Там чудеса

— И много денег было в сейфе? — поинтересовался я.

— Достаточно, — заверил меня Прудников.

— И это вас не удивило? Где вы видели грабителей, которые забирают драгоценности, но при этом оставляют деньги? Ведь золото и камни еще надо продать, а деньги, вот они, их можно тратить сразу.

— Мало ли у кого какие причуды, — отмахнулся Прудников, — может быть, эти грабители не доверяют деньгам, золото кажется им надежнее.

— Грабители не доверяют имперским деньгам? — с сарказмом спросил я. — Маловероятно. Знаете, что я думаю, Степан Богданович?

Прудников внимательно посмотрел на меня.

— Я думаю, что ювелирную лавку могли ограбить магические существа. Поэтому и не осталось никаких следов. И деньги они не взяли. Для чего им деньги? А вот золото вполне могло им понадобиться.

Я закрыл глаза и прислушался к своему магическому дару. Степан Богданович начал что-то говорить, но я остановил его.

— Тише, пожалуйста.

Сначала мой дар молчал, а потом подал осторожный знак. Я почувствовал чужую сильную эмоцию. Это была жадность, и к Прудникову она не имела никакого отношения. Эмоции Степана Богдановича Прудникова я читал, как открытую книгу — обыкновенное недовольство, смешанное с испугом и приправленное недоумением. Степан Богданович опасался, что я окончательно разрушу его версию и помешаю ему продвинуться по служебной лестнице.

Так вот, жадность, которую я почувствовал, не имела к Прудникову никакого отношения. Это был магический след, который оставили за собой грабители. И по этому следу можно было идти.

— Идите за мной, — кивнул я Прудникову и двинулся к выходу из лавки.

— А что случилось? — настороженно спросил следователь.

— Здесь и в самом деле были магические существа, — объяснил я. — Попробуем их отыскать.

Мы вышли на улицу.

После полумрака ювелирной лавки солнечный свет резал глаза даже через прикрытые веки. Мимо с шумом катили мобили. Какой-то прохожий едва не врезался в меня.

— Прошу прощения, — не глядя, пробормотал он и устремился дальше.

— Ты останься здесь, — сказал Прудников одному из городовых, — а ты давай за нами. Господин Тайновидец что-то почувствовал.

Я не обратил на них внимания — был занят только тем, что ловил чужую эмоцию. Это было похоже на запах мыслей. Ты их ясно чувствуешь, только слов не разобрать.

Этот запах ожидаемо вел меня прямо к подворотне, которая находилась рядом с ювелирной лавкой. За спиной шумно дышал городовой, его сопение сбивало и мешало сосредоточиться. Я свернул в арку, и шум Главного проспекта сразу стих. Пройдя несколько шагов, я оказался в тихом внутреннем дворе дома.

Двор был вымощен серой и стертой брусчаткой. С трех сторон в него выходили окна квартир, четвертая стена была глухой. Возле нее росли густые кусты, а над ними раскачивалась чахлая березка, никогда не видевшая солнечного света. Сразу три арки вели отсюда в другие дворы, и я остановился, пытаясь понять, куда делись вчерашние грабители.

Я крутил головой, поочередно присматриваясь к каждой арке.

— Тот двор, что слева, глухой, ваше благородие, — подсказал мне городовой. — Там склады соседнего магазина. А если прямо пойти, то выйдешь на набережную. Может, туда они и сиганули?

Я недовольно поморщился. Громкий голос городового сбивал ощущения. И еще какой-то посторонний звук нарушал тишину двора. Кажется, он доносился из кустов. Я прислушался и с удивлением понял, что это храп.

— Слышите? — спросил я.

— А ведь и правда, вроде как храпит кто-то, — удивленно ответил городовой.

— Посмотри, кто там, — приказал ему Прудников.

Городовой, треща ветками, полез в кусты, как медведь в малинник.

— Тут бродяга дрыхнет, ваши благородия, — оповестил он нас.

— Тащите его сюда, — довольно усмехнулся я.

— Ну-ка вставай!

Послышалось чье-то недовольное ворчание, а затем городовой выбрался из кустов. Он тащил за ворот, тощего пьянчугу в рваных лохмотьях. Пьянчуга недоуменно моргал, глядя на нас. Его седые волосы были растрепаны, под глазами набрякли сизые мешки.

— Свидетель, ваше благородие, — довольно сказал городовой.

Я невольно улыбнулся. Очень уж пьяница подходил к этому тихому двору, он словно был его частью.

— Ну, что вам нужно-то? — недовольно бормотал бродяга, делая слабые попытки вырваться из могучих лап городового. — Чего пристали?

— Вы часто здесь спите? — спросил я.

— А что такое? — не глядя на меня, буркнул пьяница. Он снова попытался вырваться, но городовой встряхнул его и поставил на ноги.

— Не шали, — внушительным басом сказал он.

— Вчера вы тоже здесь были? — спросил я.

— Кому какое дело? — пробормотал пьянчуга, со страхом глядя на мундир Прудникова. — Я свободный гражданин. Ничего не нарушаю.

— Граждане в кустах не спят, — сказал ему городовой. — У них дома есть.

— А мне, может, так удобнее, — огрызнулся пьянчуга.

— У него там настоящее логово в кустах, — сообщил нам городовой. — По всему видно, здесь он и живет.

— Значит, вчера вы тоже были здесь, — кивнул я. — Может быть, видели что-то подозрительное, каких-то посторонних людей?

— Ничего я не видел, — с вызовом ответил пьянчуга, и я отчетливо понял, что он мне врет.

Подойдя ближе, я принюхался и с удивлением уловил знакомый запах. От пьяницы пахло дорогим коньяком. Я не мог ошибиться. Точно такой же коньяк стоял в шкафчике у меня в кабинете.

— Принесите-ка бутылку, из которой он пил, — сказал я городовому.

Городовой передал пьянчугу Прудникову, а сам снова полез в кусты.

— Вот она, ваше благородие, — крикнул он, выбираясь обратно. — Тут еще осталось несколько глотков. Я такой коньяк только на витрине видел, мне он не по карману.

— Вижу, у вас хороший вкус, — с улыбкой сказал я пьянчуге.

— А что такое? — насторожился он.

— Этот коньяк стоит довольно дорого. Где вы взяли на него деньги?

— Обыщи его, — велел Прудников городовому.

Городовой умело обшарил карманы пьянчуги.

— Золото, ваше благородие, — удивленно сказал он, показывая нам золотые монеты.

— Это мое, — угрюмо пробубнил пьянчуга, — я ничего не крал, честно нашел.

— Что вы нашли? — заинтересовался я.

— Цепочку, — неохотно ответил пьяница, — нашел и продал. А что, не имею права?

Прудников встряхнул пьянчугу, как пустой мешок.

— Говори, где взял цепочку? — прорычал он.

— Не помню, — защищался пьянчуга.

— Ничего, в камере вспомнишь, — привычно поморщился Прудников.