Свидетель на свадьбе должен быть неженатый

– Тебе будет трудно понять. Наверное, потому что он настоящий. Гнусен до омерзения, но настоящий. Мне и самому не всегда приятно с ним находиться рядом. По-своему он честен, честнее нас с тобой. Он любит секс, точнее сказать – порнографию. Все смотрели хоть раз порнуху, некоторые продолжают смотреть, собирают коллекции, но тщательно скрывают сей факт. Главное не говорить об этом. А Понос не таится, в открытую наслаждается порнухой, наслаждается как искусством. Нам с тобою этого не понять, не так мы настроены. К примеру. С точки зрения обывателя, любоваться картиной с обнаженной женщиной эстетично, а вот позировать в голом виде – аморально. Еще, я уверен, несмотря на всю его похабную сущность, он никогда меня не предаст и не отвернется. По-своему он знает цену дружбе, хоть я и не являюсь его другом.

– Не ожидал от тебя таких умозаключений. Я все думал, что ты им просто пользуешься.

– Ну, не без этого, тогда бы я не был Тарасковским.

На столе завибрировал айфон Вадика. Руслан взглянул на дисплей и протянул телефон Герцу:

– На ночь глядя Бадику ангелочек звонит. Наверное, решила пожелать сладких снов.

– Повзрослела, – любуясь аватаркой Ангелины, заметил Герц.

– Может, ответим? – предложил Руслан.

– И что ты скажешь? Твой жених в доску пьяный в доме спит?

– Так-то да.

Руслан еще что-то говорил, но Герц уже не слушал. Звонок, что-то в нем растревожил. Заметив задумчивость приятеля, Тарасковский смолк, разлил коньяк и, не предложив Герцу, выпил.

– Глядя на тебя, мне тоже взгрустнулось, – Руслан достал с кармана шортов мобильник, пролистал список номеров. – Когда тебе муторно, что ты делаешь – пьешь, а я серую печаль привык шлюхами разгонять.

– Мы же договаривались: не материться и не выражаться.

– Опять Геббельса включил. Это вообще-то твоя идея была. Не будем сквернословить, дабы не портить карму, – нравоучительно, с расстановкой произнес Руслан.

– Разве я говорил таким тоном? И вообще, я совсем по-другому выразился. И Бадик поддержал меня.

– У Бадика хорошее воспитание, он и без того не матерится.

Тарасковский приложил телефон к уху и, слушая гудки вызова, добавил:

– Есть две телки, и у меня возникло непреодолимое желание погрязнуть в омуте разврата и тебя собой затянуть.

– Зачем тебе две, уже и одной не хватает?

– Ты или пьян, либо не внимателен. Бадику это простилось бы, но не тебе. Объясняю: одна – мне, другая – тебе. Права выбора оставляю за тобой. Что же она трубку не поднимает. – Оставшись без ответа, раздосадованный Руслан отложил телефон на стол.

– Давай-ка как-нибудь без меня, – пробурчал Герц. – И вообще, тебе еще не надоело вести такую разнузданную жизнь?

– Это не может надоесть, это как спорт. А если честно – я их всех ненавижу.

– Как же ты с ними сексом занимаешься?

– Порево, траханье – вот точное определение в моем случае. У тебя разве не было такого, когда от злости ожесточённо шпилешь девку, а она верещит от удовольствия?

– Тарасковский! Будь человеком, заткнись! У тебя не рот, а помойка. Не люблю, когда ты так выражаешься, честное слово – противно. Пора бы тебе остепениться и нормальную девушку найти. Ведь тебе ничего не стоит, даже не знаю, чем ты их берешь.

– Понимаешь, когда Любка мне рога наставила и к нему же ушла, я стал мстить всем бабам. Потому что все они деньги любят и секс. Помнишь, как Трахтенберг сказал: идеальный мужчина, он как бензоколонка – всю жизнь молчит, всегда при деньгах, и хрен вокруг тела три раза обмотан и в ухо вставлен.

– Нашел кого цитировать – обозлённый, талантливый, злоречивый неудачник. Если уж слушать из подобных, то уж лучше Шуру Каретного, у этого хоть радости побольше, пусть и адаптирован под быдло.

– Помнится, ты мне как-то давал почитать Чарльза Буковского. Этот похлещи Трахтенберга и Каретного вместе взятых будет.

– Буковски использовал мат как средство отрешения от общепринятой морали. Вот например некоторая молодежь ударилась в сатанизм, ты думаешь, они всецело, по-настоящему верят в эту ахинею? Это просто их подсознательный, безотчетный протест обществу. Явись, скажем, к ним сатана на их черную мессу, у них поголовно случится инфаркт. Что относительно Буковского, он красиво, талантливо выблевывает свои произведения на бумагу. А когда ты сквернословишь про женщин, у тебя это выходит как-то гадко, мелко и мстительно.

– Наверное, ты прав. С одной стороны я им вроде как отдаю должное, с другой стороны, получается – себе мщу. Ты постоянно советуешь завести шашни с нормальной девицей. Пробовал – отшивают. Видимо, блуд у меня на лбу отпечатался, и бабы его видят. Испорченных – это привлекает, чистых – отталкивает. Помнишь Светку?

– Светку? Да разве упомнишь всех твоих Маш, Тань, Люсь.

– Светлоокая, наша попутчица. Как она тебе?

– Не знаю, вроде порядочная. Хотя откуда мне знать, ты же с ней двое суток трепался.

– Она самая что ни наесть неиспорченная девушка. Я это сразу по глазам определил. Правда уже взломанная.

– Не совсем понимаю твою аллегорию.

– В смысле: уже ни целка.

– Ну и выражения у тебя, а я еще пытаюсь пристрастить его к возвышенному. Что не девственница тоже по глазам определил?

– Не только. Во-первых, ей двадцать четыре, а в этом возрасте, в наше время, в девках не засиживаются. По крайне мере, сей факт, очень редок.

– Во-вторых.

– Во-вторых. Много нюансов, которые мой профессиональный глаз мгновенно подмечает, мозг перерабатывает информацию и выдает характеристику. Вроде как чутье со временем выработалось. Посмотрела на меня девушка, и сразу понятно, что у нас будет секс. Рыбак рыбака, проще говоря. Вернемся к нормальным девушкам, условно выражаясь, потому как это понятие многогранно. К той же попутчице Свете. Я ей два дня дифирамбы пою, а она на тебя алкаша пялится.

– Не замечал.

– Конечно, ты кроме тех двух вахтовиков с Пыть-Яха никого и не видел. И я, в который раз, прихожу к выводу, что я не для серьезных отношений. Давай дерябнем лучше, становится прохладно.

Выпили, закусили остатками шашлыка.

– Мясо сухое получилось, – задумчиво произнес Герц, разжевывая кусок свинины.

Тарасковский позвонил еще раз, не ответили:

– Не берут трубку, не та, не другая. Походу, с барышнями облом. Как насчет проституток, друг мой Рудольф.

– Я противник продажного секса.

– Почему бы и нет, к тому же я угощаю. И для опыта в твоем подпольном творчестве пригодится. По пьяне какая разница с кем?

– Для меня есть с кем.

– Объясни.

– Жрица любви отдается за деньги, исполняет все твои фантазии. Но нет самого главного – страсти. Для меня секс с проституткой мало чем отличается от удовлетворения потребности с резиновой куклой. Минутная нечистоплотная похоть, лишённая истинной красоты женского начала и ее внутреннего мира.