Свет в тумане

– Пьер, - неискренне пожурила леди Флоранс.

– Но я не грозился его убить.

– Дядя ценил Мартина, - голосок Ифигении Хапли звучал слабо и тихо, но был полон возмущения.
– И Мартин никогда… никогда…

Девочке лучше бы было смолчать. Реджинальд знал ее всего сутки, но прекрасно видел: влюблена, по уши влюблена. Семье такое ясно и подавно. И несложно догадаться, из-за чего была ссора.

– Эффи, милая, как же ты наивна, - вздохнула Флоранс Хапли.
– Этот человек не заслуживает такоц пылкой защиты. Да, я не хотела упоминать об этом, но он действительно ссорился с Оуэном. Из-за тебя, моя милая. Потому что Рорри просил твоей руки. Но это невозможно, деточка! Он — секретарь, ты, пусть и незаконная, но дочь барона. Да, Рорри, кажется, наш дальний родич, но о той семье и говорить не стоит. Он заморочил тебе голову, понадеялся разбогатеть за счет твоего приданного.

Бледная рука сжала вилку, и теперь изящный серебряный прибор выглядел грозным оружием.

– Не смейте клеветать на него! Мартин… Мартин…

Флоранс Хапли томно и фальшиво вздохнула.

– Не хотела и этого говорить, девочка, но… этот твой Мартин и мне оказывал знаки внимания.

Вилка царапнула по скатерти.

– Что… вы…

– Я должна это вслух произнести? Мартин Рорри был моим любовником.

Ифигения Хапли вскочила из-за стола, опрокинув тарелку, уронив бокалы. Послышался звон бьющегося стекла.

– Вы… вы… я…

Лицо девушки пошло некрасивыми пятнами. Потом она развернулась и выбежала из комнаты. Над столом повисла молчание, тяжелое и какое-то… ошарашенное. Первой его нарушила Флоранс Хапли.

– Уилкинс, уберите осколки и несите жаркое.

– Благодарю, - рука Мэб легла Реджинальду на плечо.
– Я сыта. По горло.

Склонившись, она шепнула едва слышно, касаясь губами уха:

– Я успокою девочку, а ты послушай, что еще они будут говорить.

Реджинальд кивнул и проводил Мэб взглядом. Судя по прямой спине и стиснутым кулакам она была в ярости.

– Леди Мэб нездоровится?
– сладким тоном спросила Флоранс Хапли.

– Вероятно, - Реджинальд без стеснения принялся рассматривать женщину, пытаясь понять, мерзкая она или жалкая.

– Бедная Эффи, - вздохнула Флоранс притворно.
– Девушку в ее возрасте так просто обмануть. Не переживайте, Пьер, она рано или поздно оценит преданность.

Реджинальд откинулся на спинку стула, ощущая себя зрителем в партере. Несомненно, это был спектакль, разыгранный для гостей: его, Мэб, леди Гортензии, может быть — для Верне. Но — зачем?

Реджинальд осадил себя. Он — университетский профессор, а не частный сыщик или полицейский. Он здесь если и должен что исследовать, то мавзолей и архив Хапли. Его дело — артефакты и зелья.

Потом вспомнилась Лили, чью смерть забыли. Замели под ковер, точно сор. Перед самым отъездом Реджинальд напомнил Арнольду о бедной девочке, но… университетская полиция бесполезна, а столичную наверняка пришлют лишь ради проформы, раз уж разогнали тех, кто может протестовать и настаивать. Нет сейчас в Абартони ни его, ни Мэб, ни кураторов Колледжа Королевы Шарлотты. Интересно, а кому позволили остаться?

– Реджинальд! Так что вы думаете?!

– А?
– Реджинальд очнулся и посмотрел на Флоранс Хапли.
– О чем?

– Об архиве нашей семьи!
– нетерпеливо проговорила женщина.

Верне смотрел слишком внимательно для человека, испытывающего праздный интерес.

– Что его проще сжечь, чем разобрать.

Флоранс Хапли улыбнулась, точно прозвучала милая, остроумная шутка. А потом спросила:

– И все же, он что-нибудь стоит? Можно его продать?

20.

Эффи Хапли рыдала, сидя на ступенях большой лестницы в холле. Рыдала горько, самоотверженно, обхватив колени, уткнувшись в них лицом. Ткань платья заглушала всхлипывания, и оттого они звучали еще горше. Мэб подошла, села рядом и уставилась на мыски своих туфель. Слов утешения у нее не было. Она вообще была в этом не слишком хороша. Тем более здесь и сейчас. Мэб попыталась себе представить, что чувствует эта девочка, незаконнорожденная, которой то и дело напоминают об этом.

Не выходило, конечно.

– Ты… - Мэб прокашлялась.
– Не принимай близко к сердцу…

– Мартин не мог никого обуть. Он… Он… - Эффи Хапли вскинула головы и посмотрела на Мэб в упор.
– Вы считаете меня глупой?

Мэб покачала головой.

– Вовсе нет.

– Он не стал бы убивать дядю. Он его уважал, несмотря на разногласия. А Жокетт… Мы любили ее. Никто бы не поднял на няню руку.

Однако же, кто-то поднял, - заметила Мэб про себя, но не стала произносить это вслух.

– Вы мне поможете?
– спросила Эффи Хапли с надеждой.
– Вы обещали… Мне больше не к кому обратиться.

Мэб вздохнула.

– Лучше всего господину Рорри поможет адвокат.

Глаза Эффи вспыхнули гневом.

– Говорю же, он невиновен!

– А адвокатов нанимают только преступники?

Глаза потухли. Девушка вся как-то сдулась, сгорбилась. Захотелось обнять ее, прижать к себе и гладить по голове, как маленького ребенка.

– Я не знаю, как быть… Они валят все на Мартина, он ведь… он… Он — никто, и бедный, и…

– Ваш полицейский инспектор показался мне разумным человеком, - заметила Мэб.
– Он, кстати, тоже «никто», если говорить о происхождении. И едва ли богат. Если он арестовал господина Рорри, значит есть какие-то улики.

– Они фальшивые!
– вскинулась Эффи.

Пришлось положить ей руку на плечо, успокаивая, заставляя опуститься обратно на ступеньку.

– Не горячись. Я излагаю факты. Сейчас они таковы: твой дядя и нянька мертвы. В обоих случаях есть мотив: дядя отказал Рорри в браке с тобой, госпожа Жокетт что-то знала. В обоих случаях должны быть улики и свидетели против господина Рорри. Так факты выглядят на первый взгляд.

Эффи поджала губы.

– У Мартина есть мотив только если он боялся, что дядя лишит меня наследства. Но Мартину не важны были деньги. Он… он любит меня. И уж точно он не стал бы… - Эффи передернуло.
– С тетей…

Мэб вновь опустила взгляд на свои туфли, словно они могли дать ответы на все эти вопросы.

– Я все сделаю, - повторила Эффи.
– Лишь бы только Мартин…

Почему, скажите на милость, все эти странные проблемы, тайны, преступления и приключения сваливаются на голову Мэб в последние месяцы? Может быть, это проклятие? Некоторые действуют специфически. «Я не сыщик, - напомнила себе Мэб.
– Я университетский профессор. Откуда мне знать, кто и за что убил Хапли, и что могла рассказать старая нянька? И что мне за дело до всего этого?»

Нянька. Рассказаь.

Мэб поднялась, старательно, по краю обошла то место, где лежало еще недавно тело Жокетт и замерла перед старинным портретом в тяжелой золотой раме. Смотреть было не на что, портрет был скверный, такой встретишь в каждом провинциальном собрании. Средней руки местный художник кое-как намалевал своего господина. Однако, эта убогая живопись не отвлекала от мыслей.

Что могла рассказать нянька…

– Мы не можем скорее всего доказать, что господин Рорри никого не убивал.