Суженый смерти

– Что именно вас интересует? Вы же понимаете - славянский фольклор настолько расплывчатое понятие, что нам с вами и года не хватит, чтобы обсудить все его составляющие.

– Да, я понимаю. Моя книга необычна: я пишу об оборотнях. Я решил, вы мне сможете рассказать о таком персонаже русского фольклора, как Серый волк, - он сделал паузу, наблюдая за реакцией профессора.

– К сожалению, о Сером волке я знаю лишь одно - это был персонаж сказок, спасающий Ивана-дурака из перипетий. Но тема ваших исследований действительно необычна. Что вас к ней подтолкнуло?

– Когда я был в Сербии, произошло нечто необычное и необъяснимое. Там убили троих солдат, выпив их кровь. Проблема в том, что в помещение, где они находились, никто не мог проникнуть. Поляки сказали, это казлак...

– Вампир.

– Ну да, мне так и объяснили. Я в это поверил, хотя и неохотно, просто сдался под напором неопровержимых фактов. Тогда я захотел разобраться в происшествии, и начал исследования на данную тему, перелопатив множество мифов, легенд, сказаний, притч, преданий и летописей. И натолкнулся в себе на искренний интерес ко всему сверхъестественному. Тема вампиров всегда переплеталась со множеством других, в частности с загадкой оборотней, ставшей для меня наиболее интересной. Так как Россия сильна своими преданиями, я приехал именно сюда. Вы мне поможете?

– Помогу. Вы будете конспектировать?

– Почти, - Александр достал маленький диктофон.
– Вы же не против?

– Не против. Давайте, я еще приготовлю чай. Может, переместимся на кухню? Обстановка маленького помещения намного сильнее располагает к беседе, нежели безличный интерьер гостиной.

– Как вам будет угодно.

– О вампирах я знаю немного, зато об оборотнях могу говорить часами. Я и сам еще в молодости заинтересовался этой темой, - доктор наук отхлебывал крепкий травяной чай из большой кружки, и бессвязно крутил в руках тяжелую металлическую перьевую ручку.
– Отчасти благодаря одному случаю я и пошел на исторический факультет, чтобы докопаться до истины, увидеть воочию пыль веков, так сказать. Я гостил у друга в Армении, высоко в горах. Мы остановились у его деда. Дом стоял на краю села, ближе всех к лесу, который уходил синими елями в бесконечность. Воздух, природа, отсутствие благ цивилизации, - это было незабываемо романтично. Я, городской житель, окунулся почти что в пору средневековья.... Двор охранял огромный волкодав. Собака по своим размерам больше походила на теленка, белая, с красными глазами и короткой шерстью. Она сидела на толстенной длинной цепи, какими раньше приковывали якоря на мелких посудинах. Как сказал мой товарищ, характером и силой пес заслужил дурную славу, и кроме как эта цепь, его ничего не могло удержать. Он вырывал вбитые в землю столбы, забетонированные сваи и, в конце концов, его приковали к огромному дубу, росшему во дворе. На четвертый день разразилась гроза, ветер стегал каплями дождя как сумасшедший, создавая сплошную водяную завесу. Мы сидели в доме перед раскрытой дверцей печки, жгли керосиновую лампу и прислушивались к рокоту грома и сплошному унылому шелесту ливня по крыше. Именно про такую погодку говорят, что хозяин собаку во двор не выгонит. Волкодав сидел в будке, я выходил на крыльцо покурить и в свете молний четко видел, как цепь обрывается у входа в нее. Я зашел в дом, мы легли спать. Было за полночь, когда нас разбудил жуткий вой на улице и грохот хлопнувшей воротины. Был лай, который через секунду смолк, и что-то с размаху стукнуло в бревенчатую стену дома, да так сильно, что задрожали стаканы на посудной полке. Дед моего товарища схватил со стены ППШ и выскочил во двор. Мы с другом выбежали почти сразу же за ним, только замешкались, чтоб натянуть штаны и куртки. Мы были почти у порога, когда поверх несмолкающего грохота непогоды ночь резнула длинная пулеметная очередь, и дед разразился проклятиями. Конечно, я не знал, о чем он говорит, но когда мы выскочили на улицу, он замахал руками, и показал на дверь. Жест был красноречив - уходите в дом. Мой товарищ что-то прокричал, показав на перевернутую будку, но старик резко подскочил и с размаху ударил того в грудь прикладом, вторично приказав уходить. Внук, морщась от боли и прихватив меня за руку, прошмыгнул в дверь. Дед заскочил в дом через секунду после нас, с невероятным проворством. К слову сказать, несмотря на невысокий рост, он был на удивление мощным, и не по возрасту ловким. Он запер дверь на засов, поменял коробку в пулемете и сел на стул, напряженно вглядываясь в толстые дубовые доски ставен. По его белому как мел лицу и страху в глазах я понял, что все серьезно. Я открыл рот, но товарищ жестом велел молчать. Он что-то спросил у деда, тот кротко бросил одно слово "Мардагайл", и замолк. Мой товарищ посерел, тихо осел на пол и жестом показал мне последовать его примеру. Потом он встал, зажег все свечи, которые были в доме, принес еще три керосиновые лампы, и в комнате стало светло как днем. Так мы и просидели до утра. Я не понимал что происходит, но знал, мне стоит чего-то бояться. И молиться, чтобы это что-то не пришло. Серый рассвет забился в окна осенними пожухлыми листьями. Ветер прогнал тучи, но на улице было сыро, холодно и мерзко. Мы вышли во двор. Картина была жуткой даже при свете дня. Одна воротина из толстых сосновых плах, забранная полосовым железом, висела на стальной петле, верхом упираясь в землю. Верхняя петля была вырвана из столба, а рядом на земле валялись костыли, которыми петли некогда крепились к опоре. Видимо, где тонко там и рвется, и раз уж петли были сделаны из толстых стальных полос, а необхватный столб, на котором держались ворота, намертво вмонтирован в землю, то что-то со страшной силой вырвало именно костыли, вогнанные в дерево на добрый десяток сантиметров. Мы лишь втроем смогли поднять сворку ворот, так что можете себе представить, насколько монументальной была конструкция. Цепь, на которой накануне сидел волкодав, была порвана, половина ее все еще держалась за дерево, а другая вместе с собакой бесследно исчезла. На стене кляксой бурело кровавое пятно, от которого веером расходились мелкие брызги. Дед что-то пробурчал себе под нос, сделал пару кругов по двору и затем подошел к внуку, чтобы переговорить. Недолгий диалог завершился уходом старика в дом. "Что он сказал?", - спросил я у товарища. "Он говорит, это был мардагайл, так здесь называют оборотня", - ответил мне друг. Мне хотелось фыркнуть, и сказать что-нибудь о сверхъестественном бреде, но я удержался, видя последствия визита какой-то страшной твари, убившей огромного пса как котенка. А товарищ продолжил. "Дед считает, что оборотень крался в село, когда его почувствовал пес. Пес, видимо, зарычал или загавкал, и тот в ярости выломал воротину, чтобы добраться до источника шума. Он поймал пса, порвал цепь, убил ударом об стену дома и утащил в лес. Дед видел эту тварь со спины, когда та убегала, и выпустил вдогонку очередь". Я осторожно заметил, что это мог быть медведь, на что товарищ грустно усмехнулся и замотал головой. Он сказал, что медведи не так сильны, и они боятся заходить в деревню, где множество охотников, после чего добавил, чтоб я верил, во что хочу, но обсуждать случившееся он больше не намерен. Я кивнул и внимательно рассмотрел следы на слякоти двора. То, что пришло среди ночи, ходило на двух лапах. Отпечатки когтей были впечатляющими, равно как и сам размер следов. Я тогда вспомнил легенды о снежном человеке, потом сказки, услышанные в детстве, и задумался о случившемся. И раздумья не покидают меня, по сей момент. Знаю одно - будь это хоть трижды медведь, но косая очередь калибром 7.62 положит любого! С того случая я и занялся вплотную исследованиями народного фольклора стран СССР. Кстати, все это произошло в полнолуние.

– Да...
– Александр с придыханием протянул это слово и покрутил головой, развеивая впечатление от рассказа профессора.
– Итак, вопрос первый. Вы почти лично столкнулись с оборотнем. Вы верите в них?

– Верю. А почему бы мне не верить, если оборотни встречаются, как вы и сами знаете, в мифологиях и легендах любых стран всех континентов, от Австралии до Америки. Конечно, особенно часто они мелькают в преданиях северных народов, но это легко объяснимо с точки зрения особенностей флоры и фауны. Где привольно жить зверю? В горах и лесах; на равнине больше вариантов быть обнаруженным. К тому же в лесу и кров и пища, за которой не особо нужно гоняться, как в степи, - он замолчал.

– На всех континентах?
– Александр как будто переваривал услышанное.

– Да. Абсолютно везде. Первое, что заставляет поверить в них: каждая страна, каждая народность имеет свои собственные предания об оборотнях. Азербайджанский залха, французский лугару или ругару, немецкий вервольф, скандинавский изенгрим, славянские верман, вилктаки, волкодлак, волколак.... Суть одна, названия разные. Легенды Африки говорят о людях-леопардах; о гиенах, которые оборачиваются красивыми девушками и юношами, чтобы выманить жертву из деревни и напасть на нее вдали от людей. Северная Америка повествует о волках и рысях, Южная о таинственной чупакабре, полу-лисе-получеловеке, которая выгрызает стада и проникает в сараи, обходя самые хитроумные засады и ловушки. Японские и китайские мифы рассказывают о красивых девушках-лисах, совращающих юношей и съедающих их во время акта любви. Европа вообще наводнена легендами об оборотнях, и это то волки, то помесь волков с людьми.... Каждая этническая группа, которая никак не может быть связана друг с другом ни географически, ни во временном конвенте, все равно хранит схожие рассказы.

– Тогда как объяснить, что каждый из народов видит их по-своему? Где-то волк, а где-то леопард, как в Африке? Может, это объяснимо, что люди в своих субкультах, идущих из язычества, стремились приблизиться к животному естеству, слиться с природой? И, само собой, раз в Европе не видели леопарда, там не могли придумать оборотня, похожего на этого зверя, зато были волки, и так появись легенды о вервольфах.

– Хороший вопрос. Но ведь на сложившуюся ситуацию можно взглянуть по-другому. Например, если вам показать, скажем, валенок, вы, как и любой, даже школьник (главное чтобы он был россиянином), назовет это изделие валенком. Если показать валенок англичанину, тот назовет его сапогом, так как валенок, по сути, и является сапогом, только шерстяным. Если же валенок показать индусу, у того не хватит разума чтобы обозвать валенок кроме как сандалией, пусть и необычной. Мы рабы ярлыков, и всем проще и спокойнее необычное адаптировать под обыденное. Если рассказать индусу, что валенок - это валенок, то он сломает голову, разгадывая, зачем тот нужен, почему так называется и кто его сделал; а сандалии, пусть и нетипичные, это всего лишь сандалии, и придумывать тут ничего не надо. Это психология. Если вам скажут слово стакан, вы увидите образ граненого советского стакана, а не стакан под виски или коньячный бокал, хотя суть у них одна и та же, и пьют что из того, что из другого. Если скажут дерево - это будет дуб, а не кипарис или секвойя. Если птица, то орел или ворона, а не попугай ара или колибри. А все потому, что колибри вы видели пять раз и то на картинках, а орла сотню, и может даже вживую. Это ярлыки, шаблоны, лежащие на поверхности, хотя подразумевать под данными словами можно тысячи вариаций, как деревьев, так и птиц. Если вы в городской тьме парка увидите громадного волка, то не назовете его иначе как собакой...

– Потому что волки в городах не водятся, - Александр кивнул.

– Все правильно. Предположим, есть какая-то сущность, похожая не пойми на кого - то ли на человека, то ли на пантеру; на волка или на огромную крысу. При столкновении каждый увидит что-то свое, хотя это будет нечто совершенно особое. И ведь все равно, описывая внешность, человек будет прибегать к знакомым образам, чтобы и другие его смогли понять. Логично?

– Конечно. Вы ответили на мой вопрос. Что касается особенностей, есть ли какие-нибудь детали, повторяющиеся во всех легендах разных народов?

– Есть. Необычайная сила, ум, зависимость от Луны, боязнь серебра и невосприимчивость к обычному оружию, как огнестрельному, так и холодному. Невероятная живучесть. Здоровье и хитрость. Кровожадность и свирепость. Бесстрашие. И еще то, что после нападения такого зверя выживший сам становился оборотнем.

– Я понял. Легенды есть легенды, но неужели в современности, при наличии таких средств как спутники, видеокамеры, фотоаппараты до сих пор нет ни одного доказательства существования этих тварей? Я не вспоминаю разросшееся в разы население планеты, то есть возросшее количество потенциальных свидетелей.

– Доказательства есть, но косвенные. Свидетельства очевидцев были во все времена. Наиболее известные оборотни - Ромул и Рем, основатели Рима, вскормленные волчицей. Еще один - Жеводанский зверь. Вы, как француз, не могли не слышать о нем.

– Слышал, но не исследовал эту тему. Вы хорошо осведомлены?

– Да. 123 съеденные жертвы. Действовал на границе Лангедока и Оверни с июня 1764 по июнь 1767 года. Ничего и никого не боялся, никогда не попадал в капканы и ловушки, игнорировал отравленные приманки, в изобилии разбрасываемые в лесу, и в течение трёх лет успешно уходил от устраиваемых на него облав. Нападал и днем и ночью. Жеводанский зверь описывался очевидцами как хищник наподобие волка, но размером с корову, с очень широкой грудью, длинным гибким хвостом с кисточкой на конце, как у льва, вытянутой мордой, как у борзой, с небольшими заострёнными ушами и большими, выдающимися из пасти клыками. Мог ходить на задних лапах. Ел сначала лицо, ранил когтями. Убит наповал серебряной пулей. Есть несколько теорий, но самая распространенная, что зверем был Антуан Шастель, младший сын того охотника, что застрелил зверя. Он много лет провел в Африке, жил уединенно. Последней жертвой зверя стала девочка по имени Мари, как тогда считали, внебрачное дитя Жана Шастеля, отца Антуана. И только после этого Шастель-старший решил убить сына. Есть два косвенных подтверждения этой теории - семья Шастель сидела за драку в тюрьме в то же время, когда зверь затаился с конца лета по декабрь 1765 года. Второе доказательство: после убийства зверя Антуан Шастель бесследно исчез. Что характерно, ни до, не после, подобных по наглости эпизодов не случалось, чтобы вот так на протяжении долгого времени одно и то же неопознанное существо убило столько человек. Описание зверя не характерно для Европы. Если бы это было обычное животное, рано или поздно такой же экземпляр попался бы на глаза охотникам, и его застрелили. Мутация отпадает, так как научно известно - мутанты нежизнеспособны, их убивают обычно свои же сородичи в юном возрасте; родиться же взрослым зверь не мог. И что остается?

– Легенда об оборотне.

– Ага. Есть, конечно, версия что зверь был привезен из Африки все тем же Шастелем-младшим, но это только версия. Редкостный ум, хитрость и наглость зверя ничем необъяснимы.

– Ну да, тем более во Франции зимы не такие теплые, как в Африке, зверь бы замерз в первую же.

– Вот именно что. За год приспособиться к климату невозможно.

– Ладно, предположим, это оборотень. Почему тогда больше никто из них не стал наглым до такой степени, чтобы убивать помногу и в одном месте?

– Угроза истребления вида. Мы говорим о разумных существах, значит, они могли учесть ошибки одного. Чтобы не привлекать внимания, проще убить сотню в разных городах, чем десяток в одном месте...

– В разных городах? То есть вы считаете, что оборотни стали городскими жителями? Неужели в лесах мало места или не хватает животных для прокорма? Нет... В городе им не выжить. Угроза быть обнаруженными.

– Вы не правы. Вервольфов на самом деле лишили и крова и корма. Раньше вся Европа была одной сплошной чащобой, ведь леса занимали 75 % всей суши. Я приведу вам сухие цифры - теперь леса занимают лишь 26 % суши, и 80 % европейских лесов сосредоточено в России. К 20-м годам прошлого века в Англии осталось всего 5% от средневекового количества лесов, во Франции 20 %, а в Испании 10%. В Швейцарии и Финляндии леса сократились вполовину. Вот и получается, теперь все леса наперечет и очень малы. К тому же кишат егерями и напичканы камерами слежения за исчезающими животными, жизнь каждого из которых ценится ныне повыше человеческой. Плюс туристы, натуралисты, всякие нудисты, и прочая, смерть или исчезновение которых не пройдет незаметно. Людей стало гораздо больше, зато в связи с потеплением, мелиорацией и вырубкой лесов популяции крупных млекопитающих только за последние 40 лет сократились на 59%. Популяция же нашего вида за последние сто лет выросла с 1 755 миллионов в 1910-м году до 7-ми миллиардов в нынешнем. Более чем втрое за столетие. Как вам это?