Свет в тумане

Первыми ее осмысленными словами были:

– Вот ваша комната, милый Реджи. Располагайтесь.

Спальня сохранила свое убранство века с XVIII: темные вощеные панели с резьбой, массивная мебель, широкая кровать под балдахином. На полу пестрый ворсистый тюркестанский ковер. С портретов на стенах мрачно смотрели розовощекие дамы и кавалеры кисти местного мастера.

– Вам нравится?
– по-своему расценила паузу леди Флоранс.

– Вполне, - отозвался Реджинальд, посчитав это слово максимально безличным. Вполне — и все тут.

– Рада угодить вам, милый мой, - промурлыкала женщина, беря Реджинальда за лацканы пиджака.

За обедом она все норовила общупать его, а все остальное время бросала недвусмысленные призывные взгляды, от которых делалось неловко. Впрочем, те же взгляды доставались и Верне, и вандомесцу, и секретарю. Должно быть, любой мужчина моложе сорока попадал в список Флоранс Хапли. Она была настойчива и бесцеремонна, и то ли себя считала неотразимой, то ли Реджинальда — дешевой игрушкой. Руки леди Флоранс он сумел перехватить, когда половина пуговиц на рубашке уже была расстегнута.

– Миледи!

– Милый Реджи…

– Господин Эншо, - Реджинальд сумел наконец отстраниться, взял женщину за плечи и теперь удерживал на приличном расстоянии.
– Уж и не знаю, за кого вы меня приняли, но {это} меня не интересует. Прошу, оставьте.

Леди Флоранс покраснела, лицо ее пошло некрасивыми алыми пятнами. Губы задрожали. Оттолкнувшись, она вышла из комнаты молча. Хорошо, что в бурю не выгнала. Реджинальд поборол недостойное желание сделать ставку, кто станет следующим ее увлечением: секретарь? Художник? Верне?

Развернувшись на каблуках, леди Хапли удалилась по коридору, тяжело, гневно печатая шаг, и лишь на третьем шаге вновь приняла вид, приличествующий знатной даме. Прислонившись к стене, Реджинальд проводил ее взглядом. Пожалуй, не следовало ссориться с этой женщиной; как и кузен, она могла знать что-то о замке, склепе, похороненных там людях, но Реджинальда не покидало ощущение, что ради ответов придется торговать собой, а на такое он был не согласен.

14.

В больших домах, подобных имению Хапли — или Дерованов, скажем, — комнаты носили красивые, даже вычурные названия. Отец всегда посмеивался над Розовыми, Гардениевыми, Померанцевыми гостиными, и это ироничное отношение передалось со временем Мэб. Предоставленная ей спальня называлась «Лилейной» и была украшена, причем чрезмерно, изображением геральдических лилий, отчего выглядела дешевой декорацией к приключенческому кинофильму о средневековье. Здесь прекрасно смотрелась бы драка на эспадах, а потом герой мог бы покачаться на люстре, которая также имелась в интерьере, и тоже была украшена лилиями, отлитыми из бронзы. Постель выглядела устрашающе, особенно парчовый балдахин на высоких резных столбиках; лилии были и здесь, в резьбе и в узоре на парче. Под ним прекрасно можно было бы устраивать засаду или же пытаться совратить или изнасиловать главную героиню. Последнее в фильмах, конечно же, не изображалось, но зачастую предполагалось. Лилиан де Гиш, манерная инженю, недавно обретшая популярность, могла бы падать на эту чудовищную постель, заламывая белые руки и прикрывая густо накрашенные глаза.

Единственной приметой времени была небольшая электрическая лампа на столике. Включив ее, лакей удалился. Мэб провела пальцами по рельефному изображению лилии на стеклянном абажуре и присела на край постели — матрас слишком мягкий, Реджинальду бы понравился — и сцепила пальцы на коленях. В этой комнате она чувствовала себя неуютно.

– Надеюсь, вы удобно устроились, леди Мэб?

Мэб быстро вскинула голову. Верне стоял в дверях, рукой опираясь на косяк, и перегораживал проход. От этого становилось не по себе, словно мужчина перекрывал ей путь к бегству. Да только, отчего бы Мэб бежать? Разве что от этого человека, который вызывал нервную дрожь и отвращение, и с трудом верилось, что еще совсем недавно Мэб находила его очаровательным.

Она встала, сделала несколько шагов к камину и кончиками пальцев коснулась кочерги с вычурной ручкой из слоновой кости. Не то, чтобы Мэб собиралась ею отбиваться, но так определенно было спокойнее.

– Что вам нужно?

– Мы расстались не лучшим образом, леди Мэб, а я хотел бы продолжить дружбу.

Голос обволакивал, гипнотизировал, ему хотелось подчиняться, не прислушиваясь к словам. Веки сами собой опускались, ресницы путались. Пришлось ущипнуть себя за руку, чтобы очнуться.

– Уйдите. Я не хочу вас видеть.

– Леди Мэб… - голос Верне зазвучал еще мягче, проникновеннее; потек отравленным медом.
– Давайте уладим это недоразумение между нами.

Голосу этому хотелось поддаться, хотелось соглашаться со всем, ковром стелиться под ноги.

– Грубо, очень грубо, - проворчала Мэб.
– Уйдите, Кристиан, не испытывайте судьбу.

Верне, заставив ее вздрогнуть, сделал шаг и стиснул руку. Пальцы его были горячи, точно раскаленный кусок железа. Его прикосновение вызвало дрожь отвращения, с которой не сразу удалось справиться. Выражение лица, взгляд Верне совершенно переменились, он из беспечного красавца-повесы превратился в монстра. В глазах его светилась ярость.

– Хорошо, леди Мэб, начистоту! Вы…

– Отойди от нее!
– резкий окрик Реджинальда заставил Мэб вздрогнуть, но больше от облегчения, чем от неожиданности или страха.

– Реджинальд!

Верне, в свою очередь, не удивился, не отступился, а только крепче стиснул руку Мэб. Наверняка там завтра появятся синяки. Боль и эта мысль заставили Мэб возненавидеть его еще сильнее. Реджинальд схватил Верне за плечо и дернул на себя, заставляя разжать пальцы. Ногти царапнули по коже, оставляя красноватые следы, и Мэб стиснула зубы, чтобы не застонать. Она не собиралась доставлять Верне такое удовольствие. Только когда Реджинальд схватил миллионера за грудки и прижал к стене, Мэб накрыла пострадавшую руку ладонью и постаралась толикой магии унять боль.

– Убирайся, Верне! Если ты еще раз окажешься рядом с Мэб…

Ярость в голосе Реджинальда парадоксальным образом польстила Мэб, хоть ей обычно и претило насилие.

– Предоставим {леди} Мэб решать самой, - ухмыльнулся Верне, особенно выделив слово «леди», и прозвучало это так, словно он уверен в ответе заранее.

– Вышвырни его, - попросила Мэб и отвернулась.

За спиной ее была какая-то возня, потом хлопнула дверь. Мэб на мгновение затаила дыхание. Спустя мгновение на плечи ей легли теплые руки, затем — поцелуй в шею и знакомый аромат трав.

– Все в порядке?

– Ненавижу этого человека!
– Мэб повернулась и крепко обняла Реджинальда, спрятав лицо у него на груди.
– Отвратительный тип!

Руки провели по ее спине вниз, потом вверх, легли на затылок, мягко массируя. Пальцы запутались в волосах.

– Он больше не будет тебе докучать, обещаю, - Реджинальд поцеловал ее в висок, потом в щеку, в шею. Мэб вскинула голову, подставляя губы для поцелуев.

– Что ему от меня нужно?
– пусть Мэб того и не хотела, но прозвучало это жалобно. Новый поцелуй заставил ее умолкнуть.

Жакет оказался на полу, блуза была расстегнута, а бретелька нижней сорочки сама соскользнула с плеча, когда Реджинальд отстранился. По коже прошелся неприятный холодок. В эту же минуту в ставни ударил порыв ветра, и что-то загудело в трубе. Мэб содрогнулась и немеющими пальцами вцепилась в отвороты Реджинальдова жилета. Он мягко отнял ее руки.

– Нужно запереть дверь. Если, конечно, ты не хочешь среди ночи общаться с леди Флоранс.

– О, леди Флоранс… - Мэб разжала пальцы.
– Она положила на тебя глаз.