иные спят. Иные, взор скрестяС моей судьбою, бодрствуют в тревоге,Серёжа М. проходит по дорогеК себе домой, о Моцарте грустя;Два – под дождём алтайской непогоды,И девушке в глаза глядит другой…Расчёсывает косы цвета медаТа, что была мне самой дорогой.
8
Ресницы опускаются. ТуманноЯснеет запредельная страна,Лазурная, как воды океана,И тихая, как полная луна.Приветь меня, желанное светило!Во царствии блаженных упокой…Я вздрогнул: вопль – растерзанный, живой,Вдруг зазвучал с неотразимой силой.Откуда, чей?.. В душевной глубинеЗачем он встал, мой смертный час наруша?Он проходил, как судорга, сквозь душу,Он креп и рос – внутри, вокруг, во мне.Вторая мать, что путь мой укрывалаОт
бед, забот, любовью крепче стен,Что каждый день и час свой отдавала,Не спрашивая ничего взамен.
9
Седые пряди – вопль всё глубже, шире,Черты как мел, лицо искажено, —Да, ей одной из всех живущих в миреПеренести уход мой не дано.Я цепенел, я плыл в оцепененье,Но лик не таял, крик не умолкал, —Ему навстречу властно возникалНежданный образ, чёткий, как виденье.Моей поляны угол тёмный, куст,За ним – трава, стволы, песок горячий…Я ж днём глядел: там лес всё так же мраченИ от следов живых созданий пуст.Но всё яснел непобедимый образ,Отпрянул бред, как рвущаяся ткань,И чей-то голос, требующий, добрый,Вдруг молвил твёрдо: – «Что ты медлишь? Встань!»
10
Удар сотряс сознание и тело.Я поднял взгляд: прохладный, как вода,Спешил рассвет – чуть лиловатый, белый, —Для милосердья, а не для суда.Неужто выход?.. но – куда?.. И развеМогу я встать, искать, бороться вновь?Мозг – как свинец, в ушах грохочет кровь,Губ не разжать, весь рот подобен язве.Бреду, шатаясь. Под листвой темно,Но вон трава чуть-чуть примята шагом:Косцов и баб веселая ватагаКогда-то здесь прошла давным-давно…В последний раз на рубеже свободыЯ оглянулся на мой стог, лозу,Я поднял взгляд на лиственные своды,На рассветающую бирюзу.
11
Вставало солнце в славе самодержца.Пора обратно, к людям, в жизнь – пора!Но как бывает непонятно сердце,Противочувствий тёмная игра.Зачем мне ты, навязчивое чудо?Я принял смерть; раздор страстей умолк,Зачем же вновь брать этот горький долг —Бороться, жить, стремиться в мир отсюда?Зачем вот здесь, у тихого ствола,В лесу Предвечного Упокоенья,Огонь желанья и страстей гореньеВода бессмертия не залила?Я побеждал; я отходил покорно,Ведь смерть права, бушуя и губя:Она есть долг несовершенной формы,Не превратившей в Божий луч себя.
12
Но в небесах, в божественном эфире,Высокой радости не знать тому,Кто любящих оставил в дольнем мире,Одних, одних, на горе, плач и тьму.Не заглушит надгробного рыданья,Скорбь материнскую не утолитНи смена лет, ни пенье панихид,Ни слово мудрости и состраданья.Тогда захочешь свой небесный домОтдать за то, что звал когда-то пленом:Опять, опять припасть к её коленам,Закрыв глаза, как в детстве золотом.Но грань миров бесчувственно и глухоРазделит вас, как неприступный вал,Чтоб на путях заупокойных духаЧуть слышный плач тебя сопровождал.
13
Нет! Права нет на радость мирной смерти!Влачись назад, себялюбивый червь!В рай захотел? Нет: вот по этой перстиПопресмыкайся. Дни твои, как вервьВиясь, насквозь пронижут немеречу!Вон и тропа… И вдруг, среди тропы —Уверенной мальчишеской стопыНедавний след мне бросился навстречу.Отпечатлелись, весело смеясь,Пять пальчиков на сыроватой глине…И с новой силой здесь, в лесной пустыне,Я понял связь, – да: мировую связь, —Связь с человечеством, с его бореньем,С его тропой сквозь немеречу бед…И я ступил с улыбкой, с наслажденьемНа этот свежий, мягковатый след.