Там, где нет тебя

— Аня, доченька, — влетевшая на кухню Надежда Васильевна, с порога схватилась за сердце, потом, дойдя до закусившей губу дочери, тяжело опустилась на стул. — Как же так? — с укоризной взглянув на Аню спросила она.

— Мам, все хорошо. Простудилась немного, ничего смертельного, — Аня предательски покраснела и опустила глаза. — Ма, ну чего ты?

— Чего я? — в голосе матери зазвучали высокие нотки и она нервно сдернула с шеи шарфик. — Ты себя в зеркало видела?

— Нет, — буркнула Аня. — Не сложилось как-то с утра.

— Простудилась немного? В командировку ты, значит, поехала? — продолжала вбивать гвозди раскаяния в Анину совесть мать, — Как ты могла?

— Ма, я просто волновать тебя не хотела, — жалко оправдывалась Аня.

— Конечно! — с горькой иронией добила её мама, — Ты хотела, чтобы однажды приехав с отцом к тебе, мы нашли здесь твой хладный труп.

— Надежда Васильевна! — мягкий предостерегающий баритон Вольского неожиданно громко зазвучал в пустом объеме кухни.

Высоко вкинув правую бровь, он слегка склонил голову на бок, спокойно и внимательно глядя Аниной матери прямо в глаза.

Впервые в жизни Аня видела, как мама, заводившаяся с пол оборота, вдруг резко выпустила пар, от одного только проникновенно — красноречивого мужского взгляда.

— Доченька, как же ты меня напугала, — мама нежно обняла Аню, ласково склонив её голову на свое плечо. — Ну разве так можно?

— Простите меня, — Аня виновато подняла глаза на молчаливо стоявшего в дверях отца. Он громко вздохнул и недовольно качнул головой.

— Ваня, — обернулась к нему мама, — сумку мою дай со стетоскопом. — А вы Владислав найдите чистую ложку. Я горло её посмотрю, — закатав рукава и намывая руки скомандовала она.

— Ма не надо, — попыталась протестовать Аня, умоляюще посмотрев на Влада.

— Её вчера смотрел врач. Сказал легкие чистые, — сообщил Вольский, протянув Надежде Васильевне чайную ложечку, а затем положив перед ней сложенный вчетверо листок. — Это рецепт который он выписал.

Надежда Васильевна перечитала оставленный список лекарств и удовлетворенно хмыкнула:

— Ну, что ж все очень грамотно выписано. Придраться не к чему.

Аня расслаблено вздохнула, а Вольский едва заметно улыбнулся одними уголками губ.

— Горло она уже полоскала? — почему-то мама деловито обратилась Вольскому, словно Ани здесь и не было вовсе, а если и была, то спрашивать её явно никто не собирался.

— Нет, она только что позавтракала. Лекарств я ей дать еще не успел.

— Отлично, — Надежда Васильевна стала потрошить упаковки с таблетками, подсовывая их угрюмо наблюдающей за происходящим Ане. — Владислав, а что вы ей даете из питья? Я смотрю вы клюкву купили. Можно теплый морс сделать.

— Именно для этого я её и купил, — сверкнул белоснежной улыбкой Влад.

— Я вам не мешаю? — недовольно фыркнув, Аня поднялась из-за стола собираясь вернуться в спальню.

— Куда? — Вольский и мама воскликнули это одновременно, и, наверное, в другой раз Аня бы обязательно рассмеялась, но сейчас ей было не до смеха. Болеть Аня ужасно не любила, во-первых, потому что мама вечно кудахтала вокруг неё как наседка, а во-вторых, она строила Аню как маленькую девочку заставляя выполнять все её указания. А теперь, похоже, мама в лице Вольского нашла себе, незаменимого помощника и это было ужасно.

— В кровать, — только и успела раздраженно буркнуть Аня, и в этот миг Влад стремительно подхватил её на руки.

— Ну и куда босая, Аня? — тихо спросил он, заглянув в её сердитое лицо. — И что с тобой делать? — мягко посетовал он, после чего невозмутимо прошествовав мимо удивленно замершего у стены отца, понес Аню наверх.

Подозрительно тихая мама, молчаливо поплелась следом, и что самое удивительное, когда Вольский попросил её сделать Ане морс, послушно отправилась на кухню.

И вообще, мама проявляла редкое для своего командирского характера смирение и толерантность, практически во всем соглашаясь с Вольским. Причину такого не свойственного Надежде Васильевне поведения, Аня прекрасно понимала. Мама спала и видела как бы побыстрей пристроить дочь в чьи-нибудь надежные мужские руки.

Руки Вольского мама видимо посчитала достаточно надежными, раз на заявление Влада, о том, что они с отцом спокойно могут ехать на работу, потому что за Аней есть кому присмотреть, она отреагировала совершенно спокойно.

Поцеловав Аню, мама с отцом пообещали заехать вечером и вместе с Егором уехали в город.

— Ну, а ты боялась, — проводив родителей, Влад вернулся к Ане в спальню и, прислонившись огромным плечом к дверному косяку, сложил на груди руки. — Как ты себя чувствуешь?

Аня пожала плечами и слабо вздохнула:

— Как «Звезда Африки».

— Не понял? — брови Вольского взлетели вверх и, на лице промелькнуло откровенное недоумение.

— Алмаз такой есть, — потянула Аня. — Безумно дорогой, заботливо охраняемый и невероятно красивый.

— Не знаю как на счет «Звезды Африки», — усмехнулся Вольский. — Но по-моему, ты красивее.

Аня удивленно открыла рот, а Вольский как ни в чем ни бывало, сообщив, что отправляется на кухню готовить, быстро покинул комнату, оставив Аню в мучительном раздумье, что это только что было — банальный вежливый комплимент, шутка или завуалированное признание.

Влад провел в её доме еще два дня, настойчиво отметая Анины доводы о улучшении её состояния и способности справиться без него. На её «а может, ты домой поедешь?» ответом неизменно служили его категоричное «нет не может» и спокойная, теплая улыбка приводящая Аню в какое-то странное полусонное гипнотическое состояние.

Она так привыкла к тому, что её утро начиналось с низкого бархатного голоса Вольского, его мягкой и ненавязчивой заботы, завтрака приготовленного его руками, задушевных бесед на кухне, что когда Влад сообщил, что завтра вынужден вернуться в Штаты и передает её в надежные руки Надежды Васильевны, Аню словно молотом пришибло. И это чувство было таким острым и сокрушительным, как гром среди ясного неба. Она ведь знала, что нельзя привязываться, нельзя привыкать, нельзя подпускать к себе кого-то так близко, и тем не менее позволила. Позволила впустить в свой закрытый мир кого-то, кто стал нужным, важным, необходимым. Как? Когда он успел?

Паника накатила как тяжелые свинцовые тучи в пасмурный день. Что же она наделала? Ведь так просто и спокойно было жить в своем маленьком уютном мире, закрытом от всех. А что теперь? Зачем ей нужны разочарование, душевные муки и очередная боль от потери — опустошающая, разрушающая, изматывающая. А она неизбежна. Неизбежна потому что таким как Вольский, такие как она просто не пара. И надо вырвать из своей груди все чувства в зародыше, потому что дальше будет еще мучительней и больней. Дальше она просто будет медленно умирать день за днем без него, потому что по-другому не может, потому что слишком максималистка и не умеет любить и привязываться иначе. Только так — сгорая, как свеча, и отдавая свое сердце, душу и все что у неё есть до последней капли и без остатка.