Стихотворения

Часть вторая

Поговорим о странностях любви!

А. Пушкин.

Глава первая

I.

Тоскливый перезвон Страстной недели… На мокрой паперти огромные следы, В щель тяжкой двери тусклый блеск купели И маленьких старух гнилые лоскуты. Шипящие по плоским лужам шины, Слезливый дождь на черные зонты И схимников-городовых резины, И — с постным маслом на лотках блины… На тумбы вскакивают, как эквилибристы, Бегущие без ранцев гимназисты, И из прикрытого брезентом кувшина Уж тянут дулевую воду без конца.

II.

В Страстную пятницу, на похороны Бога, На страшную легенду Четырех, Раскрылась ночь своею бездной строго, И ковш медведицы к ее престолу лег. Застыли грудами мучнистые бульвары, И реки улиц с четками огней Беззвучно рухнули в унылые кошмары Ворчливо спутанных стремительных теней. Драконовыми пастями подъезды Смотрели в узкие унылые проезды С холщевой вывеской — «портниха Делярю», С автомобилем, наклоненным к фонарю.

III.

Единый день, единая суббота На утро мглистая над городом взойдет; Тумана хмурого растянутся тенета, И кто-то серый в окнах промелькнет, Тоскливее гудок на фабрике застонет И, прежде чем уйти из черного депо, Локомотив, попятившись, зазвонит Чугунным буфером пугливо и слепо… И мироносицей, скользя в ненастном дымe, У гроба Господа — в унылой мгле, как в схиме,- В тоске унылые склонит колени даль, Встречая солнца тихую печаль.

IV.

«К Спасителю!» — решили Петр и Кадя. Уютно-пуст был чистенький трамвай… На эти бра, на яркость стекол глядя, Петр думал: «Это ты, почтенный Разгуляй! Где ж пустыри, откуда из канавы Бывало стрелы мы пускали в караул? Из полосатой будки бударь бравый Грозил нам алебардой… Он здесь блюл Гусей директорских, сидел на портомойне, Бранился с прачками обидно, но пристойно, И хвастался: «Когда, сказать вам не берусь, А до гимназии здесь жил гадатель Брюс!»

V.

Агатовой тяжелой коллонадой Стесненный зал и, как ворота в ад, Иконостас червонно-красный… Стадо Огней угрюмых, каждый точно взгляд, Тяжелый взгляд, грехами угнетенный… За тайною сквозных узорных врат, За бархатом малиновым, стесненный И ветхий голос заклинает ад… Фарфоровые свечи нежно-алы, Лампады в них томительно усталы, И голосу алтарному из тьмы Слагают клиросы гудящие псалмы.

VI.

На хорах гулко, мрачно и безлюдно — Туда, по лесенке вертляво-винтовой, Горят по нишам мглистым свечи скудно, Срываются ступеньки под ногой. К чугунный полосам решетки прижимаясь, Уселись кое-как на выступе… Внизу Кипели волны, опускаясь и вздымаясь Огнистой пеной свеч. Багровую слезу Спустила нитка в глубь паникадила, И вздрогнуло оно и заструило От тихих огоньков, повиснувших над ним, Цветные ручейки по камням дорогим.

VII.

В жемчужных митрах, в белых облаченьях Apxиepeи движутся внизу… Нет слов в витиеватых песнопеньях, В глухих хоралах Богу-мертвецу! И души грешников в богослуженьи ада, Простершись ниц на мозаичный пол, Услышали слова забытого обряда — Престолом Бога Сил стал дьявола престол. И бережно они держали свечи; И как пчелиный воск, просты их были речи; И с грешных губ к кадилам Сатаны Молитвы были верой зажжены.

VIII.

Высокий купол был невидно-мрачен, Как будто не был там написан Саваоф, И Око-Бог был сводами утрачен, И неба черного затрепетал покров. Из ада, с алтарем червонным, с полукругом Агатовых колонн, молилась пена свеч Своим земным, измучившим недугам, Незнаемому Богу горьких встреч… И Небо вольное давно забыто было, И мимо ночь к безвестным далям плыла, И у самой земли они едва ль, Приникнув ухом, выведали даль!

IX.

Над сетчатыми волнами, над адом Далеким и нестрашным, высоко, На выступе, они сидели рядом… Как будто свадебное было торжество Для них в огнях паникадил и в четких Янтарных огоньках копеечных свечей, В провалах ниш, в архистратигах кротких С наивностью извилистых мечей. И в этой бездне черной, там, где купол Раскрыл глубокий, легкий, чуткий рупор, И, вслушиваясь в равномерный гул Невидимый, неведомый прильнул.

X.

В пролетах ночи утро трепетало, Стучали резко по сырым камням Пролетки… Лампами в пекарнях замелькало По хлопающим с гирями дверям. Едва касаясь тротуара, в сквер спустились Изнеможенные, но бодрые… Едва Короткие лучи на крышах заструились, В прорезах облаков темнела синева. Потом на лавочку уселись. Под глазами Темнело, сжались зябкими плечами И в полузабытьи под звон колоколов Не надо было, не хватало слов.

XI.

Потом извозчик вез их по просторным И гулким улицам… По призрачным мостам К унылым слободам и к рынкам сорным, С подбитым голубем, бродившим по доскам, С громоздкой, красной, грязною тюрьмой, С подводами и бабой с молоком; К слесарням с их угарно-душной тьмою И дребезжащим по железу молотком; К угрюмым кузницам с зловещими горнами, С покорными седыми битюгами У черных виселиц… И ртутью на столбах Блестела изморозь, оттаявши в лучах.