Свет на теневую сторону

Сразу горячий украинский борщ, яркий как вино, жареная индейка, малиновый компот и – спать в перину. Начались каникулы.

В перине жарко, никто в этом доме на ней не спал. Но от птицы оставалось много пуху. Приходилось шить перины и подушки.

– Аня, нагнись.

Тётя склонилась над ней, вырез платья у Анечки стал тяжелым, девочка обняла её за шею, щёки Анны пахли пудрой, и шепнула ей на ухо:

– Я вас двоих очень-очень люблю.

– Спи, егоза, на новом месте приснись жених невесте.

– Зачем мне жених? Я подремлю немного, и мы всё будем делать вместе.

Вера была поздним послевоенным ребенком, единственным в семье военнослужащего. Николай Петрович хотел воспитать дочь по-спартански, «замачивал» до посинения в море, приучал ходить босиком, стрелять из ружья. А также умению признавать свои слабости и ошибки. Домашним каждый раз подавал шутливый пример: «Виноват, товарищ начальник, исправлюсь!»

«Такая стоеросовая дылда уродилась, – сожалел отец, – ни на что не будешь пригодной в жизни. Стране нужен труд, инженерно-технические кадры, – прежде всего по стратегическим соображениям! А замуж скакать, да мужей ловить – ума большого не надо».

…Сейчас Вера спит. Снятся ей на Анином огороде высокие цветы космеи, похожие на розовые, желтые, сиреневые ромашки. Отец находит её в этих зарослях, продолжает бить подтяжками за упрямство, дикость, непослушание. Вера плачет: «Ты сам разбил охотничий термос!» Ветки цветов щекочут ей шею, нос. Рядом сидит дядя Вася и водит перышком по её лицу. Вера чихает и открывает глаза…

Вздрогнув пружинами, часы отбивают час дня.

– Ты никак, атаман, во сне плакала? Сейчас пообедаем и пойдем с тобой на мельницу.

– Ура, нам задали в школе сочинение на тему «Труд»!

На фабрике яркий свет, жарко, пыльно, вертятся большие кастрюли с воронками на дне. В лаборатории наоборот холодно. Там проверяют зёрна на влажность, на всхожесть. Дядя Вася в рабочем ватнике, держит семена как цыплят на ладони и озабоченно заглядывает в микроскоп, смогут ли семена встать весной «на ножки».

Его сотрудники измазаны мукой. Василий Степанович что-то выговаривает нелепым людям. Нахмуренные лбы у них в муке. И у девочки начинается смех.

– Будущая журналистка, – оправдывается дядя и отправляет Веру домой.

– Анечка, у дяди Васи так смешно было, люди зачем-то бегают, суетятся, а носы и щёки у них напудрены как у клоунов.

– Не каждый труд во благо и во здравие, – говорит Аня – девочка, отдохни в каникулы. А сочинение на тему «труд» сама жизнь тебе напишет.

Вставала Анна Николаевна раньше мужа. Кормили кроликов, чистили клетки. Выпускали с Верой гусей во двор:

– Как начнут ещё затемно игогокать, так моей крылатой кавалерии скорей ворота распахивай! Гуси когда-то Рим спасли, подняв ночью крик. У гусей слух чуткий.

Девочка садилась на крылечке, подзывала птиц к себе, кормила с ладони и пела им романсы: «Утро туманное, утро седое, нивы печальные, снегом покрытые…»

Белоснежная свита холёных красавцев в щегольских фуражечках удивлённо кивала в такт высокими тульями, теряя интерес к зерну.

3. Часы с боем и платье к выпускному балу.

В городах стали появляться первые телевизоры. Анна Николаевна оставила Москву, квартиру приемным детям и уехала за Василием Степановичем Меньшиковым (третьим мужем) в село Красное.

Анна Николаевна была слегка полновата, зашнурована в грацию, (шила их сама) очень подвижная, с классическим профилем и красивой посадкой головы. По утрам укладывала причёску горячими щипцами и уходила преподавать в сельской школе домоводство.

Дома ходила на небольших каблучках. На крыльях веселой шутки падала в кресло и разводила в комичном отчаянии руки: «Василь, не смеши людей!» – заходилась порой таким чистосердечным смехом, что от счастья сжимало грудь.

«Нюра с Васей живут, как старосветские помещики», – говорила о них мама Веры.

Своих детей у Анны Николаевны и Василия Степановича Меньшиковых никогда не было, только приемные от второго мужа, Артура Яновича Рапп.

Первую жену Артур нашел на фронтах гражданской войны. Она была почти вдвое старше его. В гарнизоне прозвали её «маркиза».

Девятнадцатилетний Артур оставил родителей, поместье в Латвии, пошёл воевать за Советскую власть.

Женившись на простой заблудшей женщине с двумя детьми, надеялся избавить себя, таким образом, от сословных пут, спасти «маркизу» от пьянства и беспутной жизни, вырастить приёмных детей здоровыми духовно и физически.

Замужество не спасло «маркизу» от дурных привычек, постоянно меняла поклонников. А дети играли в пьяниц.

Анна Николаевна, влюбившись в красного комиссара, развелась с первым мужем, фабрикантом и миллионером. В глубине души нередко называла его торгашом, лавочником. Взяла от маркитантки двух мальчиков, один из которых тяжело болел тифом, выгнала вшей, остригла ногти, волосы, вылечила шершавые от холода и грязи «цыпки» на руках. Нашила братьям свежих рубашек: «Гоша, Костик, на вас приятно теперь посмотреть и вдруг такие страшные слова. Или я ослышалась?» – отучая подростков от позорных слов.

Во время второго замужества Анна Николаевна продала много ценных вещей, чтобы выкормить детей. Не одну ночь просиживала Анна над чертежами мужа.

Артур Янович Рапп после гражданской войны был назначен директором первого в стране авиационного завода при ЦАГИ. В редкие часы досуга исполнял всю домашнюю работу. Становился художником, вышивал гладью, сотворил аппликацией удивительный коврик с летящими утками. Играл с детьми в жмурки, обвязав подушками углы тяжелого обеденного стола.

Овдовела Анна Николаевна рано. Артур Янович «сгорел» на работе от скоротечной чахотки.

«Пока не поставлю детей на ноги, замуж не выйду». Так она и сделала. В пятьдесят лет вышла замуж за Василия Степановича Меньшикова.

Вера уже взрослая помнит в селе Красном большую комнату с гравюрами Федора Толстого, как она и Аня сумерничают в потертых креслах. Между ними овальный столик на гнутых ножках покрыт кружевной вологодской скатертью. Рядом переносной столик для рукоделия. Ящики в нём раскрывались на обе стороны лесенкой.

В молодости Анна Николаевна издала два своих альбома по вышивке.