Стихотворения и поэмы

2. «Какой-то гул глухой…»

Какой-то гул глухой Меня вдруг ночью будит — И луч слепой скользит По моему лицу, Тревога дальних лет приходит Снова к людям, Как будто мирный быт Опять пришел к концу. И человек опять, вскочив, К оружью встанет… Но в мире тишина, И в тишине ночной То эхо донеслось Глухих воспоминаний Из темной памяти, Ожившей под луной. Между 1967 и 1969

3. «Один тиран — не будем имя…»

Один тиран — не будем имя Его мы к ночи называть — Пришел он с ордами своими Наш Ленинград завоевать. Вообразил в кошмаре дымном И с помраченной головой, Что превратит наш город дивный В пустынный хаос над Невой. И весть дошла до края света — Навстречу силе огневой Встал Ленинград, в грозу одетый, И принял вызов боевой. И где искать теперь тирана — Где прах развеялся немой? А он, как прежде, утром рано Встает и блещет, город мой. Шагает в золотом узоре, В узоре солнечных оград — О, Ленинград! Какие зори, Какое счастье — Ленинград! 1969

4. «Лес полон то звоном, то воем…»

Лес полон то звоном, то воем. Никак разобрать не могу, Откуда берется такое — Деревья, разбитые боем, Стоят в почерневшем снегу. С колючей обмоткой рогатка Висит на сожженной сосне, Колючая проволока шатко Качается, словно во сне. Заброшена взрывом рогатка, Гудит, и звенит, и поет, И стонет в тоске, как солдатка, Как ротный, в атаку зовет. Нет, это не арфа Эола, Здесь ветер колючей струной Над мира пустыней тяжелой Звучит в красоте ледяной. А снег на убитых не тает… На дикой сосне, на весу, Солдатская арфа играет В ночном и бессмертном лесу. Между 1967 и 1969

5. «В той же комнате, где Пушкин…»

Я увидел бронзовую деву с разбитым кувшином, сидящую в лицейской комнате поэта в освобожденном городе Пушкине.

В той же комнате, где Пушкин, Лицеист с пером гусиным, Голос муз впервые слушал, Мира светлые рубины; В доме бывшего Лицея, В кресле темном и старинном, Там сидела, бронзовея, Чудо-девушка с кувшином. На плечах шинель у девы. Ночь в окне… Свеча пылает, И она, как отблеск гнева, Всё лицо преображает. Светлый луч бежит вдоль шеи, Только деве не до света, Точно вышла из траншеи Дева-мстительница эта. Боевой достойна чести, Шла в атаку непреклонно, И вошла с бойцами вместе В город свой освобожденный, И пришла туда, где Пушкин, Лицеист с пером гусиным, Голос грозной Музы слушал, Мира черные глубины. Между 1967 и 1969

6. СТРЕЛА ПАПУАСА

Привез тот лук не вождь суровый — Ученый с доброю душой, Держал тот лук, с Гвинеи Новой, Дикарь — раскрашенный, большой. Смотрели взрослые и дети, Как он в музее над Невой Свой лук держал почти столетье С натянутою тетивой. Когда же средь осады гула У дико вспененной Невы Волна взрывная дом качнула — Стрела сорвалась с тетивы, Как будто место вдруг сместилось, Родные встали берега, И с гулким посвистом вонзилась В дверь шкапа, словно в грудь врага. И свет пожара огнекрылый, Ворвясь, как дальняя заря, Вдруг осветил в лице застылом И гнев и ярость дикаря, Который вышел на мгновенье Из неподвижности своей — Чтоб отразить в недоуменье Налет нежданных дикарей. Между 1967 и 1969

7. «Какое уже на войне любованье?..»

Какое уже на войне любованье? Великая тяжесть труда, Дорог и сражений чередованье, Могилы. Из жести звезда. Но мы понимали того генерала. Что крикнул в смертельном аду, Увидев в атаке народ свой бывалый: «Смотри, молодцами идут!» 1969

8. «Когда мы слышали слова…»

Когда мы слышали слова: «Я — ленинградская вдова», То ей сердечно отвечали Словами, полными печали. Но «ленинградский я вдовец» — Звучало тускло, как свинец. Пускай он худ был, как скелет, Он громких слов не ждал в ответ. С лицом, как старый, серый мел, Он плакать права не имел. Имел он в городе своем, Где прожил жизнь, где мы живем, Смертельным схваченном кольцом, Одно лишь право — быть бойцом! 1969

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

Посвящается М. К. Н.

9. МАЛАЯ ГРЕБЕЦКАЯ, 9/5

Здесь, на квартире преподавателя пехотного юнкерского училища К. Ф. Неслуховского, с осени 1906 года до начала 1907 года работал В. И. Ленин. Там же происходил ряд совещаний членов ЦК РСДРП.

О, эта редкая квартира, Где с наивысшей простотой Крыло неведомого мира Касалось мебели простой. Среди обычных дел и малых, Всему живущему взамен, Рождалось чувство небывалых, Непредставимых перемен. И вместе с тем всё шло так гладко, В порядке общего всего, Что даже вражьих глаз догадка Не угадала б ничего! Какое б грянуло смятенье, Когда б узнали стороной, Что здесь в тиши работал гений Над мира новою судьбой. Сквозь лет неизгладимых тени Сегодня ясно помнишь ты, Как дальней юности виденье, — Его слова, его черты. Над прошлым бури и туманы, Но всё он в памяти живет, Тот ленинский, всегда нежданный, Всегда волнующий приход. При скучном сумеречном свете, В пальто, блестевшем от дождя, Так скромный вид хранит Бессмертье, В жилище смертного вождя. 1969

10. «Мы прожили вместе так долго…»

Мы прожили вместе так долго — Хорошие, злые года, Что в сене искать нам иголку Уже не составит труда. Иголку искать мы не будем, Но в нашем пути непростом Мы отдали главное людям, И мы не жалеем о том. 1969

11. «Когда всё то, что мы любили…»

Когда всё то, что мы любили И что святым для сердца было, Затмилось в тучах черной пыли, В огне и грохоте тротила. Когда дома валились просто, И город стал душой без тела, И всюду с треском, как береста, Свиваясь, прошлое горело. И ум отказывался верить, Что улица другою стала, Чтоб тут же, за открытой дверью, У дома Смерть подстерегала. И стало темным, диким, нищим, Морозом сковывая пальцы, Давно знакомое жилище — Пещерою неандертальца. И в этом хаосе разлуки, Потерь и черного мученья Твои поддерживали руки Живой огонь сопротивленья. Каким теплом светились очи. Была ты мужества примером, Всех лучших мыслей средоточьем, Последней прелестью и верой. И на блокадных грозных кручах Делилась всей души богатством, Когда ты — лучшая из лучших — Крепила боевое братство. То не подсказывает разум, То было в сердце всё хранимо, Всей жизнью я тебе обязан, И это — неопровержимо! 1969

12. «Небо с облачным глетчером…»

Небо с облачным глетчером В голубеющем инее,— Может быть, таким вечером Всё прощается зимнее. И уходит всё мглистое, Всё сурово-тяжелое, Всё, что под ноги выстелил Снег парчой невеселою. Ты идешь и не хмуришься Теплой улицей братскою, Ты идешь и любуешься Стороной Петроградскою, Молодежною речью, Взглядов прелестью синею. Может быть, таким вечером Всё прощается зимнее. 1969

13. «Здесь мы, родясь когда-то…»

Здесь мы, родясь когда-то, Вошли душой и телом И в невские закаты, И в счастье ночи белой. Здесь поднимали чаши Сердечного порыва, Шуршали лыжи наши, Скользя по льду залива. Мы жили, мы любили Хорошею любовью, И нам сады светили Своей осенней кровью. И нам сияли песни И вы, родные лица. Когда умрем — воскреснем, Чтоб снова здесь явиться. 1969