Святые Спиркреста

Слова Закари касаются моих губ, более интимные, чем любой поцелуй.

— Моя прекрасный заклятый враг. Мой грозный противник. Мой самый дорогой соперник.

Поцелуй меня, — хочу я сказать ему. Поцелуй меня, Закари Блэквуд, и забери всю мою тьму, холод и боль.

Но он этого не делает, и в конце концов именно я кружусь в темноте и в страхе убегаю сквозь деревья.

Но когда я возвращаюсь к этой ночи во сне, он целует меня. Он целует меня глубоко, влажно и нежно, расстилается на лесной подстилке и наполняет меня собой, как золотой дождь Данаи, и я просыпаюсь в шоке от одиночества, с горячей влагой между бедер.

Глава 13 Левая рука

Закари

В короткий летний период свободы между окончанием экзаменов по английскому языку (GCSE) и началом экзаменов по английскому языку (A-levels) я прочитал "Питера Пэна".

Это лучше, чем я себе представлял, но, тем не менее, чтение — безрадостное занятие. Я навязчиво аннотирую книгу, внимательно изучая каждую строчку в поисках мыслей Теодоры.

К тому времени, когда я заканчиваю книгу, передний край представляет собой густой лес закладок.

Среди этого леса преобладают красные вкладки — ими я обозначал отрывки, касающиеся Джеймса Крюка.

В пьяном тумане того вечера в лесу — поиски Теодоры среди деревьев, обильная выпивка после этого, подстрекаемая моими друзьями, а затем ее фейское скольжение от костра в трепете перьев и юбок — одно воспоминание выделяется среди остальных.

Милая улыбка Теодоры, появившейся из тени, чтобы рассказать мне, что в детстве она была влюблена в Джеймса Крюка.

Это был первый раз, когда Теодора рассказала мне что-то разговорное, бессмысленно-личное. Каждый раз, когда я разговариваю с Теодорой, я спорю или обсуждаю. Она никогда не рассказывает мне о себе просто так. Я мог бы составить целую учебную программу по стилю ведения дебатов Теодорой, ее ораторскому искусству, словам, терминам и аргументам, которым она отдает предпочтение, философам и историческим личностям, у которых она черпает вдохновение.

Но если бы я сел за стол и написал список фактов о ней, то не осилил бы даже основы. Я понятия не имею, на какой месяц приходится ее день рождения, какой у нее любимый цвет или любит ли она животных. Она может быть одиноким ребенком, или у нее может быть много братьев и сестер — я никогда не узнаю.

Так что это неожиданное открытие о Крюке — не просто случайный факт. Это драгоценный самородок знаний, сокровище, которое я и не надеялся получить. И теперь, когда оно у меня есть, я хочу еще; я хочу сундук с сокровищами, полный сверкающих самородков информации.

Я несколько раз перечитываю сцену смерти Крюка.

Иррациональный гнев наполняет меня с каждой цитатой. Такие цитаты, как "Эта страстная грудь больше не просила жизни" и "Не совсем негероическая фигура", словно дразнят меня. Трагедия и достоинство, элегантность и отчаяние — таково мое впечатление от сцены смерти. Неужели именно это привлекает Теодору?

Я перечитываю главу, сердито выискивая в Крюке признаки самого себя.

Захара входит в библиотеку — скорее, это смесь домашнего кабинета и гостиной, но свое прозвище она получила потому, что от пола до потолка заставлена книжными полками, заполненными до отказа. Она вернулась из Сент-Аньес, частной школы для девочек, которую посещает во Франции, хотя пробудет дома всего несколько дней, прежде чем отправится в летний лагерь.

Каждый раз, когда я вижу ее, она все меньше похожа на маленькую девочку из моих воспоминаний и все больше на незнакомку.

Она стала выше, изящнее, как танцовщица, одета в стиле частной школы. У нее длинные, далеко за плечи, волосы, уложенные вокруг головы, а затем более свободными локонами спускающиеся по спине, черные с теплыми оттенками карамели и русого.

— Я так и думала, что найду тебя здесь, — заявляет она. — Что ты сейчас читаешь?

Я поднимаю книгу, чтобы показать ей обложку. Ее брови взлетают вверх. "Питер Пэн"? Не думала, что это будет твоей чашкой чая.

— Это не так, — говорю я ей, захлопывая книгу. — Как ты думаешь, Крюк — привлекательный персонаж?

Она ухмыляется.

— Наверное, опасный человек, трагическая фигура… этот крюк. Каждая девушка любит злодеев. — Она садится на кожаную поверхность огромного письменного стола и хмуро смотрит на меня, а я откидываю голову на спинку стула. — О чем это ты? Домашнее задание?

— Нет, не домашнее задание. Есть одна девочка в моем классе — это ее любимая книга.

— О, Теодора? — Захара бросает на меня укоризненный взгляд и закатывает глаза. — Ты можешь просто назвать ее имя, знаешь ли. Ты же никогда не говоришь ни о ком другом.

— Она та девушка, которая постоянно занимает первое место в наших классах.

— Я знаю, кто она. — Тон Захары наполовину раздраженный, наполовину забавный. — Мне все равно, какая у нее любимая книга, главное, что я хочу знать, — когда вы двое наконец займетесь этим?

Я гримасничаю. — Наладить? Этому учат в твоем монастыре?

Она смеется. — О нет, совсем нет. Не может быть, чтобы я научилась чему-то неподобающему у кучки сексуально озабоченных девочек-подростков, верно?

Когда я спросил родителей, почему они не отправили Захару в Спиркрест вместе со мной, они ответили, что не собираются отправлять свою дочь в школу-интернат, где "может случиться все, что угодно". Их слова были понятны, и в то время я считал их опасения беспочвенными.

Теперь я точно знаю, что это не так. Все в Спиркресте занимаются сексом, а все, кто не занимается сексом, делают все, что угодно. Я — единственное исключение, и за это я получаю свою долю горя.

Горе — и, конечно же, мое незамысловатое прозвище. Епископ Блэквуд.

Я вздыхаю.

— Нам, как ты выразилась, не с чем ладить. Теодоре запрещено встречаться, и, похоже, она очень серьезно относится к этому правилу.

Захара закрывает рот руками. — Фу, Зак, только не говори мне, что я собираюсь лишиться девственности раньше тебя.

Я использую свой экземпляр "Питера Пэна", чтобы ударить ее по лбу. — Девственность — это социальная конструкция, Захара.

Она пинает мою руку и спрыгивает с парты. — Это не то, чему меня учили в школе.

— Тогда тебе нужны лучшие учителя.

— Может быть. — Она бросает на меня лукавый взгляд. — Значит, отсутствие девушки — это тоже социальная конструкция?

— Мне не нужна девушка, — говорю я ей самым достойным тоном. — Вместо нее у меня есть прекрасная соперница.