Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Стихотворения. Поэмы
Шрифт:
5
Оккупация Баку Правительство временное — временная ширма, вторая революция — ширма на боку… Англия понюхала — пахнет жирно: разыграна по нотам оккупация Баку. Гладкое, жесткое, как яйцо дубовое, как бадья — главное действующее лицо, синее от бритья. За ним в мундирах узеньких на выходных ролях русские союзники по улицам пылят. Какая вас, Билл Окинсы, погода занесла? Они идут во все концы на нефтепромысла. Кичась походкой плавной (пускай навстречу норд), дубовый, бритый, главный действует милорд. Туда пускают Врангеля, Юденича сюда, а здесь качает Англия нефтью суда. Будьте покойны, о чем разговор? Войны как войны, как
и до сих пор.
И зимой и летом один колорит, Киплинг об этом еще говорит. Только, бритый мистер, выплюнь-ка трубку черную свою, я тебе балладу Киплинга по-своему спою.
6
Баллада об оккупанте Билл Окинсе Где шатается Билл Окинс? Черт дери, а мне-то что? Он гулял по Закавказью — покажу ж ему за то в бога, гроб, мать… Покажу ж ему за то. А при чем же тут Билл Окинс, если действует милорд? Надо лорду прямо в морду и, покуда хватит морд, в бога, гроб, мать — рвать, бить, мять. Раз — по морде, два — по морде, без каких-то там пощад, и в конце концов на лорде все монокли затрещат. В бога, гроб, мать — все монокли затрещат.
7
Англия Бить наотмашь, чтобы друг на друга, чтобы лапы кверху, околев… Но британский (хитрая зверюга) драпанул обратно рыжий лев. За морями — океана близ, твоя жизнь проходит, полная красы, там себе поскуливай, облизывая нефтью вымазанные усы. По усам текло, а по зубам попало… Все в порядке — поскули со зла. Вспомни, Англия, как покупала за ладонь и пальцы — нефтепромысла. Но все ушло в предание, и замело следы. Британия, Британия, владычица воды. Дано тебе приданое — невесте молодой, так и владей, Британия, не нефтью, а водой.
8
Резюме Из Баку уезжая, припомню, что видел я — поклонник работы, войны и огня. В храме огнепоклонников огненный идол почему-то не интересует меня. Ну — разводят огонь, бьют башкою о камень, и восходит огонь кверху, дымен, рогат. — Нет! — кричу про другой, что приподнят руками и плечами бакинских ударных бригад. Не царица Тамара, поющая в замке, а тюрчанки, встающие в общий ранжир. Я узнаю повсюду их по хорошей осанке, по тому, как синеют откинутые паранджи. И, тоску отметая, заикнешься, товарищи, разве про усталость, про то, что работа не по плечам? Черта с два! Это входит Баку в Закавказье, в Закавказье, отбитое у англичан.
9
Отплытие Ветер загремел. Была погодка аховая — серенькие волны ударили враз, но пристань отошла, платочками помахивая, благими пожеланиями провожая нас. Хватит расставанья. Пойдемте к чемоданам, выстроим, хихикая, провизию в ряды — выпьем «Телиани», что моря, вода нам? Выплывем, я думаю, из этой воды. Жить везде прекрасно: на борту промытом, чуть поочухавшись от развой толчеи, палуба в минуту обрастает бытом — стелет одеяла, гоняет чаи. Слушайте лирические телеграммы с фронта — небо велико, и велика вода. Тихо по канату горизонта нефтеналивные балансируют суда. И ползут часы, качаясь и тиктикая, будто бы кораблики, по воде шурша, и луна над нами просияла тихая — в меру желтоватая, в меру хороша. Скучно наблюдая за игрой тюленьей, мы плывем и видим — нас гнетут пуды разных настроений, многих впечатлений однородной массы неба и воды. Хватит рассусоливать — пойдемте к чемоданам, выстроим, хихикая, провизию в ряды, выпьем «Телиани», — что моря, вода нам? Выплывем, — я думаю, — из этой воды.

1930–1931

Каспийское море.

Волга.

Ленинград

Пулеметчики

1
Багрового солнца над нами шары, под нами стоит лебеда, в кожухе, мутная от жары, перевернулась вода. Надвое мир разделяет щит, ленты — одна за другой… Пуля стонет, пуля трещит, пуля пошла дугой. Снова во вражеские ряды пуля идет, рыча, — если не будет у нас воды, воду заменит моча. Булькая, прыгая и звеня, бей, пулемет, пока — вся кавалерия на ко-ня… Пехота уже у штыка. Все попадания наши верны в сумрак, в позор земной — красное
знамя моей страны
плавает надо мной.
Нашу разрезать хотят страну, высосать всю до дна — сохнет, затоптанная, она — сердце мое в плену. В наши леса идет напролом лезвие топора — колониальных дел мастера двигают топором. Желтый сапог оккупанта тяжел, шаг непомерно быстр, синь подбородок, зуб — желт, штык, револьвер, хлыст…
2
Слушай, Англия, Франция, слушай, нам не надо вашей земли, но сегодня (на всякий случай) припасли мы команду: — Пли… И в краях, зеленых, отчих, посмотрев вперед, заправляет пулеметчик ленту в пулемет. Снова жилы у нас распухли, снова ядрами кулаки — если вы на Союз Республик ваши двигаете полки. Переломаны ваши древки, все останутся гнить в пыли — не получите нашей нефти, нашей жирной и потной земли. Есть еще запрещенная зона — наши фабрики, наш покой… Наземь выплеснете знамена вашей собственною рукой.
3
Солнце висит, стучит лебеда — кончена песня моя: в кожухе не пересохла вода, ленты лежит змея. И в краях зеленых, отчих, посмотрев вперед, заправляет пулеметчик ленту в пулемет.

<1931>

Рассказ моего товарища

1
Выхожу на улицу — рваною тучей, лиловатым небом, комьями огня, наказаньем-скукою и звездой падучей встретила полночная природа меня. Поднял воротник, надвинул на лоб кепи, папиросу в зубы — шагаю, пою… Вижу — развалились голубые степи, конница в засаде, пехота в бою. Командира роты разрывает к черту, пронимает стужей, а жары — пуды. Моему коню слепая пуля в морду, падают подносчики патронов и воды. Милая мама, горячее дело. Чувствую — застукают меня на этот раз: рухну я, порубан, вытяну тело, выкачу тяжелый полированный глаз. Пусть меня покончат — главная обида, что, сопровождаемые жирной луной, сохлые звезды ужасного вида тоже, как шрапнели, рвутся надо мной. И темнеет сразу — только их и видели — в темноте кудрявые чахнут ковыли, щелкают кузнечики, где-то победители, как подругу, под руку песню повели.
2
Вот жарища адова, жарь, моя, Красная… Ать, два… Армия. Пулеметчики-чики, бомбометчики-чики, все молодчики-чики начеку. Всыпали, как ангелу, господину Врангелю, выдали полпорции Колчаку. Потихоньку в уголки Смылись белые полки, генералы-сволочи лязгают по-волчьи. А кругом по округу стон стоит — мы идем по окрику: — …Стой— — …Стой… И подохли, уськая (песенке привал), армия французская, русский генерал. Как победа близкая, власть Советская — русская, английская и немецкая. Вот жарища адова, жарь, моя, Красная… Ать, два… Армия.
3
Засыхает песня, кровоточит рана, червяки слюнявые в провале синих щек; что ни говорите, умираю рано, жить бы да жить бы, еще бы… еще… Так и выжил. Госпиталь, койка, сестра… — В душу, в бога, в господа, — тишина — остра. Там, за занавескою, спрятали от нас нашу власть Советскую — боевой приказ. Где же это видано такое житье, чтобы было выдано мне мое ружье. Дорогие… Ох, пора — душит меня, убирайте д'oктора, подавай коня… Занавеска белая, и сестра маячит, червячки качаются, строятся в ряды — краем уха слышу: — Ничего не значит, успокойся, парень, выпей воды…
4
Вынес огнестрельную, рваную одну — голова лохматая стянута швом, все воспоминания уходят ко дну, всякая боль заживет на живом. Выхожу на улицу — кости стучат, сердце качается, мир в кулаке, зубы — как собрание рыжих волчат, мышцы — как мыши бегают в руке. Так что не напрасно бился я и жил я — широкая рука моя ряба, жилы, набитые кровью, сухожилья, так что наша жизнь — есть борьба.
Поделиться с друзьями: