Судьба

Притихшие гости наблюдали за хозяином.

— Нынче ночью пустим красного петуха. Пусть лучше мое добро сгорит! А ты, — Шарапов показал на Серкина, — как толпа соберется, нож комиссаришке в спину… Понял?..

У Серкина от испуга задрожала челюсть:

— Да я сроду курицы не… А то человека…

— Не человек он, — зашипел Шарапов, страшно вращая глазами. — Не человек!..

Вконец растерявшийся мужик уже раскаивался, что позволил втянуть себя в этот круговорот. Совсем запутался. «Ведь новая власть меня не трогает, — подумал он. — Зачем же я на рожон лезу? Не кончится это добром».

— А, черт с тобой! — Шарапов махнул рукой. — Вы, Прохор Иванович, сделаете, что нужно. Подожжете склад. А когда комиссаришка прибежит тушить, прикончите его. Рука у вас твердая.

Петухов шумно выдохнул воздух:

— Будет исполнено!..

Расходились за полночь по одному.

Днем Семенчик побывал в ревкоме, потом вместе с Усовым произвел учет товаров, которые завтра нужно было распределить по лавкам, открытым в окрестных селах.

Вечером уставший сидел за ужином, когда принесли телеграмму. Держа ее в руках, Семенчик потирал лоб. Потом сказал:

— Мама, меня срочно вызывают в Якутск.

— Как же так? Ты ведь хотел побыть здесь дней пять-шесть.

— Вызывают, мама.

— Когда поедешь?

— Надо ехать сегодня, немедленно.

— А я тебе белье выстирала, но еще не гладила. Переночевал бы.

— Нельзя. Судя по всему, дело серьезное. Пойду предупрежу капитана парохода, — и Семенчик вышел.

Майя разогрела утюг и начала гладить белье. Надо было собрать сына в дорогу. Вскоре он вернулся.

— Видел капитана? — спросила Майя.

— Видел. Пароход готов к отплытию.

— Наступит ли когда-нибудь для тебя спокойная жизнь? — спросила Майя. — Или так и будешь мотаться?

— Ничего не поделаешь, время сейчас такое. Вот устроится жизнь, и мы с тобой спокойно вздохнем.

Майя подошла к сыну и молча погладила по голове. Сердце ее сжалось от тоски — она вспомнила мужа. «Был бы он здесь, мне бы легче было бы переносить разлуку с сыном».

— Не скучай, мамочка. Скоро переедем с тобой в Якутск.

Майе приятно было слышать от сына ободряющие слова. Семенчик увидел на ее лице счастливую улыбку.

Он уложил в чемодан все необходимое, оделся. Майя тоже оделась, чтобы проводить его.

— Уже темно, мама. Не ходи.

— Ничего, я только до берега. Тут недалеко.

Заря уже давно погасла. На дворе темень. Изредка метеориты, похожие на огненные стрелы, пронзали небо. Дул холодный ветер.

Сын и мать шли под руку. Майя говорила, говорила, советовала, предостерегала. Семенчик плохо слушал ее, думал о своем.

— Не волнуйся, родная, ничего со мной не случится, — сказал он, прижимая ее локоть.

Вот и берег. Пароходик у причала сверкал красными и зелеными огнями. Пора прощаться.

— Скорее возвращайся, — прошептала Майя.

Семенчик обнял ее, несколько раз поцеловал в щеки и, круто повернувшись, почти бегом устремился к пароходу, словцо боясь, что мать догонит его и не пустит.

Майя одиноко стояла на берегу.

Подняли трап. Пароходик медленно поплыл на стрежень. Выдыхая из трубы красные искры, развернулся и пошел по течению. Майя вглядывалась в темноту, ища глазами сына. Но ничего не было видно. Пошла она домой, когда суденышко растаяло в темноте. Вдалеке еще долго виднелись светящиеся точки.

Возвращаясь в опустевшую избушку, Майя мысленно повторяла слова Семенчика: «Не скучай, мамочка. Скоро переедем в Якутск». И опять в груди поднималась радость: «Дождаться бы этого дня!»

Впереди замаячила черная фигура. Кто-то, оглядываясь по сторонам и останавливаясь, подошел к воротам лавки и тут же исчез.

«Наверно, сторож, — подумала Майя, — охраняет народную лавку».

Но сторожа возле лавки не ставили. Летом возле нее собиралась молодежь, водила хоровод. А когда началась страда, парни и девушки так выматывались за день, что было не до гулянок.

Майя пришла домой, заперлась и прилегла на орон. Но никак не могла уснуть, все думала о сыне. Сквозь дрему услышала осторожные шаги. Кто-то приблизился к двери и остановился.

Пароходик, натужно пыхтя, старательно шлепал колесами по воде. Семенчик поднялся к капитану на мостик.

— Машина у нас старенькая, поизносилась, — как бы оправдываясь, говорил капитан. — Вот уже одиннадцатый год тут работаю. Бывший владелец Кушнарев каждый год свою посудину ремонтировал. А в нынешнюю-то зиму не до того было. Весной на скорую руку кое-что сделали. Но ничего, пока ходим.

— Побыстрее бы, — вздохнул комиссар.

— Да темень-то какая! Боюсь, на мель бы не сесть, — ответил капитан. Опытный речник, он отлично знал Лену, но все же тревожился за исход рейса — уж очень важный у него на борту пассажир.

Семенчик вернулся в каюту, разделся с намерением поспать. Только лег, к нему постучался капитан и с тревогой в голосе сообщил:

— В Маче пожар, Семен Федорович! Отсюда видно, как горит.

У Семенчика мелькнула мысль, от которой мурашки по спине пошли: «Уж не материну ли избушку подожгли?» Он быстро оделся и заспешил на мостик. В стороне Мачи полыхало огненное зарево.

— Мы далеко ушли? — спросил Семенчик.

— Миновали Бэс-Тумул. Скоро уже Березовка. Вот тот мыс пройдем…

— Далеко. Может, вернемся?

— Как прикажете. Пароход в вашем распоряжении.

Комиссар задумался.

— Нет, возвращаться не будем, — сказал он и ушел вниз.

На рассвете на вахту встал помощник. Капитан на цыпочках вошел в каюту. Но комиссар поднял голову от подушки, точно и не спал:

— Где мы сейчас находимся?

— Только что прошли Соготох-Бэс. К вечеру придем в Аннях.

И действительно, к вечеру были в городе. Семенчик не стал мешкать, сразу же побежал в окружной ревком, чтобы там кого-нибудь застать.

Председатель был еще на месте. Он пожал Семенчику руку и сказал, что только что о нем спрашивал секретарь окружного комитета.

— Нынче ночью в Маче был пожар. Вам не известно, что горело? — спросил Семенчик.

— Подожгли склад с товарами, — ответил председатель. — Пожар вовремя потушили. Товары, в основном, спасли. А вот человек погиб. Сгорел…