Светлые аллеи

— Врёт он всё, этот Васька, — от возмущения у меня даже прошла голова.

— Козёл! Пусть за собой сморит.

— А что такое?

— Что, что… Спился Васька на нет, вот тебе и что, — зло сказал я.

И, жалея своего безвременно спившегося товарища, мы пошли к Маньке, у которой был не очень вонючий украинский спирт, и она торговала им через форточку.

Антишумахер

Я— нетипичный мужчина. А может типичный немужчина. Не знаю. Но я абсолютно равнодушен к машинам и авто. У меня к ним даже врождённая и хроническая антипатия, перешедшая позднее в открытую форму.

Даже в глубоком детстве я не играл в машинки, а предпочитал им куклы. Но, увы, играл я с ними не так, как играют девчонки. Мои задатки и наклонности выяснились очень рано — я любил раздевать куклы, а освободив от одежд, придавать им различные двусмысленные и пикантные позы. Это мне нравилось, да и сейчас нравится. Правда с кукол я переключился на живых женщин, но сути дела это не меняет.

Так что в марках машин я разбираюсь на уровне «легковая», «грузовая» и автобус. Ну и, конечно, трактор. А от слов «жиклёр», «карбюратор» и «искру не даёт» меня охватывает тоска и бессилие. На человека, разбирающегося в анатомии автомобиля, во всех его железных кишках и требухе, одним движением пальца нащупывающем его эрогенные места, я смотрю, как на бога. То есть с подозрением, потому что уверен, что разобраться в этом невозможно. А человек этот, как и бог — обыкновенный шарлатан и жулик. Шофёр из меня, естественно, тоже никакой. Сами посудите — реакция, как у бегемота. Пока дойдёт что и как. А также отсутствие глазомера и даже ухомера.

Ко всему фантастическая рассеянность и реальная тупость. Всё это создаёт определённые трудности при езде и остановах. Поэтому я старался с машинами не общаться.

Но однажды злое копыто судьбы наступило мне на мою мозоль. После смерти одного родственника мне досталось в наследство консервная банка под названием «Москвич». А всех москвичей я не любил ещё с армии. Если бы я знал, что он мне достанется в наследство, я бы отправил этого своего родственника загодя в самый лучший санаторий, сводил бы его к хорошему ветеринару или врачу… Главное, чтобы он жил, жил и жил. Но тем не менее это случилось и этот «Москвич» был в моей судьбе. И хорошо, что был, в смысле, что уже прошло.

Начал я ходить на курсы шоферов, начались самые страшные полгода в моей жизни. Знаки и правила я освоил на удивление быстро. Но вождение…

Когда я впервые уселся за руль, инструктор внимательно оглядел меня и, вздохнув, спросил: — Передачи-то переключать умеешь?

— Умею, — гордо ответил я, думая, что он имеет виду телевизор. Первый там канал, второй…

Но он оказывается говорил о других передачах, о которых я даже не слыхивал.

Сильно он со мной намучился. Начинался урок и первым делом мы заезжали в винно-водочный, где инструктор брал себе бутылку. Трезвым он ездить со мной откровенно боялся. На сильные ощущения он оказался слаб в коленках. Но и водка не всегда помогала, к концу занятия порой приходилось закупать ещё и валидол.

Так что права мне пришлось просто купить. И потом начать потихоньку ездить самому и я безумно боялся кого-нибудь задавить. Содрогаясь от омерзения, со змеином клубком тоскливого ужаса в животе я усаживался за руль, долго водя ручкой, нащупывал нужную передачи и наконец рывками выезжал на улицы родного города. И улицы преображались — на них становилось оживлённее и веселее. Видимо, чтобы подбодрить меня, водители других машин начинали мне активно сигналить. Некоторые даже приветственно махать рукой. Я только не понимал одного — почему эти руки сжаты в кулак? Я ехал по городу и моя машина была похожа на молнию — очень часто она ударяла в дерево. Как таёжный охотник-промысловик, я оставлял на своём пути зарубки.

Когда я возвращался домой, меня спрашивали…

— Ну и как сегодня?

— Нормально, — уныло докладывал я и начинал перечислять — Четыре раза назвали козлом, пять раз идиотом и по одному разу долбоёбом и пидорасом. Ну и так по мелочи. Нет, сегодня не били. Так что сегодня нормально. Кстати, почём сейчас новое крыло?

— Дерево?

— И ещё столб.

Да и машинка мне досталась та ещё. Повадки у неё были, как у хорошей собаки — стоило её оказаться на улице, как она начинала резвиться, искать контакта с другими машинами… Ну что было хуже всего, она как собака старалась не пропускать ни одного столба. Завидя столб, она сразу через все преграды устремлялась к нему. Собаки справляют у столбов нужду, а зачем это нужно машине, я так и не понял. От меня требовалось все мои умения и воля, чтобы её переубедить с помощью баранки и тормозов. Но, увы, порой машина оказывалась у столба быстрее, чем я успевал это заметить. Может она хотела покончить свою жизнь самоубийством? Как знать…

И ещё она иногда вредничала и отказывалась заводиться. По хорошему машина не понимала. Приходилось вылазить наружу и пинать её по баллону, желательно при этом сквернословя. Часто это помогало.

Но вообще-то моя машина была мужского рода — «Москвич». И он мне достался уже пожилым, с целым букетом болезней. Страдал старческой прожорливостью бензина, недержанием масла, пониженной кислотностью аккумулятора, метеоризмом (постоянно попёрдывал), шизоидным типом зажигания, развалом, причём полнейшим, задних колёс, нервным тиком передней фары, параличом генератора и грыжей одного колеса. Ко всему повышенная потливость стёкол, лишай на заднем сидении и ларингит звукового сигнала. Но несмотря на старость у «Москвича» ещё случались ночные поллюции — ночью непроизвольно спускал один из баллонов.

Машина была цвета морской волны. Но после этих встреч со столбами поверхность машины скоро стала походить на морскую волну не только цветом, но и формой. Такое небольшое волнение на поверхности. И однажды, как водится, случился девятый вал. По рассеянности я проехал на ручном тормозе от дома до первого красного светофора. Жму на тормоза, а тормоза уже перегорели. Что мне оставалось делать?

Среди машин, скучавших перед красным светом, я выбрал на глазок, какая подешевле, чтобы потом поменьше платить, и врезался в неё. В общим сэкономил.

В конце концов я продал «Москвич», вернее что от него осталось на запчасти. Став опять пешеходом, я испытал неимоверное облегчение и из пивной не выходил до закрытия. Помнится на радостях даже блевал.

Так закончилась моя позорная шоферская эпопея. И я считаю, что легко отделался и, конечно, моему ангелу-хранителю пришлось попотеть в то время. Не исключено, что он даже поседел.

В общем не люблю я автомобили. И боюсь только одного. Что когда-нибудь один из них в отместку за мою нелюбовь меня задавит. И мы будем в расчёте.

Вот так

Вот так проживёшь с одной женой всю жизнь и ничего толком не видел. Ничего не испытал, кроме скуки. И становишься жёноненавистником. Чего-то не хватает. Слишком всё без изменений, изо дня в год. Потом вдруг — бац! И внезапный, как укус слепня, развод. Живёшь в одиночку. Завихряются события. Начинаются любовные романы и повести. И опять чего-то не хватает. Слишком всё с изменениями. Хочется покоя и чистых неодорированных носков. Определённости в завтрашнем дне и сегодняшней ночи. И так пока снова не женишься на ком-нибудь голубоглазом. А что будет дальше, смотрите выше. Или вокруг.

Одиночество навсегда

Первое на что я обратил внимание, когда впервые увидел Настю — это была, извините за искренность, её жопа. И я даже не обратил внимания, внимание как-то само обратилось. Попробовало бы оно не обратиться.

На такую жопу, как на улыбку Моны Лизы можно было смотреть бесконечно. Вы не поверите, но она жила отдельной от своей обладательницы, но не хозяйки жизнью. Жизнью сложной, может быть даже духовной. Она то без видимых причин вдруг кокетливо вздрагивала, то по ней пробегала какая-то мятежная волна, то пока Настя не видит, она вопреки законам инерции уходила куда-то в бок. Иногда, когда было весёлое настроение, ягодицы играли, как будто их подкидывал жонглёр. Хотел бы я быть этим жонглёром. И чувствовалось в ней что-то эпическое. Она была энергетическим центром этого мира.