Свет с Востока

I. История мореплавания.

И. Этические и профессиональные требования к лоцману.

III. Лунные станции.

IV. Румбы розы ветров.

V. Прежние географы и астрономы. Летоисчесление. Планеты и звезды.

VI. Виды маршрутных плаваний. Управление на курсе парусного судна.

VII. Наблюдения над звездами.

По следам Синдбада Морехода

229

VIII. Признаки приближения земли в открытом море.

IX. Побережье Африки и Азии. Три группы лоцманов.

X. Десять величайших островов мира.

XI. Муссоны.

XII. Лоция Красного моря.

Столь разнообразное содержание позволило мне назвать «Книгу польз» «Арабской морской энциклопедией XV века»1. Даже внешняя характеристика «Книги польз» приводит к логической цепи неожи­данных вопросов и далеко идущих умозаключений, выходящих за рамки моих начальных гипотез:

Если арабская мореходная практика средних веков нуждалась не только в справочниках по региональному плаванию, но и в произведе­ниях универсального типа, и могла их создавать, не следует ли отсюда, что ее уровень был значительно выше, чем думали до сих пор?

Если уровень арабской мореходной практики был высок, не сле­дует ли отсюда, что она опиралась на давнюю традицию?

Если арабская мореходная практика опиралась на давнюю тради­цию, не следует ли отсюда, что она была не случайным, а систематиче­ским занятием в арабском обществе?

Если арабская мореходная практика была систематическим заня­тием, не следует ли отсюда, что единичные упоминания старых авто­ров об арабских морских походах и немногие сохранившиеся произве­дения на морскую тему, необъяснимые для традиционной науки, представляют разрозненные звенья единого целого?

Если арабская мореходная практика была единым целым высоко­го уровня, не становится ли это объяснением того, что она покорила себе весь Индийский океан, от арабизованной Восточной Африки до арабизованной Индонезии, от факторий на западном побережье Ин­дии до факторий на восточном побережье Китая?

Если арабская мореходная практика покорила Индийский океан, не следует ли отсюда, что она была сокрушена именно португальским проникновением на Восток в XVI веке, когда арабские лоции, навига­ционные карты и термины становятся достоянием португальской

230

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

географии и картографии, данные которых, таким образом, приобре­тают значение важных источников для востоковедных исследований?

Все это не приводит ли к выводу, что наши прежние знания об арабах были ущербны, что необходимо пересмотреть их роль в исто­рии всемирной культуры?

* * *

С чего начинается проникновение вглубь литературного памят­ника? С критики текста. Это значит, что сообщаемые данные прове­ряются по исследованиям, которые в свою очередь построены на дру­гих источниках аналогичного или смежного типа. Такая проверка всегда имеет перекрестный характер, ибо все сличаемые тексты, неза­висимо от их авторитета в науке, ставятся при этом методе под сомне­ние, и единственным критерием для решения в каждом случае являет­ся логическая обоснованность или несостоятельность. Раз найден еще один документ истории, иначе и быть не может: это необходимое испытание и для старых источников, на которые опирается наука, и для нового, готовящегося войти в их число. Созидающее сомнение — импульс и воздух научного творчества.

Несколько примеров.

Ахмад ибн Маджид, описывая 28 «лунных станций», упоминает под пятым номером созвездие Ал-хакъа — «Завиток». Что это такое по нашим представлениям? Предшествующая литература отвечает: лямбда — фи 1 — фи 2 Ориона. Но наш автор, приводя подробный рассказ об Орионе, где четко проступают черты античного мифа о беотийском охотнике, застреленном ревнивой богиней Артемидой за любовь к нему богини утренней зари «розовоперстой» Эос, указывает, что «Завиток» — это так называемый пояс Ориона, образуемый, как мы знаем, звездами дельта — эпсилон — дзета. Входящая в каталог самых ярких звезд своего созвездия, имеющая вторую величину груп­па дельта — эпсилон — дзета, конечно, скорее могла привлечь внима­ние арабских астрономов и моряков, нежели малозаметные лямбда с ее четвертой величиной я фи 1 — фи 2 — с шестой. В своих произве­дениях — начиная от ранней поэмы «Содержащая краткое про осно­вы науки морей», законченной в 1462 году, и кончая самым поздним свершением — тремя лоциями, сохраненными ленинградской рукопи­сью, — Ахмад ибн Маджид обнаруживает неоспоримую эрудицию в вопросах морской астрономии. Все это обязывает нас принять его

По следам Синдбада Морехода

231

версию и внести поправку в прежнюю идентификацию. Но в другом случае, когда автор «Книги польз» говорит, что «в пору сложения» этого труда, то есть в 1490 году, одна половина Испании принадлежала христианам, а другая — мусульманам, нам сразу бросается в глаза ис­торический анахронизм: еще в 1236 и 1248 годах под натиском рекон­кисты пали центры испанского халифата Кордова и Севилья, а в 1492 году взятие христианами Гранады окончательно сокрушило арабскую власть в Испании. Ахмад ибн Маджид снискал заслуженную славу тонкого и взыскательного знатока западной части Индийского океана, и к его сообщениям об этом бассейне, в значительной мере основан­ным на личном опыте, следует относиться с полным доверием. Но Индонезию и Каспийское море он знал из вторых рук, и поэтому его описания, касающиеся этих районов, нужно принимать с большой осторожностью.

Все это составляет уже предмет комментариев, сравнительно поздней стадии работы над рукописью: комментарии вытекают из перевода, как перевод из текста. Но текст, идущий под перевод, дол­жен быть критическим, то есть прежде всего учитывающим данные всех рукописей изучаемого произведения: в отличие от печатных эк­земпляров современной книги копии средневекового трактата писа­лись разными людьми в разное время, поэтому возможны деформа­ции авторского подлинника, сознательные или невольные, — вставки, пропуски, изменения в словах и фразах; одни из них выносятся на поля или в междустрочья, другие прячутся внутри будто бы точно переписанного текста. Вскрытие разниц важно для понимания смысла и истории произведения, а отсюда — для характеристики эпохи и сре­ды, в которых оно возникло. Этому помогают и исходящие от пере­писчика или владельца рукописи спорадические глоссы1.

Свою роль в затруднениях при разборе текста играет и большая значимость точек при некоторых арабских буквах: достаточно, напри­мер, писцу поставить по рассеянности точку над «х» в словах муха-лиф— «союзник» или халиля— «жена», и «союзник» превратится в «противника», а «жена» — в «любовницу». Наконец, отсутствие в письме кратких гласных тоже создает возможность для разночте­ний — вот почему в отличие от обычной литературы Коран снабжен гласными в каждом слоге. Сумма этих обстоятельств делает работу

232

Книга третья: В ПОИСКАХ ИСТИНЫ

арабиста-текстолога очень сложной и ответственной. Но именно здесь начинается критика текста, постепенно раскрывающая перед исследо­вателем вход в трудный и прекрасный мир древнего памятника.

Готовя издание трех лоций Ахмада ибн Маджида, я не имел перед собой параллельных текстов: наша ленинградская рукопись, сохранив­шая последний труд арабского мореплавателя, является единственным экземпляром в мире. Поэтому устанавливать правильное чтение в каж­дом случае приходилось или на основании скудной литературы по смежным текстам, или на базе собственных, еще не всегда зрелых, дога­док. Работа, предпринятая мной, была в науке первой попыткой изда­ния арабского мореходного текста, осуществленной в неестественно трудных условиях. В силу этих причин сегодня моя ранняя книга, со­храняя свое значение в целом, нуждается в ряде улучшений.

В отличие от «Лоций» «Книга польз» дошла до нас в двух рукопи­сях — Национальной библиотеки в Париже и Арабской Академии наук в Дамаске, и копии обеих я смог получить. Последовало сличение слово за словом 177 страниц арабского текста в двух списках. Оно не обнару­жило существенных разниц — парижская рукопись 1576 года, перепи­санная через сто лет после начала авторской работы над «Книгой польз», ни в чем не была опровергнута дамасским экземпляром, появившимся всего шестнадцатью годами позже нее. Более того, систематический характер совпадений заставил меня предположить, что второй список просто скопирован с первого — именно с него, а не с авторского под­линника и не с какой-либо другой рукописи. Почему? Парижский текст, появившийся в том же веке, в котором окончил свои дни знаменитый лоцман, в годы, когда память о создателе «Книги польз» была еще све­жа, еще не успел подвергнуться переделкам и считался достаточно на­дежным. Предположение перешло в уверенность, когда тщательное сопоставление выявило интересную деталь: дамасская рукопись воспро­изводила ряд характерных ошибок парижской! Далее в копии удалось обнаружить пропуск, который точно совпадал с одной из строк исход­ной рукописи; конечно, он произошел оттого, что эта строка и смежная с нею начинались одинаковым словом... Анализ некоторых лигатур тоже дал важный материал. Дальнейших сомнений быть не могло.