Стихотворения и поэмы

310. НА РОДИНЕ ИВАНА ФРАНКА

Здесь всё изменилось: деревья и люди, Другой у потока размах, На горных лугах в изумрудовом чуде По-новому встали дома. Где жизнь беспощадной была преисподней, Вздохнул человек широко, И ты бы не сразу узнал их сегодня, Места твоих пыток, Франко! По-новому песня шахтеров поется, Глаза по-иному глядят, Лишь сердце народа всё так же бьется, Как билось сто лет назад. Так пусть нам сегодня то сердце расскажет Про темный, безрадостный век, Про маленький дом, где родился однажды Большой, как гора, человек. И слышим мы снова, и видим мы снова Идущего издалека, Счастливого, нового, вновь молодого, Идущего с нами — Франка! 1956

311. «Вкруг по полям туманов бродят клочья…»

Вкруг по полям туманов бродят клочья, И жмутся ивы сонные к реке, И вдруг пахнет простор весенней ночью, И засверкает песня вдалеке. И веселеет сразу путник хмурый, А песней весь простор уже звенит, Как будто голос песенный Сосюры Об Украине милой говорит. Любви и ласки в этой песне много, Она кипит серебряным ключом, С такою песней — веселей дорога, С такою песней ночью горячо! Между 1953 и 1964

312. «Россия, Украина — дружба вечна…»

Россия, Украина — дружба вечна, И с детства я к тому уже привык, Чтоб слышать рядом прелесть русской речи И украинский сладостный язык! Отечества нам сладок запах дыма, Родной души — незримая краса, Народов наших дружба нерушима, Как наши земли, наши небеса! В борьбе за волю были мы едины И труд и дом наш вместе бережем, И в дни торжеств, и в бедствия годины Едины мы, плечо к плечу идем! Мы любим жизнь и песенное слово, Полет мечты, кипенье юных сил, О нас — семье великой, вольной, новой — Еще Тарас великий говорил. Клялись мы братства боевою честью, Когда вставал борьбы девятый вал, И «Заповит», как гимн, мы пели вместе, Как вместе пели «Интернационал»! Всё так же вместе, рано или поздно, Закончим мы великих жизней труд, Войдем в тот мир, что будет нами создан, Что коммунизмом люди назовут! <1964>

НА ЗЕМНОМ ПРОСТОРЕ 1937–1965

313. СОВЕТСКИЙ ФЛАГ

Флаг, переполненный огнем, Цветущий, как заря, И тонким золотом на нем Три доблести горят: То молот вольного труда, Серпа изгиб литой, Пятиконечная звезда С каймою золотой. Был побежден народный враг Народною рукой, И сто народов этот флаг Взвивают над собой — На самой высшей высоте, На самой дальней широте, Среди полей и городов, Меж волн бесчисленных рядов. В нем — человечеству привет, — И проще в мире флага нет; В нем — нашей славы жаркий цвет,— И жарче в мире флага нет; В нем — нашей силы грозный свет, — Сильнее в мире флага нет; В нем — правда наших красных лет, — Правдивей флага нет! 1937

314. КОГДА ВЕСЬ ГОРОД ПРАЗДНИЧНО ОДЕТ

Когда весь город празднично одет, По улицам проходят знаменосцы, И, отражаясь в масленой воде, Играют флаги яхт и миноносцев, И вслед коням, залязгав на ходу, Стремятся танки армии любимой, А в небесах, в подоблачном ряду, Стозвучных птиц полет неукротимый, — Народ поет о радостях живых И о бойцах отваги непреклонной. И я стою на площади зеленой, И двадцать лет упало с плеч моих. Гранитных плит торжественный квадрат, Вокруг него ноябрьские деревья, Вокруг него великий Ленинград, Народных толп веселое кочевье, Вдали широкоплечая Нева, А здесь, в квадрате, полном странной силы, — Сверкающая инеем трава, Геройская спокойная могила. В земле родной легко лежат они, Что шли в боях в сиянье стягов красных, В дни торжества народного взгляни На имена погибших не напрасно. Кипящий город, черной банды бунт, Трепещет враг пред силой пролетарской, И падает неистовый трибун, Из-за угла сраженный Володарский. И под набат, как под удар ножа, Встал Нахимсон средь палачей сутулых, И пред его спокойствием дрожат Белогвардейцев каменные скулы. И Ярославль обманутый горит, Летит измены пепел раскаленный… Но голосом Урицкого гремит В ночах Чека — Советов оборона. О, если б с нами, радостью дыша, Он шел сейчас по площади знакомой, Каким его народ бы встретил громом, На празднике приветствовать спеша. Здесь Сиверса окончен путь недлинный, Он мало жил, но много битв узнал, Он немцев бил на нивах Украины, Он гайдамаков волчьи стаи гнал. Весна. Цветы. Леса омыты светом, До нежности ли, вёсны ни при чем, — В последний бой, как в огненное лето, Наган сжимая, входит Толмачев. Из смерти в смерть, о жизни не жалея, Водили мы непобедимый строй. Здесь Купше спит, Таврин лежит, Сергеев, И Раков здесь, моих стихов герой. И Лихтенштадт, и храбрый Солодухин, И сколько рядом — всех не перечесть… Недаром, нет! — несли вы через муки Свободы честь и славной смерти честь. И с вами лег, овеян ветром сосен, Страны озер бесстрашный коммунист, И Виттасари снится в шхерах осень, На мох летит березы острый лист. И говорит товарищу он: «Вейне, Другой весной мы родину вернем…» Так спите, братья, — есть у вас наследник, Всемирный брат — его мы назовем. Сегодня с нами тоже он ликует, И радостью душа его полна, Он вспоминает летопись такую ж, Такие же, как ваши, имена. На улицах далекого Шанхая, В испанской ли неведомой глуши… Мы будем петь, чтоб песни, не стихая, Весь страшный мир по-братски обошли, Чтоб среди песен, радостных и сильных, Одна была — как грозный взмах крыла: О крови той, что пролита обильно, О крови той, что даром не прошла! 1937

315–319. ПЕТРОГРАД, 1919

1. ЧАСОВОЙ

Гудел закат осенним шквалом Над часовым, За пулковским пустынным валом Летел пожаров дым. Был часовой лихой кузнец ли, Иль токарь боевой, Иль плотник с песней молодецкой, С чубатой головой. Был часовой стрелок, моряк ли, Иль воином иным — Виски усталостью набрякли От длинных лет войны. Стоял в изорванной шинели, Испытанный в боях, И всех невзгод над ним летели Косматые края. За ним лежал во мгле ненастной, Тяжел и нелюдим, Тот город, гордый и прекрасный, Что был непобедим. В осенних дней холодной пене, В ночах, острей ножа, Он был готов стоять бессменно, Тот город сторожа. Он был готов стоять бессменно, Замены не прося, Ему сказал, нахмурясь, Ленин, Что отступать нельзя! 1939

2. ВРАГИ

А проклятые, землю кровавя, всё ближе Подходили враги, Этот путь всеми муками смертными выжжен, Эти белого ада круги. Это к городу шла разгуляться Длинноусого вора орда, Это шли на российских хлебах отъедаться Иноземной орды господа, И от белого ль финна, от белого ль эста Сколько нечисти той принесло, Замесилось пожаров тяжелое тесто И на крови рабочих взошло. Только мертвые были, как братья, похожи… Меж смертельно тоскующих нив Им казалось, что всё одного и того же Каждый день убивают они. И что тот большевик, тот бессмертный рабочий Всё навстречу из ямы встает, И сражается вновь, и сдаваться не хочет, И победную песню поет. Им гранитного города снились палаты, Над Невой разукрашенный сад, Когда в лоб им ударил над пулковским скатом Петроградских орудий раскат. Где шатается нынче, не знаю, Родзянко, Но тогда он сказал сгоряча: «Завтра буду по Невскому шпорами звякать — Что глядеть мне на город сейчас!» Им казалось всё треском последних хлопушек Над игрушечной той высотой, Когда грозно ворвалося в пьяные уши Это полное трезвости: «Стой!» 1939

3. АНГЛИЧАНЕ

Что за флаги блестят на закате, Чей эсминец разводит волну? — То британский предательский катер, Захлебнувшись, уходит ко дну. Чья мелькнула стальная обводка, Чернотой поднялась глубина? — То британская серая лодка… В вечный сон погрузилась она. «Почему мы погибли без славы, Моряки океанского льва?» — Вы спросите того, кто отправил Из далекого Лондона вас! Вы придите к нему вот такими, По плечам чтоб струилась вода, Чтоб губами зелеными имя С мертвым хрипом проклясть навсегда. Вы скажите ему, да погромче, Что со дна поднимается месть, Что на свете — вы знаете точно — Не одна, а две Англии есть! Если первая словом обманным Их направила на Петроград, То вторая вела сквозь туманы Их печальные тени назад. И что Англия эта вторая Помнит яростно имя его, Голодая и зря умирая, — Так скажите от сердца всего, Чтобы он ваше слово припомнил И чтоб это сбылось поскорей, Когда будет народом он вздернут На красивейшей мачте морей! 1939

4. ГОРОД. НОЧИ ОБОРОНЫ

Ну как сейчас припомнишь эти ночи, Как будто где-то далеко грохочет, А в улицах мертвеет тишина, И только по холодным голым сучьям Дробь дождевая катится и мучит Людей, сидящих молча у окна. Вкруг города — кладбище паровозов, А в городе — разбитые дома, Детей голодных жалобы и слезы, И нашего базара кутерьма, И мысли, оголенные, как сучья… Нет, не таким был Петроград могучий, Он вышел тихо в вечер ледяной, Он баррикад выстраивал громады, Он вышибал прикладами окно, Он пулеметы ставил там, где надо, Колючую он проволоку вил, Чтоб враг бы в ней свои запутал шпоры, От ненависти плача и любви, Сжигал дома или сносил заборы, Чтобы расчистить пушечный обстрел; Он на чердак перетаскал гранаты. Чтобы в любой проулочной норе — Чтоб только смерть была врагу вожатым. Хлеб яростно пекли пищевики, И швейники шинели молча шили, И женщины, набив песком мешки, Сложить окоп из тех мешков спешили. Докладчик в зале, от махорки душной, Читал доклад о битвах в Октябре, И моряки, доклада не дослушав, Уже в ряды теснились во дворе. Домохозяйки корпию щипали, И, от бессонных синие ночей, Путиловцы по гайке собирали Броневики — с винтовкой на плече. И, мрак прорезав светом небывалым, Как будто бал затеян на всю ночь, Дружины шли в богатые кварталы Проверить в доме каждое окно, Перетряхнуть матрацы и перины, Раскрыть шкапы, поднять полы порой. И там, где с виду было всё невинно, Оружье было спрятано горой,— Где ждали белых, так уж их хотели, Что в шинелях заранее потели, Зажав наган дрожащею рукой, Пришив погон и на мешке с мукой. И гадов тех снимали те отряды… Такими были ночи Петрограда. 1939

5. БОЙ

В сиянье солнца гулкого, За боевой трубой Иду холмами Пулкова В далекий этот бой. Встают бойцы упорные На утре давних дней, Кость белая и черная Пытают: кто сильней! У Пулковских размашистых, Неприбранных высот, У подступов овражистых В атаку полк идет. Поет — и это пение Всё шире и лютей, Оно глушит шипение Летающих смертей. И белый полк без выстрела, Бледнея, пятит шаг, И рвется в поле чистое Занывшая душа. Но надо ж и ответ держать, И, поборов тоску, Идут они в штыки, дрожа… Подходит полк к полку. Сошлись они без выстрела, Устлав траву собой… Смотрю на поле чистое, В далекий этот бой. Вы, милые товарищи, Вас бил далекий град, Вы — те, что дрались давеча За Красный Петроград. Вы с честью били ворога Разбойных всех племен, Нам ваше имя дорого, Ваш подвиг — с нами он! В сиянье солнца гулкого Он с нами навсегда, Над славной высью Пулкова Летит, горя, звезда. То, крылья величавые Приветно закачав, Летит над нашей славою Питомец новых слав! 1939

320. ВОСПОМИНАНИЯ КРАСНОАРМЕЙЦА XI АРМИИ

Большие годы, дальние Запали нам в умы, Как бились в Красной Армии В Одиннадцатой мы. Дробили вражьи полчища, Летевшие на нас, Храня твои урочища, Твои края, Кавказ. Пришло нам время лютое, Повсюду враг залег, Раздетые, разутые, Ушли мы на восток. Патроны все расстреляны, Все кончились корма, Ударила метелями Калмыцкая зима. Рука лежит на поводе Синее топора, Мы шли в тифу и в голоде, Одетые в буран. А над холмами снежными — Замерзших груда тел, Пустыней шли безбрежной мы, Где ворон не летел. Лишь волк спиной потертою, От холода свинцов, Блеснет да ткнется в мертвое Шершавое лицо. И на того на волка мы Смотрели, как в бреду, И каждый думал: «Долго ли… Сейчас я упаду». Упавших не считали мы, Тоскуя без границ, И снились нам за далями Сады родных станиц. На Волге отдохнули мы, Утих метели гром. Богаты стали пулями, Всем боевым добром. Мы отстояли Астрахань, Ломали белым кряж, Водил нас в битвы частые Любимый Киров наш. Мы дрались под Царицыном, И — пленным — в эти дни Смотрели прямо в лица им, Угрюмей, чем они. Смотрели в их по-кроличьи Безумные глаза, От ярости и горечи Ни слова не сказав. В ночь, звездами сожженную, И сон нам не покой, Всё снились наши жены нам Над Тереком-рекой. Уж тополя по зорькам там Стоят, как бунчуки, Лежат меж нами горькие Пустынь солончаки. Уже снега расцвечены, Весна уж налицо,— Однажды сизым вечером Собрали всех бойцов.