Стихотворения

VI.

Уйти, уйти! и вот мечтают оба. Он вслух, а Кадя — Кадя про себя… …Глядит опять на тетку, бьется злоба. Да, Валька в прерии! В какие же края, К каким морям направить парус бедный? Где лотосы мои, где светлый викинг мой, Вонзивший в гребни волн свой струг победный, Со славой на щите несущийся домой? …Надоедал им рамс знакомый и сонливый; Шла тетка проявлять для Кости негативы, А Валька тер глаза, сосал ландрин И спрашивал, что значит «серпантин»…

VII.

И фрейлен Рике уходила рано. Укладывала Вальку и, «adieu» Сказав из коридора, два стакана Несла к себе — в одном свое питье, В другом о-дантифрис для полосканья… И долго было слышно, как она Возилась, полоскала зубы, и — зеванье От предвкушения девического сна. Потом в кровати тестамент читала И, заложив Andenken ом, мечтала О Tante Augustchen, где в праздник быть пришлось, Где t"uchtig war getanzt, где war famos.

VIII.

Потом — прощалась тетка Агриппина, И надевала кружевной капот, И доставала бром за банкою хинина, И клала челюсть в воду на комод… Ходила долго. Раздвигая сторы, Смотрела в окна; отставляла стул; Перебирала кофточки узоры, Сосновою водою душила… Свет мигнул В щелях дверей — переносила свечку… И надо лбом колечко за колечком Крутила долго папильоткой… Рот Дрожа шептал про «бранных воевод»…

IX.

А в кухне шепотом смеялась Пелагея С ленивым дворником, подсолнухи грызя. И с городками из газет, желтея Посудой, прусаками шелестя, Висели сгорбленные полки. Вяло Захлебывались старые часы С привешенной канфоркой; и устало Глядел засиженный Линевич со стены. Тянулись чистые половички к кровати, К подвальной западне, к ступенькам на полати. И в раковину капала вода С короткой песенкой, унылой, как всегда…

X.

В час, во втором звонился громко Костя, Пугалась Пелагея, задремав… И в трости с ящерицей из слоновой кости Уже было что-то желчное, и прав Был узенький портфель с блестящей кнопкой, Когда упал на ларь в передней и сверкнул… И Пелагея сразу стала робкой, А Костя что-то буркнул, пальцем ткнул И, вскоре, в помочах из кабинета Кричал он: «Умерли вы, что ли?» И, раздета, Простоволосая, пугалась тетка:- Что? — Что? Что такой? — «Газету из пальто!»

XI.

Из детской Валька, спрыгнувши с кроватки, Бежал на цыпочках по коридору в зал И там в стекло царапался… И пятки Стучали позади… Он бился и кричал, И, вырвавшись, хватался за гардины… Потом несли его назад в кровать, И он стонал, весь странный и змеиный, И падал на кровать, уже не в силах встать… И спрашивала тетка, Пелагею Позвав к ceбe и щекоча под шею Виляющую Капку: «Убежал?» — Да, барыня! — «Заприте двери в зал!» —

Глава вторая

I.

И только к двум часам огонь тушили в зале И зажигали в коридоре ночники, И гулкую рояль устало запирали, И замолкали мягкие шаги… Тогда — на медный лист из теплого камина Унылый дед в шлафроке вылезал И отпирал буфет, и брал Бенедиктина; Садился на диван с ногами и вздыхал. И изредка, погладив под усами, Справлялся он с звонившими часами, Чтоб в'o-время убрать Бенедиктин, Закрыть буфет и влезть опять в камин.

II.

И думал он о тетке, Вальке, Kocтe, О тихой, грустной Каде и бурчал: «Так-с, значит, проморгал свое Замостье! Такой же хлюст, как и когда кончал!… Живет с какой-то феей, примостился В чиновники особых поручений… Что ж — Как Федя от растрат не удавился! В маман пошел, не очень-то проймешь… Агриппочка — селедка, как и прежде! Все так же красится и так же все в надежде, Однако подцепила гемморой, И теткой сделалась такой, что ой-ой-ой!…

III.

Живи-бы я, так в порошок растерла б И, как жена, шипела б: «в гроб сведет — От курева схватил чахотку горла, Теперь паралича от пьянства ждет!» Дед замолчал и пересел уютней: «Однако, эта Капка — чорт возьми — Блох развела… мою, бывало, Лютню С дивана-то кнутом мамзель Мими… А эта, вшивка, дрыхнет на подушке, Нос в нос с хозяйкой, лапочки на брюшке, Не слышит, что я здесь, ей в тон храпит И от обжорства и от блох скулит…

IV.

Агриппочка! Одна из всех осталась, И с той-то взятки гладки… Дожил я! Еще придется (вот уж не гадалось) Приискивать камины для себя… Теперь вон входят в моду спиртовые - Из спирта в спирт — еще одна печаль! Как раз задохнешься! Нет — времена былые И по людям и по каминам жаль! Примнут тебя березой да осиной, Успеешь надышаться древесиной, Да и огонь и дым сродни лесам, Зеленые псалмы шумящим к небесам.

V.

И, помолчав, заговорил он снова: «А Кадя что? Сидит там у себя… Все не с кем вымолвить живого слова И пишет по ночам дневник, как я. Эх, слопают, родимая, уж знаю, Кого тебе нащупал в женихи Шалдерник Константин. Да я не унываю… Чего мне унывать? Грехи, грехи! Пройди, голубушка, сперва огонь и воду И трубы медные, а там ищи уж броду, Иль, как сестра Ариша, мышьяком Травись ceбe… Кому печаль о том?