Стихотворения

II.

В апреле утро — хоровод зеленый Наивных девушек, сквозящихся берез; И юноша, и томный, и влюбленный,- Чуть-чуть бесстыдный клен — струит дыханье грез Из почек лопнувших, тугих и нежно-клейких… А Бальдер-Солнце в огненном плаще, Виящемся в назолоченных змейках, Расплавленных в стремительном ручьe,- Вновь молод, вновь крещен в дымящейся купели, Налитой всплесками бунтующей метели; И сберегли стволы глухих елей Из ярких смол его челу елей.

III.

Апрели детства, вы перезабыты! Лишь изредка припомнится окно В грустящий сад, зачмокают копыты, Заржет Малыш призывно и пьяно… И непременно кто-нибудь приедет Чужой, нечаянный издалека… А няня ночью в пологе забредит И, странная в лунe, спадет ее рука… И я сниму с кроватки оплетенье И подбегу, в окно смотреть луны свеченье На старой крыше погреба, и жуть Не даст мне долго в эту ночь заснуть.

IV.

Переберу тихонько странные игрушки, Поглажу колесо машинки, убегу Назад в кровать и в кувшине и кружке, Стоящих на окне, я лица разгляжу. Потом затихну, задремлю, как в сказке, И запоет в ногах, разбужен, теплый кот… И не услышу тихий шелест ласки Под пологом… Прозрачный хоровод Снегурочек, дюймовочек, царевен И водяной, который вечно гневен, И ведьма добрая в избушке на юру — В уютный сон вплетут свою игру.

V.

Апрели юности, вас вспоминать так больно! Ты, с мутным блеском луж, усталое шоссе, Из далей аспидных уныло и безвольно К асфальтам города клубишься в серой мгле… По выбоинам скользким, под стенанье Провисших проволок, мучительно я шел, Как нищий вымолить у камней состраданья И ласки у трескучих «медных пчел»… Под звон и грохот, под злорадным взглядом Громадных букв, с афишей скачек рядом, Сидел за столиком в накуренных пивных, С несчастным блюдечком сухариков ржаных.

VI.

Сидел один… Вокруг меня пьянели, Бутылок прибавлялось на столах, И на прилавке медяки звенели… Стояли кадки с пальмами в углах И рыбки тыкались в аквариях на окнах… На тротуаре за окном бежал К пролеткам мальчик, сизый весь в волокнах Тумана, и подснежник предлагал… И мальчик, и подснежники, и рыбки, И пальмы были сказочны и зыбки, И ты лишь, в шапочке барашковой, одна Была так непреклонна и ясна.

VII.

Но темный срыв уже забыли годы, И ты со мной, как лучезарный шум, Весенний шум. И оба, как свободы, Мы ждем апрель. Он наш Капернаум! Сломают лед запененные воды, Навстречу птиц мы бросимся на юг. Кричат, звеня над Волгой, пароходы — Апрель и Волга наш волшебный круг! К зеленым Жигулям, к пахучим соснам Нас увлекут ласкающие весны От чада города, от гнета скучных зол К целящим янтарям тягучих смол.

VIII.

Апрель, апрель! Надежд и сказок месяц. С певучим именем! Предтеча душных лет… Когда на облаках гадает мирный месяц, И звезды влажные слагают триолет. Осенняя листва, облипшая дорожки, В холодный торф полупретворена — Над ней пыльной уж в полдень вьются мошки, В ней, может быть, трава зарождена. И на песке слоистом, уплотненном И мраморном — там, у скамьи под кленом — Так четки, так легки и молоды Мои неспешные, широкие следы.

IX.

В двенадцать дня, в день верб, в день грез о счастьe Прорезал звон часов звонок входных дверей. За розовым стеклом, из светлого ненастья Смеялась пара глаз из-под кривых бровей. И юноша в цилиндре старомодном, В крылатке странной, с узким пухом щек, Волнуясь ждал в дверях, кого угодно, Но только не ее… Но услыхал Валек, И, не найдя на кухне Пелагеи И потревожить фрейлену не смея, Он крикнул Кадю, и к ключу она Склонилась, новым гостем смущена.

X.

И долго в нерешимости стояли Они друг против друга. Надо лбом У Кади волосы от воли трепетали; Была она для вербы в голубом. Загнулись длинные махровые ресницы, Наивны были серые глаза, И вся какой-то светлой тихой птицы Она подобьем радостным была. И первым возгласом ожившего Рожнова Вдруг стало «здравствуйте» — простое слово. Но в маленькой мелодии его Сверкало новой жизни торжество.

XI.

«Моя фамилия такая же, как ваша, И деда вашего я имя сохранил, И хоть родство довольно смутно наше, И меч веков наш узел разрубил — Я к вам вхожу троюрдным братом Петей, И, может быть, как я давно мечтал, И этот старый дом меня приветит, Как я его, мечтая, привечал!» Он сжал ее протянутую руку, Вошел, и по уверенному стуку Его калош, казалось, слышал пол, Что он сюда не первый раз вошел.

XII.

А Кадя, окрестив его нахалом, Скользнула платьем к тетке в кабинет… И Петр, уже смутившись, в нише зала, В распахнутую дверь, увидел свой портрет. «Ну», думал он: «пол-горя Кадя, внучка; А с этой-то уж и не знаю, как! Не целовать же в самом деле ручку? И как бы с места не попасть в просак»… Но выплыла в халате Агриппина С лежалым запахом духов и нафталина И, протянув блестящую ладонь, Сказала нежно: «Капочка, не тронь!»…