Так говорила женщина

*

Иза и ее муж уже не оставляли их дома одних. Как бы возмутила девушку подобная опека раньше и как она была благодарна за нее сейчас. Еще и потому, что на них — на нее — смотрели теперь с таким нежным умилением, с каким принято смотреть на то, что уже свершилось.

— И что теперь будет с этими двумя? — с упреком спрашивал Изу муж.

— Закончится все печально, это точно, — шепотом отвечала женщина.

— Это вы виноваты!

— А! Девушка счастлива — разве это не стоит всего остального? Рано или поздно что-то должно было с ней произойти, она ведь была такой надменной и неопытной.

Молодая пара молча шла впереди. В ритмичной походке девушки угадывалась меланхоличная покорность. Она ощущала легкость и безразличие. И думала: отдамся накатывающей волне, пусть она поднимет, а потом швырнет меня. Это ведь так просто! Тяжело лишь бороться против нее, тратить на это силы, терзаться размышлениями.

*

Дома она не стала доставать книги. Свесившись из окна, Магда долго глядела в ночь — на большую воду, похожую на шелк, на черные силуэты мостов и на огромные безмолвные вершины гор вдали. Как будто вся мистерия жизни разом восстала против нее. Ей открылись новые грани — новые пути и возможности — и то, что до этого дня она считала критически важными, поворотными моментами жизни, потеряло значение. Вещи, до сих пор не существовавшие, разом обрели реальность, а вместе с ними и она сама открыла для себя жизнь.

Девушка прикрыла глаза, вздохнула и отчетливо ощутила, что этот вздох стал одним целым с дуновением легких ветерков, что шептались вокруг ее лица. Вся вселенная — одно целое, и ее пробуждающаяся сила гудит в соках деревьев, пульсирует в рассеянных белых облаках, которые, как ухажеры, беспокойно толпятся вокруг луны.

Внезапно Магда ощутила легкое головокружение — на минуту она провалилась в беспамятство, а затем лоб быстро залил обжигающий жар. Девушка закрыла окно и, дрожа, зарылась лицом в подушки.

*

Но на душе у нее по-прежнему царил чудесный, блаженный покой, как у того, кто наконец склонился перед законом, против которого доселе бунтовал до полного изнеможения; как у того, кто признал, что лучший, самый приятный способ, которым могут произойти некоторые вещи, — такой же, что и у всех остальных людей: когда все случается само собой.

Петер шептал ей на ухо: «Милая моя девочка — милая моя!»

Говорил ли он так кому-то другому? Многим женщинам — всем? Нет! Это он придумал только для нее. Сколько еще раз она услышит эти слова — или какие-нибудь другие?

«Но что будет в конце?» — снова спросил беспощадный разум.

На краю сознания брезжила мысль, что однажды она может потерять эти бесчисленные сокровища так же, как нашла. Сможет ли она жить без нового волшебного чувства? Магда вспомнила историю своей семьи — как единственная, роковая любовь каждой женщины становилась трагедией. С необыкновенной ясностью она почувствовала, что сейчас началась ее собственная пьеса. И если она закончится быстро — в конце лета, через год, — что останется после? И девушка спокойно, без тени рисовки, совершенно буднично подумала о смерти.

Э! Еще успеется! Но пока грядет еще столько всего чудесного и таинственного! Это и будет истиной, жизнью — алыми, ультрамариновыми красками, глубокими, интенсивными цветами. И несчастье тоже будет отчетливо, явственно настоящим. Альфреско!

Мысли начали путаться. Она улыбнулась — и заснула.

*

А снаружи, в ночи, молодой человек еще долго бродил по городу, петляя среди темных мостов и освещенных улиц. Он размышлял. Как тот, кто в первый раз пробует делать это по-настоящему, он с лихорадочной энергией дробил свои чувства на мелкие осколки, безжалостно проливал свет на все, что пряталось в складках кулис его души.

— Так значит, я люблю! Так, как любил раньше, как давно уже никого не любил. Как любил других — похожих одна на другую хороших и красивых девушек — которые вытесняли из памяти страстных, пылких женщин.

На минуту он стал сам себе отвратителен.

— Фу! Магда была права. Переезд не пошел мне на пользу, он испортил меня, отравил. Было бы так здорово оставаться обычным человеком, быть ближе к земле — пахать, сеять, ходить на охоту, много размышлять — и жениться. — А вдруг эта девушка создана специально для меня — эта настоящая девушка с чистой, как роса, душой. — Ах, если бы ее для меня сберегла мать, а не эти несуразные теории! Но так?..

— Что с ней делать? Завтра или послезавтра я еще буду ее целовать — а затем начну рассказывать ей для успокоения чудовищные небылицы, пока не померкнут ее прекрасные вопрошающие глаза. Я буду наслаждаться ее мучениями — и собственной привычной легкостью. Будет ли во всем этом сладостное удовольствие, в которое можно будет поверить хотя бы на несколько минут?

«А что будет в конце?» — раздался, словно издалека, тревожный упрек. Его высказала душа.

Да ладно! Пусть научится жить — быть счастливой, насколько это возможно. Я буду приглядывать за ней, а если и решу с ней расстаться, то никому не позволю порочить ее имя. У нее и так будет много хлопот из-за сестрицы Изы.

И мысленно Петер уже набросал прощальное письмо, которое отправит в этом случае — полное красивых фраз и путаных жалких оправданий.

Визит

Перевод Наталии Дьяченко

Девушка остановилась посреди перегороженной занавесками больничной палаты, где царил полумрак. Она пришла с залитых солнцем улиц, из свежей, полной звуков разговоров весны, где по променаду прогуливаются хохочущие дамы, с грохотом проносятся экипажи и повсюду синеют фиалки. Пульсирующая, манящая жизнь будто крылась даже в шорохе складок ее платья и? мягкой темной ткани, а с вуали шляпки струилось прохладное, свежее дуновение.

С минуту она осматривалась с легким замешательством, пока глаза привыкали к темноте, а затем обнаружила койку больного и приблизилась — спокойно и без колебания. Она протянула руку.

— Я привезла тетушке рецепт пунша с яйцом, а она отправила меня к вам. Это ведь не предосудительно? Добрый день!

Голос ее звучал полно и уверенно, в каждом движении сквозило лишь ясное чувство собственного достоинства, может, даже несколько нарочитое, будто каждый шаг она делала с особой решимостью.

Больной приподнялся в первый же миг — нервным, резким движением — так, что рядом вздрогнули склянки с лекарствами. Глаза его лихорадочно заблестели, на исхудалом лице выступил пот, он подался вперед, все ближе, ближе — и узнал девушку. Ему, охваченному жадным, исступленным удивлением, словно не терпелось оказаться рядом, а в бесконечно печальном детском взгляде горела вся тоска прошедших недель, безутешная и ненасытная — тоска по надежде, по выздоровлению, по будущему. С почти наивным трепетом он поцеловал руку девушки, обтянутую перчаткой.