Стихотворения. Рассказы. Пьесы

КОГДА ФАШИЗМ НАБИРАЛ СИЛУ…

Когда фашизм набирал силу в Германии И даже рабочие массы притекали к нему все сильнее, Мы сказали себе: мы боролись неверно. По красному Берлину нагло шлялись Четверки и пятерки нацистов, Обмундированные с иголочки, и убивали Наших товарищей. Однако погибали не только наши люди, но и люди Рейхсбаннера. И мы сказали товарищам социал-демократам: Должны ли терпеть мы убийства наших товарищей? Давайте вместе бороться в боевом антифашистском союзе! В ответ мы услышали: Мы бы, пожалуй, боролись вместе с вами, но наши вожди Предупреждают нас, чтобы мы не отвечали Красным террором на белый террор. Ежедневно наша газета, сказали мы, пишет против индивидуального террора, Но также ежедневно она пишет, Что мы добьемся своего только с помощью Единого Красного фронта. Товарищи, поймите, то самое меньшее зло, О котором твердят вам из года в год, Чтобы удержать вас от борьбы. Уже сейчас означает терпимость к нацистам. И вот на предприятиях и на биржах труда Мы видим, что работяги хотят бороться. В восточном Берлине социал-демократы Приветствуют нас «Рот-Фронтом» И даже носят значки «Антифашистского действия». Пивные В часы вечерних дискуссий переполнены. И вскоре нацисты Уже не решались ходить в одиночку по улицам нашим, Потому что, по крайней мере, улицы оставались нашими, Даже когда дома уже были захвачены.

¹⁹³²

ИЗ КНИГИ «ПЕСНИ, СТИХОТВОРЕНИЯ, ХОРЫ»

ЭПИТАФИЯ 1919

И Красной Розы тоже нет. Она — Никто не знает где — погребена. За слово правды беднякам земли Богатые с земли ее свели.

¹⁹²⁹

КОЛЫБЕЛЬНЫЕ ПЕСНИ

1 Когда я тебя рожала, твои братья выли, Они просили супу, а где было взять суп? Когда я тебя рожала, за свет платить было нечем, Мир, в который пришел ты, на освещенье был скуп Покуда тебя носила во чреве, С твоим отцом о тебе говорила мать, Но на доктора не было денег. Деньги Нам нужны были, чтобы не голодать. Когда ты родился, даже надежды На работу и хлеб не осталось у нас. Но сказано было у Маркса и Ленина, Чего добьется рабочий класс. 2 Когда я тебя носила, Трудно нам было. И тот, Кого ношу, говорила я, В мир нехороший войдет. И вот я тогда решила, Чтоб мир добра не затмил, Тог, кого я ношу, обязан Улучшить недобрый мир. За забором горой рос уголь. Ну, что же, сказала я, Тот, кого я ношу под сердцем, Добудет для нас угля. Я видела хлеб за витриной, Он был бедным не по зубам. Но сказала я: тот, кого я ношу, Добудет хлеба и нам. А они послали отца на войну, Чтобы там его погубить. Тог, кто в чреве моем, говорила я, Так не даст с собой поступить. Когда я тебя носила, Говорила часто себе самой: Ты, кого я ношу под сердцем, Будь отважен и тверд душой. 3 Тебя родила я. На это Отвага нужна и борьба. И это была победа — Взять и родить тебя. Дитя мое, Блюхер и Мольтке Не побеждали так. Перед битвою за пеленки, Ватерлоо — просто пустяк. Хлеб, глоток молока — сраженья, За тепло бесконечный бой. И, не ведая пораженья, День и ночь я дралась с бедой. Бастовать мне пришлось немало, Чтобы ломтик хлеба достать, Побеждать пришлось генералов, Против танков пришлось стоять. Человека растить не просто. Если ж вырастешь, мой малыш, Вместе с нами будешь бороться, И верю, что победишь! 4 Мой сын, что бы с тобою в грядущем ни сталось, Они уже теперь наготове и подняли дубье. Так что тебе, мой сын, на этой земле осталась Мусорная свалка, и то отнимают ее. Мой сын, позволь, я скажу тебе, и ты верь мне, Что тебя ожидает жизнь, схожая лишь с чумой. Но не для того я носила тебя во чреве, Чтобы ты спокойно смирялся с этой судьбой. То, чего не достиг, не считай, что тебе не под силу› То, чего не дают, сам добудь, иди напролом. Не для того я под сердцем тебя носила, Чтобы когда-нибудь ты ночевал под мостом. Может быть, ты и сделан не из особой плоти, И у меня для тебя денег нет и особых молитв, но я Жду, что не будешь бездельничать ты и вздыхать о работе, Отмечаясь на бирже труда и теряя время зазря. И когда я ночью лежу в бессоннице частой, С тревогой вслушиваясь в дыханье твое, Они, должно быть, планируют войны с твоим участьем, Но я хочу, чтобы ты не попался на их вранье. Твоя мать, мой сын, никогда тебе не внушала, Что ты из особого теста и подобных нету нигде, Но не для того я носила тебя и рожала, Чтобы ты за колючей проволокой рыдая молил о воде. Сын мой, держись рядом с тем, кто тебе подобен, Чтобы ваша сила развеяла в прах врагов. Ты, мой сын, и я, и все те, кто нам с тобою подобен, Своего добьемся, ставши рядом бок о бок, Чтобы не было в мире отныне людей двух сортов.

¹⁹³²

ПЕСНЯ О ШТУРМОВИКЕ

Урчит пустое брюхо, Сплю с голодухи я, Вдруг слышу крик над ухом: «Проснись, Германия!» Гляжу. Идут. Их много. «В третье царство!» — зовет орда. Увязался я с ними вместе. Иду — все равно куда. Шагаю, а рядом шагает Толстенный такой живот. Я ору: «Работы и хлеба!» То же самое он орет. Я был от голода тощим, Был благоупитан он. Я хотел, чтобы стало по-новому, Он хотел добрых старых времен. Мне охота шагнуть налево, Направо клонит его. И воли моей сильнее Пузатого колдовство. Он — в сапогах высоких, А я ковыляю бос, Но мы шагаем рядом Сквозь дождь и сквозь мороз. Я голоден и бледен, Но не думаю ни о чем И шпарю в «третье царство» Совместно с брюхачом. Далось ему «третье царство»! Ну, прямо вынь да подай! Он шлет меня в атаку, Он говорит: «Стреляй!» Он револьвер дает мне: «Сади врагу заряд…» И целюсь я и вижу; Там мой брат. Да это же мой братишка, И голод у нас один, И враг у нас у обоих — Упитанный господин. «Прости! — кричу я брату. — Я дурень, мне это урок…» И я повернул оружье И взвел на господ курок. Мы с братом пойдем плечом к плечу, Взведя на врага курок.

ПЕСНЯ О КЛАССОВОМ ВРАГЕ

1 Меня научили в школе Закону «мое — не твое», А когда я всему научился, Я понял, что это не все. У одних был вкусный завтрак, Другие кусали кулак. Вот так я впервые усвоил Понятие «классовый враг». Я понял, как и откуда Противоречья взялись. Так и будет всегда, покуда Дождь падает сверху вниз. 2 Твердили мне: будешь послушным — Станешь таким, как они. Я же понял: не быть тому мясником, Кто ягненком был искони. Иной стремился к богатству, И втирался к богатым он. Я видел, как искренно он удивлялся, Когда его гнали вон. А я не желал дивиться. Я знал уже в те года: Дождь может лишь книзу литься, Но вверх не идет никогда. 3 Загремели вдруг барабаны: «Собирайся, народ, в поход, В богатые дальние страны, Где нас место под солнцем ждет». С три короба нам сулили Охрипшие крикуны, И жирные бонзы вопили: «Вы драться как львы должны!» Мы годами не ели хлеба, Веря в радужные пути. А дождь все струился с неба И вверх не хотел идти. 4 А потом порешило начальство, Что республику создадут, Где каждый будет свободен и сыт» Тучен он или худ… Тогда голодный и битый Очень возликовал, Но толстопузый и сытый Тоже не унывал. А я говорил: «Едва ли! Это, наверно, ложь! Где и когда вы видали, Чтобы вверх поднимался дождь 5 Они бюллетени нам дали, А мы им — оружье свое, Они нам — свое обещанье, А мы им — свое ружье. Они говорили: с охотой Должны, мол, помочь мы им. Мы, мол, займемся работой, Они же всем остальным. И я замолчал, беспричинно Поверивши в чудеса. Я подумал: дождь молодчина. Он польется назад, в небеса. 6 Они нам сказали вскоре, Что трудный момент прошел, Что, терпя небольшое горе, Избегнем мы больших зол. Мы поверили: лучше поп Брюнинг, Лишь бы Папен не был у дел. А потом: пусть уж юнкер фон Папен, Лишь бы Шлейхер на шею не сел. И вслед за попом был юнкер, За юнкером — генерал, И обрушился с неба на землю Не ливень, а целый шквал. 7 Пока мы их выбирали, Они прикрыли завод. Голодные, мы ночевали Под биржей труда, у ворот. Они нам тогда говорили: «Дождемся мы лучших дней! Чем будет острее кризис, Тем будет расцвет пышней». Я же сказал ребятам: «Это классовый враг говорит. Мечтая о будущем, ищет  Он только себе профит. Дождь не взлетает кверху, Он совсем не таков. Но он может пройти, если солнце Выглянет из облаков». 8 Однажды они зашагали, Новый вздымая флаг. И кто-то сказал: «Устарело Понятие классовый враг». Но я узнавал в колоннах Немало знакомых рож, И голос, оравший команды, На фельдфебельский был похож. И дождь уныло струился Сквозь флаги ночью и днем, И чувствовал это каждый, Кто ночевал под дождем. 9 Они стали стрелять учиться, Они слали проклятья врагам, Грозя кулаком границе, Врагам своим — значит, нам, Потому что враги мы с ними. Беспощадна будет борьба, Потому что они подохнут, Потеряв своего раба. И вот почему, о мести твердя, Они за нами гнались, Бросаясь на нас, как потоки дождя Бросаются сверху вниз. 10 Тот, кто от голода умер — В сраженье честно пал. Другой на площади умер, Убит был наповал. Они того удавили, Кто голодать не любил. Они челюсть тому своротили, Кто хлеба у них просил. Тот, кому обещали хлеба, Палачами растерзан был. В цинковый гроб был запрятан тот, Кто правды не утаил. А тот, кто им поверил, Что он им друг и брат, Тот, видимо, думал, что ливень Польется в небо назад. 11 Мы с ними враги по классу, — Надо раз навсегда сказать. Кто из нас не отважился драться, Отважился умирать. Барабаном своим, барабанщик, Не покроешь ты грохота драк. Генерал, фабрикант, помещик. Ты — наш классовый враг. Мы станем с тобой друзьями Лишь после дождя в четверг. Так же немыслим союз между нами, Как дождь не польется вверх. 12 Напрасно ты будешь стремиться Замазать вражду, маляр! Здесь нам обоим не поместиться, Нам тесен земной шар. Что бы ни было, помнить нужно: Пока мне жизнь дорога, Мне навеки пребудет чуждо Дело классового врага. Соглашений с ним не приемлю Нигде, никогда, никак. Дождь падает с неба на землю, И ты — мой классовый враг.

¹⁹³³

ИЗ «ХОРАЛОВ О ГИТЛЕРЕ»

II

На мотив «Господу нашему слава, царю и владыке вселенной!»

1 Немец, проси маляра сократить и понизить налоги! Впрочем, с другой стороны, Для укрепленья казны Нужно повысить налоги. 2 Хлеб наш насущный пускай дорожает на благо крестьянам. Впрочем, с другой стороны, Низкие цены должны Жизнь облегчить горожанам. 3 Переселенцам пускай отведет он в деревне наделы. Впрочем, с другой стороны, Юнкеры вечно должны То сохранять, чем владели. 4 Пусть он повысит оплату несчастному пролетарьяту, Впрочем, с другой стороны, Для укрепленья казны Пусть он понизит оплату. 5 Мелким торговцам поможет он — пусть процветают бедняги! Впрочем, с другой стороны, Их уничтожить должны Крупные универмаги. 6 Немец, проси маляра тебе должность и службу устроить! Все в государстве равны! Только — для немцев должны Должности дешево стоить. 7 Фюреру слава, вождю, без которого нет нам оплота! Видите, топь впереди? Фюрер, вперед нас веди, Прямо веди нас — в болото.

III

На мотив «Всевышнему навеки…»

1 Себя ты на поруки, Теленок, отдаешь В заботливые руки Того, кто точит нож. Отныне он имеет Власть над твоей судьбой. Поверь, что он сумеет Разделаться с тобой. 2 Ах, ты, теленок, очень Понравился ему, И нож его наточен, Наверно, потому. Под нож не суйся сдуру И жди — наступит миг, Когда с теленка шкуру Решит содрать мясник. 3 Всегда запанибрата С хозяином твоим Те рослые ребята, Какими он храним, Он к этим великанам Тебя сведет, сынок. Чтоб их великим планам Реально ты помог. 4 Ты нужен командирам Для их больших затей. Бессилен сильный мира Без маленьких людей. Тебя зарежут? Что же, Теленок, счастлив будь, Что пригодиться можешь И ты на что-нибудь! 5 Не требуй же оплаты За сей почтенный труд, Но молви виновато: — О господин, я тут! — На бойню он учтиво Тебя сведет тогда И скажет терпеливо: — Мой друг, ложись сюда! 6 Блуждал по свету много Ты в поисках пути, Но наконец дорогу Сумел к нему найти. Как брошенный ребенок, Скитался ты, пока Не пал ты, о теленок, В объятья мясника. 7 Тебе, теленок жалкий, Высокий жребий дан. Поверь тому, кто палкой Колотит в барабан. Вручи ему с почтеньем Ключи к твоей судьбе. Конец твоим мученьям И заодно — тебе.

БАЛЛАДА О ДЕРЕВЕ И ВЕТВЯХ

И пришли они в своих рубахах коричневого сукна, А хлеба и масла уж нет. И пожрали единым махом все, что было в горшках, до дна, Весь наш скудный обед. — Здесь можно поселиться! — кричат они. — Здесь будем веселиться! — кричат они, — Минимум тысячу лет! – Ладно! — ветви сказали, Но ствол безмолвно ждет. – Давай! — орут гости в зале. Но хозяин предъявит счет! И они ищут теплых местечек, тащат стол «рококо» в кабинет, Нажимают небрежно звонок. За расходы никто не ответчик, счету средствам казенным нет — Всякий взял себе, сколько мог! — Здесь нравится нам лично! — кричат они. — Здесь можно жить отлично! — кричат они И сидят во дворцах без сапог. – Ладно! — ветви сказали, Но ствол безмолвно ждет. – Давай! — орут гости в зале. Но хозяин предъявит счет! И они патрулируют по двое и стреляют в любого из нас Тычут в горло нам сталь штыков. Но три марки за этот подвиг платит им золотая казна — Их волчий обычай таков. — Здесь можно поживиться, — кричат они. — Казна не истощится, — кричат они, — До скончанья веков! – Ладно! — ветви сказали, Но ствол безмолвно ждет. – Давай! — орут гости в зале. Но хозяин предъявит счет. Маляром бесноватым выкрашен в коричневое их дом, Жизнь окрашена в тот же цвет. — Недовольным зубы повыкрошим, упирающихся перебьем, Сильнее нас в мире нет! — Мы рассчитали точно! — кричат они. — — Мы рейх построим прочно, — кричат они, — На тысячи тысяч лет! – Ладно! — ветви сказали, Но ствол безмолвно ждет. – Давай! — орут гости в зале. Но хозяин предъявит счет!

¹⁹³⁵

БОРЦАМ КОНЦЛАГЕРЕЙ

Вы, едва достижимые! Похороненные в концлагерях, Отсеченные от любого человеческого слова, Пытаемые, Избитые, Однако неопровергнутые! Исчезнувшие, Однако не забытые! О вас мы слышим немного, но все же слышим: вы Неисправимы, Вас нельзя убедить, то есть заставить отречься от рабочего дела, Нельзя разуверить, что и сейчас в Германии Есть люди и люди: угнетатели и угнетенные, И что только классовая борьба Может освободить массу Городскую и сельскую. Мы слышим, что вас ни батогом, ни дыбой Нельзя заставить Признать, что дважды два — пять. Итак, вы Исчезнувшие, но Не забытые, Избитые, но Неопровергнутые, Вместе со всеми неисправимыми борцами, Не переубежденными сторонниками правды Продолжаете оставаться Подлинными вождями Германии.

¹⁹³³

ПОГРЕБЕНИЕ ПОДСТРЕКАТЕЛЯ В ЦИНКОВОМ ГРОБУ

В этом цинке, здесь, Покоится человеческий труп, Или его ноги, или голова, Или еще меньшая кроха его, Или вообще ничего, ибо он был Подстрекателем. Он изобличен как первопричина зла. Заройте его. В лучшем случае Только жена его последует за ним на живодерню, Ибо его сообщники Тоже изобличены. Это Нечто, лежащее в цинке, Подстрекало вас ко многому: Чтобы сытно есть, И чтобы жить в сухих жилищах, И чтобы кормить детей своих, И чтобы за свою копейку стоять, И чтобы солидарным быть со всеми Угнетенными, подобно вам, и Чтобы думать. Это Нечто, там в цинке лежащее, вам говорило, Что необходимо ввести иную систему производства И что вы, миллионные массы труда, Должны взять в свои руки власть, Без этого вам ничего не добиться. И вот потому, что Находящееся там в цинке говорило так, Оно и попало в цинк и подлежит погребенью В качестве подстрекателя, подстрекавшего вас. И тот, кто говорит здесь о сытной еде, И тот из вас, кто хочет жить в сухом жилье, И тот из вас, кто стоит за свою копейку, И тот из вас, кто хочет кормить своих детей, И тот, кто здесь размышляет и объявляет себя солидарным Со всеми угнетенными, Тот должен отныне и вовеки Быть запаян в цинк, подобно этому Нечто, Запаян как подстрекатель и погребен.

¹⁹³³

ПОСЛАНИЕ ТОВАРИЩУ ДИМИТРОВУ В ТЕ ДНИ, КОГДА ОН БОРОЛСЯ С ФАШИСТСКИМ СУДОМ В ЛЕЙПЦИГЕ

Товарищ Димитров! С тех пор как ты борешься с фашистским судом, Сквозь толпы бандитов-штурмовиков и убийц, Сквозь свист шомполов и резиновых дубинок В самом сердце Германии Слышен Громкий и внятный голос коммунизма. Его слышат во всех странах Европы Те, кто — сами во тьме — вслушиваются во тьму за границей, Его слышат также Все избитые, ограбленные И несгибаемые Борцы Германии. Экономя и рассчитывая, ты, товарищ Димитров, Используешь каждую минуту, тебе данную, Используешь эту маленькую площадку, Еще открытую гласности, Ради всех нас. Едва владеющий чужим языком, Постоянно прерываемый окриками, Многократно вытащенный из зала, Истощенный кандалами, Ты вновь и вновь задаешь наводящие страх вопросы, Обвиняешь виновных и Заставляешь их орать, вытаскивать тебя из зала И тем самым подтверждать, Что за ними не право, а только сила, Что тебя можно только убить, но не победить. Потому что, подобно тебе, этой силе сопротивляются Тысячи борцов, не столь заметных, как ты, Даже те, кто истекает кровью в застенках. Их можно убить, Но не победить. Подобно тебе, все они заподозрены в борьбе с голодом, Обвинены в восстании против угнетателей. Привлечены к суду за борьбу с эксплуатацией, Изобличены В справедливейших действиях.