Стихотворения

1921 г.

КИНЕШМА

В уютный город над большой рекой Вошли с холмов внимательные сосны, И площадь с репой, брюквой и мукой В мой ранний час на луг похожа росный. Заулков и проулков тихий рой, Рядов, лабазов, лавок сумрак постный, Трезвон церквей с горы и под горой И пароходов оклик перекрёстный. С далеким лесом луговая даль И Волги ширь с недвижными плотами Окутаны в осеннюю печаль… И тянет поезд мглистыми местами Свой свист и дым, как светлую вуаль, Над лужами, жнивьями и кустами.

1921 г.

ПУЧЕЖ

Весенней Волгой залит город старый. В ночную темь белеют над водой Седых церквей и колоколен пары, И сеть огней отражена слюдой Рябой воды… Гармони и гитары Поют сквозь ночь о доле молодой, И слышны волн разбуженных удары, Быть может, там, на паперти пустой. Гудки подряд… Наш путь упрям и долог. Закутался в туманно-мутный полог Твой мирный сон по влажным берегам. А пароход кричит, кричит певуче Не то навстречу загремевшей туче, Не то еще таким же городкам.

1921 г.

НОВЫЙ ГОД

Заперт дверями заклятыми Новый неведомый год, Блещет за окнами латами, Полночи праздничной ждёт! Чу, равномерною поступью Длит он последний ночлег; Тает алмазною россыпью На подоконниках снег. Тише! Рассыпал он волосы, Сбросил свой шлем голубой… Чу, говорит он вполголоса Глухо, как башенный бой. Тише! Слова зачарованны, Жесты спокойно-просты; В тусклые латы окованный, Поднял к устам он персты. Тише! Он — тайна до полночи! Скоро, как вечность стара, Медью морозною стонучи Башня ударит: пора!

1921 г.

ЗАМУРОВАННЫЙ

Мёртвым светом лампочка нальётся… Заполночь сижу, курю, курю… Белым паром стужа из колодца Фимиам возносит декабрю. Замурован в каменной коморке За незрячим матовым окном, Жду к себе, на мёртвые задворки, Дальний свист, затянутый гудком. То завод зовёт ночную смену, То бежит мохнатый паровоз… О мою настуженную стену Оперся под месяцем мороз. Дышит дымом тихий снежный город, Спать не спят церковные кресты… Приподняв короткий зябкий ворот, Друг ночей, откуда взялся ты? С белого угла на чёрный угол Месяц проводил тебя домой; Крепкими шагами ты простукал, На ходу закутываясь тьмой. Вот и смолк! Раскатистой дорогой К мосту опрокинулась гора; Тлеют улиц мглистые пороги Блеском накладного серебра. Раскрываю каменную стену — За окном, незрячим сквозь мороз, Чу, зовёт гудок ночную смену, Чу, бежит и плачет паровоз.

1921 г.

"Когда, отмаявши свой день,"

Когда, отмаявши свой день, Измучен пыткой крестной муки, Я вспоминаю лет далёких тень И в ней твой взгляд, косу и руки. Когда твой красный сарафан И на песке босые ноги Блеснут так ярко сквозь туман Нас искалечившей дороги, — Мне хочется с тобой уйти На паперть старенького Храма И руки бедные сплести, И ждать в снегу весны упрямо. Ловить чуть тёплые лучи От солнца знойного когда-то; Ведь были, были горячи Для нас под соснами палаты! Не сетуй, милый старый друг! Мы прошлым радостным хранимы, Свой жаркий солнечный досуг Ведь оценили, как могли мы.

1921 г.

"Благодарю тебя за то,"

Благодарю тебя за то, Что ты дала мне счастье жизни, За всё, что мною прожито В тобою выбранной отчизне. За то, что выбрала отцом Мне Кушенского Дон-Кихота И в жизнь послала со стихом Ты вместо Белого болота. За то, что на реке Дубне, Воспетой Пришвиным с Клычковым, Досталось радоваться мне Земле и солнцу, и дубровам. За то, что Гарднера фарфор Меня сквозным румянцем встретил, И сквозь него я до сих пор Гляжу на мир спокойно-светел. За всё, за всё благодарю И только горько мне и больно, Что жизнь свою прожив в застольной Тебя ничем не отдарю.

Предположительно 1921 г.

СТАВРОПОЛЬ

Ставрополь — город Креста, Все мы там были распяты. Знакомые нам места Помечены крупными датами. Много ворот и крылец Крестами красными крашены. На скамьях мертвецу мертвец Анекдоты шамкает страшные. Скрипят тротуары. Идут Мертвецы по Казанской парами, В Дудкинском доме суд И кого-то топят под ярами… Разжалованный собор В увезенный колокол бухает, Эхо заволжских гор Глотает выстрелы круглые. Кровь унять не смогла тогда Казанская Богородица, Но пески занесли без следа Всё, везде… И опять туда По весне так уехать хочется! Чудится, что на крови Сон-трава аловатая теплится И от жалости, и от любви Верба старая (рви ее, рви) Вся в скворцах, вся в слезах, вся в серьгах Простоволосая треплется.

1921 г.

ЛЮТЕ

За жестом жест, за позой поза… Плавный И гибкий ритм руководит тобой. Молитвенный, трагический, забавный — Рассказ движений власти над судьбой. Живи под ритм певуче-своенравный И жизнь, с её волненьем и борьбой, Сумей ввести, смиряя, в танец плавный, Где зало — мир под кровлей голубой! Подобно музам, вечно юным девам, В движениях подвластная напевам, Созвучным ритмам солнца, туч, и звёзд, Будь огненной, но строгою поэмой, Где каждый стих равнопрекрасен с темой И замысел глубок, певуч и прост!

1921 г.

"На дворе скрипят, визжат колодцы;"

На дворе скрипят, визжат колодцы; По губе раструба ледяной Грохоча и пенясь в ведра льётся Серебро сосулею сквозной. В жёлтых полушубках водоноски Разбрелись шажками со двора, Плотные сверкающие всплёски Шлёпая блинами из ведра. Медленно, не понукая лошадь, Всё везут вдоль улиц мужики На базар, туда к рядам, на площадь, Проседью покрытые мешки. Ожили на площади палатки И, закутанные в шали глубоко, Обминая стынущие пятки, Продают мещанки молоко. И опять, как и вчера, спросонок, Сквозь морозный пар катя клубок, Из депо, пронзителен и тонок, Закричал тоскующий гудок.

1922 г.

"Мой день волокли Вы по пыли"

Мой день волокли Вы по пыли, Мели им, как шваброй, полы; Всю душу мою прострочили Вы дробью машинной иглы. На сердце накинув верёвки, На петлях гигантских шагов, Взлетали, проворны и ловки, В неистовом вихре кругов. Но дверь я захлопнул вплотную И смыл, не спеша, чередой Всю липкую пакость дневную Живою и мёртвой водой. Все тот же сижу одинокий И лью электрический свет На жребий, как прежде, высокий В толпе заблудившихся лет. Свой день вспоминаю с улыбкой — Пусть люди слепы и грубы! — Мне полночь играет на скрипке Прекрасную песню судьбы.

1922 г.

ЖЕНЕ

К сорока годам из околесицы Долгих лет, своих и не своих, Наплывёт, взойдёт над переносицей Старческих морщин глухой триптих. Обрастут глаза и губы сетчатой Паутиной спутавшихся дней, Взглянешь к выси, в голых ветках клетчатой, И вздохнётся глубже и ровней. Встанешь рядом, мученица крестная, Неизменная, всегда одна, Ты, моя невеста, неневестная, Мироносица жена. Нынче мы на паперти, как нищие, Слушаем обедни смутный клир, Скудною довольствуемся пищею И одни глядим на вольный мир. Только к нам воробышки, чирикая, Тропками подкатятся бочком, Только нам, качаясь с повиликою, Бабочка кивает хоботком. Лето холодами обезглавлено, Ледяные градины в крови И серебряным окладом сдавлена Бархатная библия любви. Юность плащаницей до заутрени Мы снесли в ограду на погост… Трезв и свеж у храма холод утренний, Честен мир и всепрощающ прост.