Свет в тумане

– Что с ним произошло?

Бли пожал плечами.

– Утонул. Как и все Хапли.

– Барона задушили, - напомнил Реджинальд.

– И сбросили в воду, - ухмыльнулся Бли, стряхивая пепел.
– Так уж у них повелось. Слышали, что говорят про всех этих прославленных предков вроде Грюнара и Юфемии? Утонули во время Великого наводнения, и даже тел не нашли.

– У них гробница в Мавзолее, - напомнил Реджинальд.

Бли снова пожал плечами с полнейшим безразличием.

– Ну, может быть. Господин Верне! Господин Верне!

Завидев вставшего с кресла миллионера, художник подскочил и заговорил что-то жарко о картинах, мешая роанатские слова с вандомэсскими и явно продолжая прерванный разговор. Реджинальд отвернулся к окну, не желая встречаться с Верне взглядом. Ему теперь доставало тем для размышлений, и с лихвой.

18.

Трубку взял Фердрен, много лет прослуживший в семье Дерован и приобретший привычку говорить с ленцой и снисходительностью даже с хозяевами. Так мать представляла себе «правильного» дворецкого и старательно воспитывала в Фердрене нужные качества. При этом дворецкий был существо тишайшее, застенчивое, даже пугливое, и Мэб никогда не понимала, как всё вышеперечисленное в нем уживалось.

– Фердрен, maman дома?

– Леди Мэб!
– в надменном голосе дворецкого прозвучали отголоском теплые нотки. Он всегда любил старшую дочь хозяина.
– Ее светлость в саду, устраивает чаепитие с леди Летицией и леди Кассандрой.

– А-а, сестры Бонфлан?
– Мэб кивнула. Младшая из дочерей этого баснословно богатого и родовитого семейства жила неподалеку, и мать обожала приглашать сестер на чашку чая. Это была в ее представлении «подходящая компания». Будь Мэб мужчиной, и матушка, должно быть, уже устроила с одной из дочерей Бонфланов брак.
– Я хотела бы поговорить с maman немедленно.

– Минутку, миледи.

Положив трубку рядом с чарофоном — Мэб воочию видела эту картину, всю степенность и многозначительность движений, — Фредрен вышел на поиски хозяйки. Мэб села на подлокотник дивана и стала разглядывать свои перекрещенные щиколотки. Ожидание могло затянуться, если мать все еще злится.

Поцелуй в шею заставил ее вздрогнуть.

– У нас есть возможность сунуть нос в архив Хапли, - Реджинальд продемонстрировал старый медный ключик.

– Откуда?

– Спер, - хмыкнул Реджинальд.
– Рорри дал его, прежде чем бедолагу увели для «беседы». Предупредил, что там беспорядок, но, полагаю…

– С моим даром мы найдем нужные бумаги, - кивнула Мэб.
– Я только задам маме пару вопросов. Если она пожелает со мной разговаривать, конечно. Что с Рорри, кстати?

Реджинальд пожал плечами. Заложив руки за спину, он прохаживался по комнате, изучая развешенные на стенах картины. Живопись была средней руки, должно быть — работы покойного Уиллема Хапли. Мэб слышала, он был художником.

– Классовая солидарность: парень невиновен, - произнес наконец Реджинальд.

– Откуда такая уверенность?

Реджинальд пожал плечами.

– Сказал же: классовая солидарность.

– А к Пьеру Бли ты ее не испытываешь?
– хмыкнула Мэб.

– С чего бы? Он вандомэссец.

В трубке в этот момент наконец щелкнуло, и голос Фредрена надменно произнес:

– Ее светлость велела передать, что не желает говорить с вами, миледи.

Парадоксальным образом в речи дворецкого смешались надменность и сожаление.

– А она не говорила, что у нее больше нет дочери?

Бедолага Фредрен издал странный звук, словно бы подавился воздухом. Мэб вздохнула.

– Скажите maman, что я в поместье барона Хапли и, вероятно, буду здесь еще несколько дней. Я буду ждать ее звонка.

Положив трубку на рычаг, Мэб потерла разнывшийся лоб.

– Маменька в своем репертуаре… Ну что, идем, взглянем на архив барона?

– Сперва не мешало бы спросить позволения леди Флоранс, - Реджинальд поморщился, его эта перспектива явно не радовала.
– Или леди Ифигении.

Мэб покачала головой.

– Девочка в расстроенных чувствах. Она нашла у тела своей няньки пуговицу, с рубашки Рорри, я полагаю.

Реджинальд вскинул брови.

– Пуговицу? Возле тела? Как в детективах леди Бреслунд?

– Улика смехотворная, - кивнула Мэб.
– Но девочка перепугалась и едва ли станет теперь с нами разговаривать. Во всяком случае, мыслить ясно у нее явно не получается.

Реджинальд вновь поморщился и вложил теплый ключ в руку Мэб.

– Я поговорю с леди Флоранс. Жди в библиотеке.

Реджинальд ушел, и в голову сразу же полезла несусветная чушь. Непристойным картинкам, мелькавшим перед глазами, позавидовал бы и «Воскресный джентльмен». Мэб попыталась урезонить разыгравшееся воображение и отправилась в библиотеку.

Подобно всем прочим старым семействам, Хапли могли похвастаться внушительной коллекцией книг. И собирались они так же бессистемно, как и в семье Дерован. Порой казалось, что для подобных собраний действует непреложное правило: никаких каталогов, никакой логики, никакой системы. Мэб провела пальцами по корешкам, затертым от времени. Сельское хозяйство, фехтование, магия, ноты, художественная литература — все вперемешку. Разобраться здесь может только хозяин. Отец Мэб содержал библиотеку в точности так же.

– Леди Флоранс на хранилище абсолютно наплевать. Ее собственные слова.

Мэб обернулась и внимательно оглядела Реджинальда с ног до головы. Это было глупо, даже стыдно, но Мэб все искала что-то. Следы помады, может быть?

– И чем тебе пришлось ради этого пожертвовать?

Реджинальд фыркнул.

– Леди Хапли занята, ей не до простых смертных. Когда я уходил, она красиво расправляла на своих ушках лапшу Верне.

– Он скупает старые поместья. Полагаю, - Мэб поморщилась.
– Полагаю, он нацелился на имение Хапли.

– Зачем?

– Что зачем?
– удивилась Мэб.

– Зачем колониальному миллионеру, сделавшему деньги на… на чем он там разбогател? Неважно. Зачем ему кусок земли посреди островка Хап-он-Дью?

Мэб пожала плечами. Реджинальд же словно потерял к разговору интерес, занятый изучением библиотеки. Он погладил корешки книг, вытащил пару наугад и пролистал. А потом взялся за роскошное чучело ворона и повернул. Целая секция шкафа съехала в сторону, открывая потайной проход, уводящую вверх винтовую лестницу. Реджинальд растер ладони, зажег на пальцах пламя и начал осторожно, освещая путь, подниматься. Мэб, ухватившись за его локоть, пошла следом.