т.1 Стихотворения и песни

«СПАРТАК» НА ПАМИРЕ

Однажды весной вдохновенной В одной из московских квартир Собрались совсем не худые спортсмены, И речь у них шла про Памир: Аркаша, Алеша, Юраша, Климаша И самый увесистый я. Отправлены разные грузы, И ошский базар взял нас в плен: Шурпа, помидоры, лепешки, арбузы, Салол с белладонной, пурген… Аркаша, Алеша, Юраша, Климаша И самый усидчивый я. Окончился путь некороткий, Гора перед нами встает. Присутствие чая, отсутствие водки — Да разве тут трезвый взойдет?! Аркаша, Алеша, Юраша, Климаша И самый задумчивый я. Мы вышли, отбросив сомненья, Таща рюкзаки по жаре. У каждого было особое мненье, Как лезть нам по этой горе. Аркаша, Алеша, Юраша, Климаша И самый настойчивый я. Один уронил общий спальник — Он в пропасть летел, как топор; Другой молотком зашарашил по пальцу — Но всех вместе радует спорт: Аркашу, Алешу, Юрашу, Климашу И даже, представьте, меня! И были, сказать откровенно, Помянуты в трудных местах И белые горы, и дикие стены, И общество наше «Спартак» Аркашей, Алешей, Юрашей, Климашей И самым воспитанным мной. С горы мы пришли с синяками, Тут жены нам «радио» шлют: С такими, как вы, говорят, долбаками Пускай уж другие живут — С Аркашей, Алешей, Юрашей, Климашей И с самым порядочным мной. Мы приняли это как вызов, Решили, что всё — нам пора Остаться под видом обычных киргизов И лазить всю жизнь по горам. 16 июля 1978 Памир

ЦЫГАНОЧКА

Я на рельсы выхожу, На страну свою гляжу: Где ж за гранью снежных зим Есть открытый магазин? Денег нету ни хрена, Нет ни пива, ни вина, Ни бутылочки пустой, Ни кроватки на постой. Вижу полдень, вижу день, Вижу судьбы всех людей, В запыленное окно Вижу длинное кино. Вот мелькают города — Ярославль, Вологда. Вот мелькают наши дни, Как далекие огни. Где же ждет меня жена, Одинока и бледна? Где ж найти такую грудь, Чтоб в теньке ее вздремнуть? Омск, Томск, Москва, Чита, Челябинск. Омск, Томск, Москва, Чита, Челябинск. 1978

РАССКАЗ ЖЕНЩИНЫ, или Случай у метро «Площадь Революции», перешедший в случай на 15-й Парковой улице

Он за мною, видно, шел, Взял за локоть: «Слушай, Люся, Будет очень хорошо, Я живу в отдельном люксе». У него усы густы И глаза, как две букашки, И виднеются кусты Из-за ворота рубашки. Я не Люся, говорю, А зовут меня Тамара, И такого не терплю, И такие мне не пара… Десять лет варила суп, Десять лет белье стирала, Десять лет в очередях Колбасу я доставала, Десять лет учила я Сверхсекретное чего-то, Десять лет сидела я У окошка на работе, Сердце стачивая в кровь, Десять лет дите растила — Что ж осталось на любовь? Полтора годка от силы. Не смутился он ничуть, Только глазом гладит платье: «Я за вечер заплачу, Сколько за год тебе платят». Я играла в мяч ручной За спортивные награды, И была я центровой, И бросочек был — что надо. Я авосечку-суму Из руки переложила, Кавалеру своему Меж букашек засветила! Мне до «Щелковской» метро, А от «Щелковской» — автобус, А в авоське шесть кило Овощных консервов «Глобус». Открываю тихо дверь — Дочка долбит фортепьяно, Ну, а мой любимый зверь — Он лежит, конечно, пьяный. Снять ботиночки с него, Не тревожа, постаралась, От получки от его Трешка мятая осталась. На плите чаек стоит, Дочка сладко засыпает, За окном моим ГАИ Громко частников ругает. Глянешь в телик — дым и чад: Поколенье молодое — Все с гитарами, кричат, Как перед большой бедою. Убрала я со стола, Своего пригрела Пашку… Все же мало я дала Тому гаду меж букашек. 17 июля 1978 Памир

НАСТАНЕТ ДЕНЬ

Если изумрудную долину Речкой разделить наполовину, Вкруг поставить горы И открыть просторы — Будет юго-западный Памир. Здесь красивы горы и опасны, Здесь ходил Лукницкий и Некрасов, Этот день вчерашний Стал немного нашим, Как и юго-западный Памир. Так редки здесь белые палатки, Здесь что ни вершина, то загадки. Здесь нужны фигуры, Здесь не шуры-муры — Это юго-западный Памир. Ты всего нам выдал понемногу — Горы, солнце, песню и дорогу, Выдал нам удачу И друзей в придачу Этот юго-западный Памир. Настанет день, растают горы за горами, Но мы тебя от этой участи спасем. Настанет день, но ты не расстаешься с нами — О наш Памир! Как в рюкзаке, тебя в душе мы унесем. 18–19 июля 1978 Памир

Я В ДОЛГУ ПЕРЕД ВАМИ

Снег над лагерем валит, Гнет палатки в дугу… Я в долгу перед вами, Словно в белом снегу. Я всю память листаю, Завалясь на кровать, Я в Москву улетаю, Чтобы долг свой отдать. Где же вы пропадали? — Этих лет и не счесть. Отчего не писали? — Я бы знал, что вы есть. И московский автобус, Столь банальный на вид, Обогнул бы весь глобус От беды до любви. Претендуя на имя И ваши права, Шли ко мне всё иные Имена и слова. То трубил я охоту, То я путал следы, То туман над болотом Принимал за сады. То я строил квартиры, В которых не жил, То владел я полмиром, В котором тужил… От хлопот тех осталось — Чемодан да рюкзак, Книги, письма и жалость, Что все вышло не так. Спит пилот на диване — Кто ж летает в пургу? Я в долгу перед вами, Словно в белом снегу. Отчего так не скоро И с оглядкой бежит Телеграмма, которой Ожидаешь всю жизнь? 18–24 июля 1978 Памир

ПЕРЕДЕЛКИНСКИЙ ВАЛЬС

В это утро шел снег. Этой осенью шел он однажды, Но — растаял… Теперь Электрички несутся в снегу. Этой ночью был сон, Сон, по-моему, вещий и важный. Мы уходим гулять, Этот сон вспомнить я не могу. А кто-то кружит, кружит над нами И требует посадки, Но ему-то помогут, А нам-то как быть? Что забыть, что любить? В даль какую бежать без оглядки Меж сугробов сомнений По льдистой тропинке любви? Переделкино спит После скучных субботних веселий И не знает еще, Что настала уж зимняя жизнь. Мы неспешно идем, Мы справляем любви новоселье, И нетоптаный снег Удивительно кстати лежит. Ах, какая зима Опустилась в то утро на плечи Золотым куполам, Под которыми свет мы нашли. И не гаснет огонь, И возносятся сосны, как свечи, И Борис Леонидыч Как будто бы рядом стоит. А кто-то кружит, кружит над нами И требует посадки, Но ему-то помогут, А нам-то как быть? Что забыть, что любить? В даль какую бежать без оглядки Меж сугробов сомнений По льдистой тропинке любви? 24 июля 1978 Памир

«Есть в Родине моей такая грусть…»

Есть в Родине моей такая грусть, Какую описать я не берусь. Я только знаю — эта грусть светла И никогда душе не тяжела. Ну что за тайна в сумрачных полях, В тропинке, огибающей овраг, И в листьях, что плывут себе, легки, По черным зеркалам лесной реки. Июль 1978

НЕПОГОДА В ГОРАХ

Свечка темно горит, Дождик в окно стучит, Лето — сплошной обман, В соснах висит туман. Врут все мои друзья, Что, мол, придет рассвет, Что, дескать, есть края, Где непогоды нет. И не пробьет тех туч Солнца густая кровь, Их лишь разгонит луч, Луч тот — твоя любовь. Непогода в горах, непогода! В эту смену с погодой прокол, Будто плачет о ком-то природа В нашем лагере «Узункол». Нам-то что? Мы в тепле и в уюте И весь вечер гоняем чаи. Лишь бы те, кто сейчас на маршруте, Завтра в лагерь спуститься б смогли. 17–20 августа 1978 Альплагерь« Узункол»

МНОГОГОЛОСЬЕ

О, мой пресветлый отчий край! О голоса его и звоны! В какую высь ни залетай — Всё над тобой его иконы. И происходит торжество В его лесах, в его колосьях. Мне вечно слышится его Многоголосье. Какой покой в его лесах, Как в них черны и влажны реки! Какие храмы в небесах Над ним возведены навеки! И происходит торжество В его лесах, в его колосьях. Мне вечно слышится его Многоголосье. Я — как скрещенье многих дней, И слышу я в лугах росистых И голоса моих друзей, И голоса с небес российских. И происходит торжество В его лесах, в его колосьях. Мне вечно слышится его Многоголосье. Август — 21 сентября 1978 Альплагерь« Узункол» — Москва

«Когда горит звезда с названием „Беда“…»

Когда горит звезда с названием «Беда», Когда бессильны все машины века, Когда в беде такой надежды никакой, Тогда надежда лишь на человека. Ты не брось меня в страшной беде, Когда силы мои на исходе. Человек состоит из людей, Что однажды на помощь приходят. От слабости не раз друзья спасали нас, До настоящей дружбы нас возвысив. Но иногда для нас рука друзей нужна, Рука в прямом, не в переносном смысле. И где б я ни бывал, повсюду узнавал Содружество высоких параллелей. Мне без него нельзя — спасибо вам, друзья, За то, что вы друзья на самом деле. 7–8 октября 1978 Внуково

«Что скажу я тебе — ты не слушай…»

Что скажу я тебе — ты не слушай, Я ведь так, несерьезно скажу. Просто я свою бедную душу На ладони твои положу. Сдвинем чаши, забудем итоги. Что-то все-таки было не зря, Коль стою я у края дороги, Растеряв все свои козыря. Ах, зачем там в ночи запрягают Не пригодных к погоне коней? Это ж годы мои убегают Стаей птиц по багряной луне. Всю неделю стучали морозы По окошку рукой костяной, И копили печали березы, Чтобы вдоволь поплакать весной. Ни стихам не поверив, ни прозе, Мы молчим, ничего не сказав, Вот на этом жестоком морозе Доверяя лишь только глазам. 8–9 февраля 1979