Свет с Востока

Барков и Пушкин

253

заявлял, что тех, кто предает поруганию святые предметы всеобщего уважения, «дельно сжигать в струбах». Ответное стихотворение при­писывали Сумарокову, но стиль указывает на авторство Баркова:

Козляты малые родятся с бородами, Коль много почтены они перед п...

«Едва ли найдется в истории литературы пример такого полного падения, нравственного и литературного, какое представляет И.С.Бар­ков, один из даровитейших современников Ломоносова. Ни Альфред де Мюссе, ни Эдгар По не могут идти в сравнение с ним. Его напеча­танные произведения нисколько не похожи на произведения подобно­го рода от Марциала до Маркиза де Мазада (= де Сада). В них нет ни эротически возбуждающих образов, ни закоренелой цинической без­нравственности, занятой системами разврата и теориями сладостра­стия. В них нет ни художественных, ни философских претензий. Это просто кабацкое сквернословие, оплетенное в стихи: сквернословие для сквернословия. Это хвастовство цинизма своей грязью»1.

Этим наиболее известен Барков, но было и другое.

«Доношение Ломоносова в Канцелярию Академии Наук.

1. Сего Апреля 24 дня приходил ко мне из Александровской Семинарии ученик Иван Барков [!] и объявил, что он во время учиненного мною и г-дином Профессором Брауном екзамена в Семинарии не был и что весьма желает быть сотрудником при Академии Наук, и для того про­сил меня, чтоб я его екзаменовал.

2. И по его желанию говорил я с ним по латине и задавал переводить с ла­тинского на российский язык, из чего я усмотрел, что он имеет острое понятие и латинский язык столько знает, что он профессорские лекции разуметь может. При екзамене сказан был от учителей больным.

3. При том объявил он, что учится в школе Пиитике, и что он попов сын, от роду 16 лет, а от вступления в Семинарию пятый год, и в стихарь не посвящен. И ежели Канцелярия Академии Наук заблагорассудит его с протчими семинаристами в Академию потребовать, то я уповаю, что он в науках от других отменить себя может.

1748 года, Апреля 26 дня, о сем доносит Профессор Михайла Ломоносов»2.

254

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

Иван Семенович Барков родился в 1732 году и с ранних лет обна­ружил большую тягу к знаниям. В 1748 году, шестнадцати лет, Барков убегает из Петербургской Александро-Невской семинарии к Ломоно­сову и блестяще сдает ему и другому академику — Брауну — испыта­ние на латинском языке, после чего зачисляется в академический уни­верситет. Здесь юноша учился лучше всех: неистощимая жажда новых и новых знаний вела его от успеха к успеху. Уволенный из университе­та за «пьянство и буянство» и определенный в наборщики академиче­ских изданий, любознательный молодой человек продолжал уже част­ным образом заниматься у профессоров. Природные способности позволили Баркову затем, пройдя должность переписчика при акаде­мической канцелярии, стать переводчиком Академии наук. На этом посту им выполнен ряд важных работ, среди которых первое место занимает стихотворный перевод басен Эзопа-Федра. Здесь каждый образец светится блеском чистого русского слова, изяществом и сво­бодой слога. Часть басен в переводах Баркова легла в основу знамени­тых произведений Крылова, но славе последних не было позволено распространиться на первоисточник.

Барков во многом напоминает римского Катулла, который ввел непосредственность и чувство в римскую поэзию, закоснелую в тяже­ловесности греческой традиции. Сочный язык Баркова, искрящийся чистым блеском простонародной речи, противостоит громоздкому и тусклому словообращению в одах и тягучих нравоучениях своего века.

Жила девица Катерина... Судьбою не был он балуем... О нем сказал бы я, друзья...

Так начинается знаменитый «Лука» Баркова, строки которого да­леко перешагнули пределы Петербурга и восемнадцатого века. Тем же легким, стремительным ямбом написан «Евгений Онегин». Известно, что Пушкин весьма увлекался Барковым еще в лицее, возможно — это увлечение оказало на Пушкина влияние гораздо более глубокое, чем принято считать...

О древнегреческой поэтессе, которая вместе с поэтом Алкеем и музыкантом Терпандром навеки прославила остров Лесбос, Вересаев писал: «Сафо бросилась в море с Левкадской скалы — вот что знает о ней средний читатель, и только». В представлении такого «среднего читателя», Барков — пьяница и развратник, создатель непристойных стихов. В действительности, «непотребство» Баркова— стихийный

Барков и Пушкин

255

протест умного и ранимого человека против серой с позолотой жизни елизаветинско-екатерининской России.

Будучи близким учеником Ломоносова, переводчик Федра неред­ко работал у него на дому. По-видимому, учитель принимал деятель­ное участие в жизни своего питомца, помогал ему советами и, вероят­но, деньгами, желая поддержать его дарования; возможно, он и за­щищал его перед академическим начальством. Так полагать можно на основании того, что после смерти Ломоносова в 1765 году Барков про­держался в Академии наук всего три года. Уволенный недругами Ло­моносова в 1768 году, Барков остался без средств к существованию и покончил с собой в 36-летнем возрасте, оставив по себе записку: «жил грешно и умер смешно».

А как приходилось выживать Пушкину?

* * *

Поэт! Не дорожи любовию народной. Восторженных похвал пройдет минутный шум; Услышишь суд глупца и смех толпы холодной [...].

(Пушкин, 1830)

«Никогда я не проповедывал ни возмущений, ни революции — напротив. Как бы то ни было, я желал бы вполне и искренно поми­риться с правительством» (Пушкин— А.А.Дельвигу в феврале 1826 года).

«Вступление на престол государя Николая Павловича подает мне радостную надежду. Может быть, его величеству угодно будет переме­нить мою судьбу [...]. Я [...] не намерен безумно противоречить об­щепринятому порядку и необходимости» (Пушкин— В.А.Жуков­скому 7 марта 1826 года).

«Я, нижеподписавшийся, обязуюсь впредь ни к каким тайным обществам, под каким бы они именем ни существовали, не принадле­жать; свидетельствую при сем, что я ни к какому тайному обществу не принадлежал и не принадлежу и никогда не знал о них. 10-го класса Александр Пушкин, 11 мая 1826 г.»

«Бунт и революция мне никогда не нравились, это правда; но я был в связи почти со всеми и в переписке со многими из заговорщи­ков. Все возмутительные рукописи ходили под моим именем, как все

256

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

похабные ходят под именем Баркова» (Пушкин — П.А.Вяземскому 10 июля 1826 года).

«Пушкин, после свидания со мной, говорил в английском клубе с восторгом о Вашем Величестве и заставил лиц, обедавших с ним, пить здоровье Вашего Величества. Он все-таки порядочный шалопай, но если удастся направить его перо и его речи, то это будет выгодно» (А.X. Бенкендорф — Николаю 112 июля 1827 года).

Донесения А.X.Бенкендорфу от М.Я. фон Фока в октябре 1827 го­да: «Пушкин ведет себя весьма благоразумно в отношении политиче­ском».

«Недавно был литературный обед, где шампанское и венгерское вино пробудили во всех искренность... Пушкин сказал: «меня должно прозвать или Николаем или Николаевичем, ибо без него я бы не жил. Он дал мне жизнь и что гораздо более — свободу: виват!»

Когда-то в Кишиневе, Одессе юный поэт «любил сравнивать себя с Овидием, любил, когда хвалили его сочинения и прочитывали ему из них стих-два» (И.П.Липранди). А сейчас, в конце двадцатых годов... «Пушкин соображал свое обхождение не с личностью человека, а с положением его в свете, и потому-то признавал своим собратом само­го ничтожного барича и оскорблялся, когда в обществе встречали его как писателя, а не как аристократа [...]. Увлекшись в вихрь светской жизни, которую всегда любил он, Пушкин почти стыдился звания писателя».

Пушкинское стихотворение 1828 года:

Друзьям

Нет, я не льстец, когда царю Хвалу свободную слагаю: Я смело чувства выражаю, Языком сердца говорю.

Его я просто полюбил: Он бодро, честно правит нами; Россию вдруг он оживил Войной, надеждою, трудами.

Барков и Пушкин

257

О нет, хоть юность в нем кипит, Но не жесток в нем дух державный: Тому, кого карает явно, Он втайне милости творит.

Текла в изганьи жизнь моя, Влачил я с милыми разлуку, Но он мне царственную руку Подал — и с вами снова я.