Таких не берут в космонавты. Часть 2

— Череп, ты-то пойдёшь в лётное училище? Не передумал?

Глава 23

В кафе «Юность» звучала тихая музыка (работал радиоприёмник). Голоса посетителей её почти заглушали. Они сливались в единый гул, из которого изредка выделялся то звонкий девичий смех, то звон упавшей чашки или стакана. Я чувствовал витавший в воздухе аромат сосисок, запах женских духов («Красная Москва» — ими пахло и от Иришки, и от Нади), хвойный запашок Генкиного одеколона «Карпаты» и резкий запах Лёшиного парфюма (название которого я у Черепанова не спросил). За окном кафе по-весеннему светило солнце. В самом верху панорамных окон со стороны улицы поблёскивали большие сосульки.

Я заметил, что Алексея слегка смутил Генкин вопрос.

Лёша взглянул на Степанову, будто в поиске поддержки. Надя улыбнулась ему, сделала глоток из стакана, в который Черепанов минуту назад налил из стеклянной бутылки лимонад.

Алексей повернулся к Генке и заявил:

— Нет, в лётное училище я не пойду. Решил, что не моё это. Мне интересно другое.

Он перевёл взгляд на меня.

— Мы с Надей решили, что поедем в Москву, — сообщил Черепанов. — Поступим в Московский авиационный институт имени Серго Орджоникидзе. Будем строить самолёты. И космические корабли. Я подумал, что в космос и без меня есть кому полететь. Да и не люблю я… все эти тренировки. Я лучше над постройкой орбитальных платформ поработаю. Мы с Надей тут подумали и решили, что космический лифт — это не такая уж и фантастическая идея.

«Мы с Надей», — отметил я.

— Что ещё за космический лифт? — спросил Тюляев.

— Это… — начал, было, Алексей, но замолчал.

Потому что у него за спиной прозвучал громкий и знакомый девичий смех. Я посмотрел поверх Генкиного плеча — заметил, что Света Клубничкина стрельнула в нашу сторону глазами. Но она тут же отвернулась, встретившись со мной взглядами.

Лёша обернулся. Надя и Иришка тоже посмотрели в сторону стола, где разместились Клубничкина и братья Ермолаевы. А вот Генка Тюляев голову не повернул — он склонился над тарелкой, наколол на вилку сразу три горошины.

— Явилась, не запылилась, — сказала Лукина.

Она нахмурила брови.

Я запоздало толкнул Иришку под столом ногой.

Лукина опустила взгляд — будто бы с удивлением обнаружила перед собой пустую тарелку.

— Вася, закажем мороженое? — спросила она.

На Генку моя сестра не взглянула — повернула лицо в мою сторону.

Тюляев её услышал, встрепенулся.

— Иришка, какое мороженое ты будешь? — спросил он.

— Мне нравится мороженое с тёртым шоколадом, — ответила Лукина.

Геннадий дёрнулся, но вдруг замер. Он посмотрел на меня, перевёл взгляд на Надю (в сторону Черепанова не взглянул).

Спросил:

— Мороженое будете?

Надя и Алексей покачали головами.

— Позже возьмём, — ответил я. — Мы ещё с сосисками не разобрались.

Тюляев буквально вспорхнул со стула и поспешил к официантке.

Я чуть склонился к сестре и тихо сказал:

— Молодец, сестрёнка. Пока всё идёт нормально. На Клубничкину не смотри. Она для тебя сейчас не существует. Помни, что Светлана тебе не соперница. У тебя вообще нет соперниц. Потому что ты единственная и неповторимая. Как сказочный аленький цветочек. Почаще улыбайся. Что я тебе говорил? Улыбка — это твоё оружие. Помни об этом. Рази мужиков наповал.

Иришка тряхнула волосами — те снова заискрились.

Тюляев вернулся за стол и сообщил, что мороженое «сейчас принесут». Иришка поблагодарила его улыбкой. Генка дёрнулся, словно у него кольнуло в сердце, кашлянул.

Он подлил в Иришкин стакан лимонад. Черепанов повторил за ним это действие: чуть суетливо и слегка неуклюже долил напиток Наде (пролил пару капель лимонада на столешницу).

Тюляев заметил Лёшины действия, иронично усмехнулся.

— Череп, что ты там про лифт говорил? — напомнил он.

Из общего гула голосов снова выделился смех Клубничкиной.

На этот раз никто из сидевших за нашим столом школьников в сторону Светланы не взглянул.

Черепанов вытер ладонью свои губы и сказал:

— Идею космического лифта ещё в прошлом столетии озвучил Циолковский. Константин Эдуардович предположил, что грузы на орбиту экономнее было бы доставлять без ракет. Достаточно было бы перемещать вдоль сверхпрочного троса с земли на орбиту блоки, способные выдержать значительную нагрузку. Если ты читал роман Александра Беляева «Звезда КЭЦ», то ты понимаешь, о чём я говорю…

— Понимаю, — ответил Генка. — И понимаю, что эта идея не выполнима. Где ты возьмёшь трос для своего лифта?

Лёша вздохнул и признал:

— Да, пока она невыполнима. Но мы с Надей вот о чём подумали…

Я слушал Лёшины рассуждения и будто бы невзначай посматривал мимо него на стол Клубничкиной и Ермолаевых.

Дважды я заметил, как один из кудрявых братьев оборачивался и смотрел в нашу сторону (будто именно мы были темой для беседы Светы и Ермолаевых). Видел, как Клубничкина посмеивалась над шутками и рассказами братьев (на мой взгляд, делала она это излишне демонстративно). Слышал, как Света ещё раз громко рассмеялась — она снова не привлекла к себе наше внимание.

Надя, Генка, Иришка и Алексей не обращали на Клубничкину внимания. Они будто бы с головой погрузились в обсуждение перспектив использования орбитального лифта (который уже через десять минут обсуждения получил продолжение в виде лифта между земной и лунной орбитой). Причём, в обсуждении идеи Циолковского-Черепанова активно участвовала даже Иришка.

— … Череп, ты не учитываешь, что лунное притяжение меньше земного.

— В данном конкретном случае это не имеет особого значения…

Я потерял нить беседы о перемещениях в космосе, когда увидел неспешно вошедших в зал кафе Лену Зосимову и Фёдора Митрошкина. Комсорг сорок восьмой школы шагала с прямой спиной, будто на параде. Покачивались у неё за спиной заплетённые в длинную косу волосы. Блестели голубые глаза Мальвины. Зосимова придерживала за руку своего кавалера, выглядела спокойной, серьёзной. Не улыбался и Митрошкин — он близоруко щурил глаза, оглядывался в поисках незанятого стола. Я отметил, что Лена не торопила своего кавалера с выбором. Она выждала, пока Фёдор определится — пошла рядом за ним через зал.

Школьники замечали Лену, здоровались с ней. Зосимова охотно отвечала на приветствия, одаривала старшеклассников улыбкой. Заметил Лена и меня — она кивнула мне и тут же отвела взгляд. Митрошкин привёл свою спутницу к столу, махнул рукой длинноносой официантке. Официантка быстро откликнулась на его зов. Подошла к Фёдору и Лене. Я увидел, что на её лице застыла (будто бы нарисованная) улыбка. Официантка выслушала Митрошкина, кивнула. Резво зашагала через весь зал к витринам. Фёдор и Лена стояли у стола до тех пор, пока вернувшаяся официантка не протёрла столешницу влажной тряпкой. Лишь после этого парочка заняла места.

Я наблюдал за тем, как Зосимова потирала кончиком указательного пальца подбородок и вчитывалась в строки меню. Отметил, что Фёдор сделал выбор в считанные секунды. Метрошкин опустил лист с меню, посмотрел на Лену. Не поторопил её, не проявил нетерпение. Фёдор слегка поморщил курносый нос, будто принюхивался. Мне даже почудилось, что он уловил запах лежавших передо мной на тарелке сосисок. Потому что Митрошкин взглянул в мою сторону, изобразил на своём покрытом веснушками лице радостное удивление, поприветствовал меня взмахом руки. Лена заметила его жест и тоже на меня взглянула. Снова улыбнулась.