Сущность Альфы

Когда последний осколок стал единым целым с сердцем сущности, его энергетика хлынула внутрь пока ещё пустой сферы, наполняя её силой. Наруто покачнулся, чувствуя, что требуется больше, намного больше, но даже не помыслил о том, чтобы разорвать связь, которая возрождала жизнь.

Это был отчаянный шаг, отчаянный миг, миг на грани возможностей, именно тот миг, которого, похоже, и ждала его сущность. Нет, она не вырывалась, не пыталась разрушить врата внутренних барьеров, даже не скалилась и не рычала, просто наблюдала, выжидала, выгибалась, и так чувствуя, что носитель дарует ей свободу. У Наруто не было выбора, но он ему, по сути, и не был нужен, потому что альфа, ещё до того, как переступил порог родильной палаты, уже знал, что без последствий он не сможет слиться со своей сущностью, а без слияния, соответственно, не сможет использовать все возможности своей силы.

– «Сдайся наконец-то, мальчишка!
– низко прорычала сущность, предвкушающе урча. – Сдайся и освободи меня, - сущность воспрянула, выпрямилась, обрела хищные очертания, а после, с насмешкой, добавила, - если, конечно же, хочешь спасти своего брата»

Естественно, сущность не может говорить, это всего лишь его слабость, неуверенность в себе, нехватка контроля, его личная недостойность и отречение от своей судьбы, от той доли, которую он так и не смог принять, но голос был отчетливым, для него, пусть и миражным, иллюзорным, всего лишь плодом его воображения, но Наруто не мог не согласиться с тем, что услышал, не мог больше удержать тот поток кипящей лавы, который распирал его изнутри. И врата рухнули, рассыпались в прах, обнажили чистую силу, которая возвысилась над ним, расправив огромные крылья, в жаре которых утонула его маленькая, человеческая фигурка. Все полыхало, горело, бушевало, источало силу, взывало к сущности омеги, который просто обязан был жить, потому что внутри него мягко пульсировало два сердечка – обычное человеческое и восстановленное энергетическое.

Огненные крылья больше не пугали, плавящаяся кожа больше не раздирала его тело болью, сил больше не было. Только последний рывок. Последний, но такой важный. Важный потому, что он услышал глубокий вздох, а после увидел слегка затуманенный, но живой, с глубинными искорками силы взгляд таких родных, по-братски любимых глаз. Для него не было темноты. Только огонь. Огонь, в пламя которого Наруто шагнул без сожаления и сопротивления, позволяя энергетическим языкам силы глодать его слабое, человеческое, постепенно разрушающееся тело.

Саске затаился в уголке, все ещё не веря в то, что ему удалось пробраться в коридор, из которого все двери вели в родильные палаты, правда, именно сейчас была занята только одна, но и этого было достаточно, чтобы сердце молодого омеги тревожно билось о ребра, будто предчувствуя что-то неладное. Казалось, ему не о чем волноваться, ведь рядом с Дейдарой был Итачи, Наруто и опытный врач в лице Цунаде Сенджу, но омежьи инстинкты отчаянно твердили о том, что он должен быть здесь, причем быть тихой, неприметной, просто наблюдающей мышкой, в то время как двое сильных альф молчаливо буравили друг друга тяжелыми взглядами.

Вообще-то это было странным, то, что его родители и Кушина-сан остались в общей, пусть и удобной зале для ожидания, а Минато-сама и Гаара-сама (как же непривычно было думать о молодом альфе, как о главе клана) сейчас, как два стража, стояли возле двери в родильную палату, из-за которой не то что не доносилось ни звука, даже не ощущалось никакого ментального всплеска, хотя, как понимал подросток, роды должны сопровождаться сильными энергетическими колебаниями. Возможно, все дело было в том, что это были не совсем роды, а срочная операция, но все равно это не объясняло тот факт, что он даже брата не чувствовал. У подростка складывалось такое впечатление, что родильная палата – это своего рода купол, в котором все замкнуто, закольцовано и законсервировано, хотя он даже предположить не мог, что способно скрыть ментальную силу, тем более Древнего. Что-то было не так. Во всем не так. До крика души и метания сущности не так, о чем ещё раз свидетельствовало поведение альф.

Мужчины будто ожидали чего-то, при этом Намикадзе был слегка взволнован, напряжен и категоричен в своем выжидающем положении, а Собаку, наоборот, расслаблен, уверен, но не менее настойчив. Скорее, это было похоже на то, что альфы чего-то ожидают или кого-то поджидают, словно заранее знают о чем-то, о чем неведомо ему. Саске это раздражало. Не злило, а именно раздражало, потому что все вокруг него думали, что он слабый, эмоциональный и вообще ещё маленький, чтобы быть залученным к взрослой жизни и её тайнам, при этом никто почему-то не учитывал тот факт, что ментально он был сильнее любой омеги, а, скорее всего, и многих альф. Несправедливо как-то, поэтому к раздражению примешивалась ещё и обида. Да, он эмоционален, но только потому, что его вынуждают на эти эмоции, оставляя в полном, беспросветном, нелепом неведении, что уже не раз приводило к самым неожиданным последствиям.

Вот брат всегда был с ним откровенен, и то, в последнее время даже Итачи что-то скрывал, уж слишком часто омега видел глубокую складку между его бровей, которая свидетельствовала отнюдь не о волнении, а о глубокой задумчивости. В такие моменты брат отгораживался от их связи и полностью уходил в себя, изредка постукивая пальцами по ближайшей поверхности, будто принимая какие-то решения. Получается, никто не воспринимал его всерьез, а Саске так хотелось доказать, что он стоит очень многого, что он взрослый уже не по годам и что он может самостоятельно принимать важные решения.

Конечно же, все это шло в разрез с его действиями, но это не означало, что он слаб, мал и глуп только потому, что мыслит и действует не так, как отец или брат. Это закономерно, ведь он омега, поэтому, естественно, как бы подросток ни старался вести себя, как альфа, он просто не в состоянии, по крайней мере, постоянно. Да, он мог быть напористым, непоколебимым, властным, скупым на эмоции и окружить себя ореолом силы, но в тот же момент Саске понимал, что это, в конце концов, сломает его как омегу, а быть омегой ему нравилось.

Ну, вот, ещё год назад он бы землю перевернул вверх тормашками, если бы в обмен на столь титанический поступок в нем пробудился альфа, но теперь брюнет сделал бы то же самое, только бы в нем осталась омежья сущность. Дело было в Наруто, в первую очередь. Ведь он любил этого альфу и считал его только своим, даже не представляя, что их жизненные пути могут разойтись. Если кто-то, если хоть одна омега покусится на его собственность, он будет драться и побеждать, потому что Наруто – это его все. И это в семнадцать, почти семнадцать, лет! У него вся жизнь впереди, сотни, тысячи, миллионы встреч, и столько же возможностей встретить других альф, не менее красивых, статных, сильных и притягательно пахнущих. Но смысл в этих встречах и альфах, если у него уже есть только его альфа? Нет, это не сантименты, это чувства – глубокие и, кажется, вечные, поэтому Саске и не понимал, почему Наруто вошел в палату так решительно, почему бросил на него взгляд, который показался ему прощальным, и почему его сущность так отчаянно рвалась вперед, туда, за прочные двери, за которыми скрылся его альфа.

Да, сущность… Сущность вообще вела себя странно: не пыталась выйти из-под контроля, причинить ему или окружающим вред, подчинить его, она просто… затаилась. Его сущность накапливала силы, черпая их из противоречивых эмоций, в которых сейчас метался подросток, то становясь сконцентрированным и непоколебимым, как альфа, то впадая в пучину овладевающих им чувств, как омега. Внутри все бурлило, но бурлило в четко определенных рамках, и Саске это тревожило, а ещё больше отвлекало, потому что альфы разорвали зрительный контакт и напряглись, будто что-то предчувствуя. А вот он ничего не чувствовал. Пробовал воззвать к их с братом связи повязанных, но его отбрасывало, причиняя легкий дискомфорт, словно нити их уз завязали в крупный узел, который он никак не мог распутать.

Было ощущение… нереальности. Да, он что-то испытывал, что-то волнующее, тревожащее, заставляющее мелко ерзать, а ведь он вообще оказался здесь только потому, что увязался за Собаку, который, казалось, даже внимания не обратил на столь мелкий довесок. И вот опять: он отвлекся на негодование по поводу своей маловажности и вновь потерял нить странного ощущения. Внутри что-то росло, но это было не чувство и не ощущение, точнее, это было именно ощущение, но оно было пока пустым, ничем не насыщенным или же насыщенным такой смесью эмоций, что он просто не мог их разделить. Ощущение уходящей из-под ног почвы сменялось эхом падающих где-то вдалеке капель. Чувство присутствия рядом слабых сущностей сменялось огнем мощной, невидимой доселе силы. Образы, достойные фильмов ужасов, в которых над черными крестами летал ворон, роняя черный шелк своих перьев в зыбкую темноту, замещались кадрами из мистических картин, в которых маг, хрупкий человек, повелевал языками безудержного пламени. Все это было накатанным, но приглушенным, хотя сам Саске не считал, что ему мерещится или же что он сходит с ума. Он просто переживал что-то, именно как омега, потому что как особь с биополем он ничего не чувствовал, похоже, как и альфы, которые уже определенно начали нервничать, все чаще поглядывая на дверь.