Студент: Назад в 90-ые

Но Гришу сейчас проблемы медицины волновали мало, тело Славы в которое он попал было молодым и здоровым. Интересовало его другое – какие попадутся сокамерники. Очень сильно зависело от взаимоотношений с соседями по камере, то как будет течь время дальше. Сидят там обычно первоходы, и с одной стороны волноваться было не нужно, но тут и таиться подвох - как раз люди без опыта и начинают чудить в таких местах.

Дверь в камеру открылась…, и я вошел в свое пристанище на ближайшие месяцы.

Попал я в камеру на первом этаже не далеко от спуска лестницы, которая как раз и показана в фильме про Штирлица. Встретили меня три пары глаз и одна широкая спина бритого парня, который громко фыркая аки конь растирал водой голый торс в закутке огороженным бетонной метровой стеной, что скрывала за собой толкан и умывальник. Парень явно был спортсменом и сегодняшнюю прогулку использовал для тренировки. До меня ему дела не было, а вот остальные с интересом поглядывали на нового пассажира.

– Приветствую всех, - сказал спокойно Славка (про себя Гриша решил стараться и в мыслях называть себя по новому имени, чтобы не путаться), - Святослав Григорьев, статья 102 пункт 3 «з» и «б», двое и более лиц из хулиганских побуждений, - матрас и вещи кинул на свободную нижнюю шконку, ближе к выходу. Вообще с приветствием при входе в хату интересная ситуация. Если ты сам блатной, то по правилам, когда входишь в общую хату, правильно поприветствовать именно бродяг. Если хата большая сидеть могут разные люди – и пидорасы и прочие, и странно было бы блатному приветствовать подобных. Так что «привет, бродяги», либо «привет, всему честному народу» для захода в камеру было бы верней. Но так как лично я косил под новоприбывшего, т.е. фантика, потому просто нейтрально поздоровался. Ну, право слово, не начать же с этим нелепым детским лицом строить из себя опытного зэка? Уже завтра опер часть будет в курсе – какого прожженного паренька им привезли.

– Ого! – улыбнулся тощий мужик, брюнет лет 30-33 с коротким полубоксом и неприятно оттопыренной нижней губой из-за которой были видны неровные желтые зубы, - мокрушников у нас еще не было, да пацаны?

– А тебе, Губа, не все равно, - отфыркавшись и растираясь вафельным полотенцем подошел к шконке у окна спортсмен, хлопнув по дороге меня по плечу – Я – Вова, - добавил он и сел на свою шконку у окошка. Редкий случай, но на пять человек было четыре двухярусных кровати, и две одноярусные у окна, а значит две нижние шконки были свободными, ну теперь одна. Ярус же верхний был застелен газетами чтобы свет от горящей 24 на 7 лампочки не мешал отдыхать лежащему внизу человеку.

– И откуда ты такой, Святослав? – продолжил интересоваться Губа, он тоже занял казырную шконку у окна.

– Как и все. С воли, - ответил я, улыбнувшись под громкий веселый хрюк Вовы, - закрыли, допросили с пристрастием, потом отвезли в больничку – теперь до суда сюда. А сам из Долгопрудного, готовился в институт поступать.

– Студент из Долгопы значит, присаживайся – в ногах правды нет, чо как не родной? – кивнул Губа, взгляд его был внимательным, поведение нарочито вальяжное, будто он здесь хозяин. Хотя таковым он точно не являлся. Во-первых, тут все явно первоходы. Во-вторых, спортсмен Вова уж больно независимо держался, - ну рассказывай, Студент, как в наших краях оказался?

– Ментовской произвол, - пожал я плечами. У опытных сидельцев всегда остаются на всю жизнь специфические привычки. Они больше видят и внимательнее относятся к деталям. Именно поэтому они всегда осторожны в выводах и чуют подвох за версту. С этим кренделем надо быть по внимательней, мелькнула мысль у меня в голове. Этот тип не прост и если ожидать проблем, то он как раз тот, кто может их устроить. Да и как-то не принято лезть в дела коллег по камере.

– Ты баландера там не видел пока шел? – поинтересовался мужик лет 50 со шконки напротив. Здоровенный такой работяга с мозолистыми мохнатыми ручищами, крупным мясистым носом и полностью седой головой, - я дядя Гена, ежели чо. Из-под Красноярска, слыхал?

– Баландера не видел, - покачал я головой, а сам осмотрелся. Помимо Губы, возростного Гены и спортсмена, на соседней шконке лежал и читал томик Достоевского молодой тощий парень, на вид мой погодка. Судя по поношенной одежде – вытянутым треникам и выцветшей на солнце майки, парня этого с воли точно не грели.

– Ну давай что ли, Студент, я тебе как у нас житуха тут обстоит обсскажу, - еще один характерный момент, Губа, когда говорил постоянно дергал правой щекой. То ли это был тик, то ли еще какая ерунда я не понял, но раздражать меня это начало моментально, - камера у нас маленькая, живем мы в ней общаком. С воли подогрев пришел – проедаем вместе. Вещи или сигареты, конечно, твои, тут сам решай. О кстати, Футболист, - повернул Губа лицо к спортсмену, - тебе же с прошлой передачи костюм и треники пришли, у тебя уже третьи, сам же смеялся. Поделись с пареньком, если не жалко, а то он в своих брюках взопреет тут.

– Футболист? – невольно вырвалось у меня, на кого на кого, а на футболиста Вова точно не походил, скорее на боксера.

– Боксер я, кмс, - подтвердил мои догадки парень и улыбнулся, -а футболист – потому что футбол смотреть люблю. Спартак- чемпион! Ты как к спорту?

– Футбол люблю, но не болельщик, а вот бокс – второй разряд, с детства занимаюсь

– О! Наш пацан! На – держи! – достал из мешка из-под кровати синие легкие треники с белыми полосками Вован. Вообще в маленькой камере действительно жили общим. Особенно это касалось еды. Не будет же кто-то в метре от остальных жевать передачку и не поделиться с остальными. А вот в больших камерах там уже можно найти себе семейников так называемых близких тебе людей, с которыми ты можешь делить еду и сигареты, но при этом нужно уделить внимание и общаку. В больших камерах есть арестанты кого не греют. Может нет близких, например, сирота парень. Может попал в чужом городе в неприятности, и родные, когда еще доберутся с другого конца страны, а курить и получить самое необходимое он как раз и сможет с общего.

Но это касается порядочных арестантов. В тюрьме порядочным считается заключенный соблюдающий традиции уголовного мира и не испортивший себе репутацию в прошлом. То есть, если человек живет по тюремным правилам, то может быть окружен поддержкой и заботой остальными такими же арестантами, поддерживающими эти правила. Вот для этого и существует тюремный уклад. Понимание как себя вести и что можно делать или говорить, объясняется новому человеку сразу и потом сам новенький решает к какому лагерю прибиться и что он хочет от жизни за колючей проволокой. С этой точки зрения Губа повел себя грамотно, явно кто-то в свое время объяснял.

– Я, кстати, тоже областной – из Балашихи. Дядю Гену уже знаешь, этот фраерок тощий - сирота московская, так и обзываем - Сирота, ну а Губа – ваш, из Долгопы вроде. Хотя по его рассказам хер поймешь

– Да я - то там, то здесь, ща вот тоже в Долгопе обитаю. Студент, за Сашу Хромого слышал? – я покачал головой, - самый уважаемый человек в городе. Ну да ты ж студент, откуда тебе знать.

– О! Обед, - хлопнул по коленкам дядя Гена и первым подорвался к открывшемуся окошку с миской в руке. На столе быстро появилась нехитрая посуда и алюминиевые кружки (на фене – фанычи) с мутной желтой жидкостью – предположительно чаем. Гороховый суп и макароны с подливой, немного сахара и соль. Батон дали целиком, его тут же умело порезали скрученными нитками, резало не хуже лески или даже ножа. Насытиться толком не вышло, но помогли продукты из общака. Грели тут, насколько я понял, только Губу и Вовку, но грели хорошо – сухая колбаса, сыр, лук и чеснок, а под чаек - вафли и печенье. Кстати, вафли в тюрьме вафлями не называли, исключительно печенье в клеточку, не скажешь же соседу – на, вафлю поешь!

По ходу тюремного застолья, дергая информацию тут и там, а в основном от разговорчивого Губы, выяснилось кто как тут оказался. Дядя Гена был деревенским и приехал в Москву к какой-то дальней родне, облапошили его на второй день, подробностей не понял, но обидчика дядька нашел и в счет обмана получил шапку. Ну и поехал по статье «Разбой». За драку на дискотеке в результате которой образовался труп заехал Вовка Футболист, он и правда был из балашихинской группировки и «братаны» его изрядно грели. Вообще, судя по легкомысленному отношению, Вовка относился к происходящему чуть ли не как к поездке в санаторий. Адвокат передал весточку с воли, что все будет на мази и суда Футболист ожидал с оптимизмом. Ну а Сирота – реально был сиротой, стырил что-то по мелочи на рынке.

А вот Губа оказался самым мутным из сокамерников, про себя он почти ничего не говорил. «Ментовской беспредел» и баста. Зато про других знал почти все, и регулярно будто невзначай задавал и мне всякие вопросы. Если верить моему опыту – в камере должен быть стукач, и ставлю самосвал против болонки, что это Дима Губа. Потому действовал я по старой привычке – меньше говорил, больше слушал.

После застолья все разбрелись по шконкам читать газеты или книги. Я было нацелился спросить у кого, что почитать, но тут открылась кормушка, и в камеру заглянул библиотекарь. Заказывать что-либо я не стал, кто-то сдал томик Дюма «Три мушкетера», и я решил не заморачиваться и освежить в памяти эту книгу, которую в последний раз читал в далекой молодости. Хотя теперь уже и не такой далекой. Хах!