Таёжный, до востребования
Шрифт:
Письмо пришло сегодня, в пятницу четвертого декабря. Я удивилась еще в тот момент, когда вынула из конверта два отпечатанных на машинке листа формата А4. А когда начала читать, удивление сменилось изумлением на грани неверия.
Видимо, я очень плохо знала собственного отца.
Я всегда считала его сдержанным, прагматичным, рассудочным человеком, а он, оказывается, все это время лишь казался таковым. Все те годы, что я была рядом с ним, в его душе жили любовь и нежность, которые он боялся демонстрировать, чтобы не дать пробить брешь в броне, надежно защищавшей его от многолетней боли. Читая его откровения про одиночество, про то, что он виноват передо мной, я не смогла удержаться от слез. Если бы он в этот момент находился рядом, я бы обняла его и повторила то, что он предложил в письме: «Давай начнем сначала».
Но он был прав: время
И я вовсе не была уверена, что готова пройти этот путь.
Моя жизнь только начала входить в спокойное русло. Я наслаждалась периодом затишья. Дедов оставил меня в покое. После того, как он видел меня с Вахидовым в ресторане и в Доме культуры, мы, в свою очередь, несколько раз видели его с комсоргом Яной Лучко.
Я больше не нуждалась в помощи Рустама и собиралась сказать, что он освобождается от добровольной повинности, которую на себя возложил. По правде говоря, мне было жаль терять эти «выходы в свет». Но о нас ходили слухи, развенчивать которые становилось все труднее (хотя, по большому счету, мы не обязаны были это делать). Но главное – я не хотела связывать Рустама. Тратя время на меня, он не мог познакомиться с девушкой, с которой мог бы завести серьезные отношения. И хотя Нина намекала, что с моей стороны глупо упускать такой шанс, я понимала, что никакие отношения, кроме дружеских, между нами невозможны.
Глафира Петровна проходила лечение на отделении; ей выделили небольшую одноместную палату. Я приходила к ней каждый день, чтобы наблюдать состояние в динамике и контролировать выполнение назначенных процедур. Процесс восстановления обещал быть долгим, а возможно, и безуспешным, однако это было лучше, чем если бы мы ее потеряли. Она не могла говорить и подниматься с постели, но в правую руку вернулась чувствительность, что давало надежду на возвращение двигательных функций.
Моя методичка вышла из печати на неделю раньше срока, и вчера мне передали несколько экземпляров. Сейчас они лежали передо мной на столе, еще пахнущие типографской краской. Странно было видеть свою фамилию на обложке. Странно и, безусловно, приятно. Теперь осталось распространить тираж по медучреждениям района; этим должен был заняться здравотдел.
В минувшее воскресенье Игнат Денисов и Маргарита Блинник сочетались браком. Свадьбу отмечали в кафе «Улыбка», снятом на весь вечер. Было много гостей (включая родителей жениха и невесты, приехавших, соответственно, из Барнаула и Новосибирска), много вкусной еды, музыки и конкурсов. Молодожены пока продолжали жить в своих прежних комнатах, но со дня на день ожидали получение ключей от однокомнатной квартиры, которую для них выхлопотала Фаина Кузьминична.
На кухне сделали ремонт, и готовка с мытьем посуды из процесса неприятного превратились в процесс терпимый. Клавдия Прокопьевна не только учла все пожелания из моего списка, но и заменила вечно капающие краны и проржавевшие раковины. Линолеум перестелили, в окно вставили двойные стекла, стены перекрасили в приятный кремовый цвет, потолок побелили и вместо старенькой лампы, почти не дающей света, повесили трехрожковую люстру со стеклянными висюльками.
Нина окончательно рассталась с Колей Зубовым. Она не смогла отказать ему сразу и еще несколько раз к нему ездила, но потом все-таки сказала, что не выйдет за него замуж. Не обошлось без выяснения отношений, без слез и сожалений, но в конечном итоге Нина поняла, что так для нее лучше. Теперь они с Наной и Олей составляли окончательно утвердившееся трио одиноких женщин, регулярно изливая друг другу душу за чаем или вином. Меня они на такие «излияния» не приглашали по причине того, что я встречалась с Вахидовым и формально не была одинокой, хотя им было прекрасно известно об истинной причине этих встреч. Мне пришлось посвятить Олю и Нану в наш план, чтобы пресечь сплетни хотя бы на уровне общежития. Разумеется, я предпочла бы, чтобы Нана ни о чем не знала. Оле я доверяла, Нане – нет. Внешне она вела себя дружелюбно, но я понимала, что ее зависть и ревность никуда не делись. Если бы могла, я бы отошла в сторону и от нее, и от Оли, которая раздражала меня своей прилипчивостью к Нане и готовностью делать все, что та скажет. Но с ними дружила Нина, и мы жили не просто на одном этаже, а в комнатах по соседству; с этим нужно было считаться.
Я не знала, получила ли Инга мое письмо. Конверт был оформлен как полагается, но Олеся не могла гарантировать,
что письмо дойдет до адресата. Оставалось только ждать. Чтобы я не бегала постоянно на почту, Олеся обещала позвонить, как только на мое имя придет ответ.Пока же я получила письмо от отца, вызвавшее в моей душе настоящую бурю.
Я решила отложить ответ до утра, чтобы улеглись эмоции. Я хотела (по крайней мере, на первых порах) оставаться сдержанной и осторожной. И хотя теплые слова отца, его откровенность и признание своей вины много значили, я не была готова ответно посыпать голову пеплом и безоглядно рушить возведенный между нами мост, поскольку этот мост еще мог мне пригодиться.
Я вспомнила, что завтра мы с Рустамом идем в Дом культуры на танцы, и решила, что самое время освободить его от вахты, которую он добровольно нес последние три недели. Заперев дверь на ключ (в последнее время у меня вошло это в привычку), я отправилась к Вахидову.
– Зоя! – Он поднялся из-за стола, за которым что-то писал в блокноте. – Хорошо, что вы пришли. Я сам хотел к вам подняться, попозже.
– Что-то случилось?
– Завтра вечером я заступаю на суточное дежурство. Должен был Игорь, но он заболел. Садитесь! – спохватился Вахидов. – Простите, что не смогу сопровождать вас на танцы.
– Я как раз пришла сказать, что освобождаю вас от возложенных на себя обязательств.
– Почему?
– Потому что наш план сработал. У Дедова новое увлечение.
– Возможно, он просто нас проверяет. Не удивлюсь, если это тоже часть плана, только уже не нашего, а его собственного.
– Вряд ли. Дедов не станет разыгрывать спектакль только ради того, чтобы меня вернуть. Я сильно упала в его глазах, предпочтя вас ему. Только не обижайтесь! Это его соображения, а не мои. Вы гораздо лучше Дедова, тут никакого сравнения быть не может.
– Спасибо. Однако вернемся к тому, что вы сказали. Я не согласен.
Вахидов откинулся на спинку стула и устремил на меня спокойный взгляд темных глаз, выражение которых мне никогда не удавалось разгадать.
Я помолчала, подбирая слова, которые убедили бы его в моей правоте, а потом сказала:
– Рустам, поймите… Мне неловко злоупотреблять вашим дружеским участием. Я и так вам обязана. Ради меня вы поменяли привычный образ жизни на все эти ужины, танцы, прогулки… Вы потратили на меня изрядную сумму денег. Наконец, вы ставите себя в ложное положение несвободного человека, лишая себя возможности…
– Зоя, остановитесь.
Я осеклась на полуслове.
– Ну и намешали вы всего в кучу. – Вахидов покачал головой, глядя на меня с сердитым удивлением. – Знаете, чем хороши восточные женщины?
– Нет… – На всякий случай я покраснела.
– Тем, что если в головах наших женщин и есть мысли, они держат их при себе!
– А что я такого сказала?
Рустам принялся загибать пальцы:
– Во-первых: злоупотреблять моим… как высказали?
– Дружеским участием.
– Так вот, я даже комментировать эту глупость не буду. Во-вторых, из-за вас я поменял образ жизни. Да я вам за это благодарен! Я, конечно, люблю свою работу, но, если изо дня в день ходить из общежития в стационар и обратно, так и перегореть недолго. Я за эти три недели испытал столько впечатлений! Мне не хватало всего этого – я даже не сознавал, насколько сильно. Еще полгода-год, и я бы превратился в ходячее пособие по правильному образу жизни. Меня бы от самого себя тошнило. Ну и наконец о деньгах. Есть вещи, которых женщина касаться не должна. К этим вещам относятся: защита Родины, забота о родителях, мужская дружба, деньги. Вы перешли черту, но я вас прощаю, потому что вы не думали, что говорите, и не понимали, насколько сильно меня обижаете.
Если бы это сказал любой другой мужчина, я бы тоже на него обиделась, и не просто обиделась, а не на шутку разозлилась. Но Вахидов отстоял от всех, кого я знала. Не только в силу менталитета, но и благодаря личностным качествам, не позволяющим усомниться в его порядочности, честности, широте души. Он был убежден, что равенство полов придумали для того, чтобы усложнить жизнь и мужчинам, и женщинам. В его мире женщина могла полностью положиться на мужчину и ни в чем не нуждаться, но взамен она должна была обладать достоинствами, которые прививались ей с раннего детства: скромностью, добродетельностью, покладистостью, домовитостью. Я не обладала ни одним из этих качеств, поэтому не понимала, как Вахидов вообще может со мной общаться. Видимо, он долго терпел мои попытки исказить его систему ценностей, пока у него не иссякло терпение.