Там, где нет тебя

Влад торопливо шел по дорожке, ощущая на себе как выжженное тавро запах и вкус любимой женщины.

У любви, оказывается, был запах и вкус — запах Аниных волос и соленый вкус её слез. В груди болело. Жгло огнем. И в ушах стоял её тихий плач. Это было невыносимо, но по-другому не получалось. Влад ни о чем не жалел. Жалел только, что у него сейчас нет времени на массированную атаку, потому что отступать он не собирался. Игры закончились. Все карты были открыты и брошены на стол. Он даст ей время понять и принять тот факт, что её место отныне рядом с ним, рука об руку, всю оставшуюся жизнь, а потом просто не оставит ей никакого выбора.

Она

Аня упала на кровать и уткнулась зареванным лицом в подушку, не зная, что она оплакивает — собственную глупость, разорванное вместе со старой газетной вырезкой прошлое или свои очнувшиеся после долгой спячки чувства.

Влад ушел, и внезапно, на нее обрушились холод, пустота и одиночество, такие невыносимо горькие и беспросветные, что хотелось громко выть, как побитой собаке. Повсюду куда бы ни упал взгляд, был он. В заботливо расставленных на тумбочке лекарствах и стакане воды, в халате висевшем на стульчике, приставленном к кровати, в пледе укрывавшем её плечи, в запахе его одеколона въевшегося к кожу вместе с его поцелуями.

Губы, лицо и тело горело от его прикосновений, а грудь предательски реагировала на воспоминания о чувственно и властно ласкающих её руках. Никогда в жизни её так не целовали: с убийственной нежностью, всепоглощающей страстью, бесконечным обожанием и мольбой. Словно она была живой водой, глотком воздуха, квинтэссенцией света и любви.

Любви…

…Я люблю тебя. С первого взгляда! И буду любить до последнего вздоха — слова Вольского тихим ветром шумели в голове не давая прийти в себя и не позволяя забыть смысла сказанного.

Боже, какая же она глупая, глупая и слепая. Как могла не понять, не заметить, не почувствовать? Как могла позволить зайти так далеко? И что теперь делать?

Забыть! Просто забыть! Не думать, не чувствовать, не вспоминать. Все пройдет. Она все забудет и все пройдет.

Как оказалось, неимоверной глупостью и чистейшим заблуждением была сама мысль, что у неё это получится. Вольский и здесь сделал все по-своему. Он просто не хотел убираться ни из её памяти, ни из её жизни.

Спустя неделю после их расставания, Аня с ошеломляющей ясностью поняла, что соскучилась по нему. Безумно. По его голосу, по его улыбке, по его лицу, по его рукам. И как бы она не пыталась заглушить работой рвущуюся из сердца тоску, мысли снова и снова возвращались в те дни когда он был рядом. Потому что это были самые лучшие и светлые воспоминания после пережитой ею трагедии.

Произошло то, чего Аня боялась больше всего — она влюбилась. Крепко, основательно и безоглядно.

Быстрая стремнина жизни закрутила её в бешеном водовороте, бросая из стороны в сторону: то протягивая по дну, то снова выбрасывая на поверхность. Она сопротивлялась. Отчаянно, упорно, из последних сил сопротивлялась собственным чувствам, и день за днем проигрывала этот бой с самой собой.

Он снился ей по ночам: приходил, смотрел, тихо улыбался, как это мог делать только он, а потом, обняв её лицо руками нежно целовал, и тогда Аня просыпалась мокрая, выпотрошенная и неудовлетворенная, жадно облизывая пересохшие губы, напрашивающееся на отнятую пробуждением ласку.

Она ничего не могла с этим поделать. Это стало пыткой, наваждением. Он словно специально напоминал о себе: с экрана телевизора, с рекламных билбордов, с фотографий в интернете. Больше всего Аня боялась, что он позвонит, и тогда, услышав его голос, она сорвется и сама позовет его, наплевав на запреты, принципы, гордость, просто скажет, что соскучилась, и тогда катись все в тартарары. А потом снова и снова убеждала себя, что так нельзя. Что нельзя давать слабину. Он умный, добрый, успешный, красивый и заслуживает гораздо больше, чем побитую жизнью женщину, с грузом потерь за плечами, и тараканами в голове.

Тот кавардак, что творился у неё в душе, удавалось отодвинуть на задний план только предстоящим показом в Нью-Йорке. Накануне вылета, Анна зашла в дом Вольского, чтобы принять выполненную работу.

Яна звонила уже несколько раз, но времени на то чтобы встретиться с дизайнером у Ани ни как не находилась, и она ужасно нервничала, что не успеет сделать это до отъезда.

Обойдя весь дом Влада, Аня с грустной улыбкой оценивала его чудесное преображение, понимая, что в таком доме хотела бы жить сама.

Не одна.

Вместе с его хозяином.

В сердце опять болезненно уколола тонкая игла сомнения, заставив мучительно терзаться мыслью: а правильно ли она поступает? И что-то внутри грызло и коробило, подталкивая к тонкой черте, на которой Аня балансировала, как маленький ребенок на поребрике: один неуклюжий шаг — и ты падаешь на мостовую, сдирая ладони и коленки в кровь.

Аня смотрела на придуманный её же самой дизайн спальни, с болью понимая, что подсознательно сделала её под себя, вот только спать в ней ей никогда не доведется. Однажды он приведет сюда молодую, красивую, успешную и…

Дальше Аня додумывать не стала. Слишком больно было. Поблагодарив Яну за работу, Аня оставила ключи от дома Вольского в его прихожей на столике и захлопнула дверь, сжигая за собой мосты.

Сидя в самолете, она отсутствующим взглядом смотрела в окно, стараясь не думать о том, какой будет её дальнейшая жизнь без Вольского. Но как бы там ни было, лучше оборвать все сейчас, пока не приросла к нему кожей, мясом, костьми, потому что потом — будет просто не отодрать, да и во сто крат больней, когда она надоест ему, и он найдет себе помоложе и покрасивей.

Аня вдруг с чудовищной ясностью поняла, что ревнует. Ревнует его нездоровой черной ревностью ко всем глянцевым красоткам, с которыми он так часто позировал перед объективами фотографов. Сколько их у него было? Кому из них он говорил, что любит?

Кого еще так нежно и страстно целовал?

…Господи, помешательство какое-то! Надо выбросить все это из головы…И его тоже…

К моменту когда самолет сел на землю, у Ани практически получилось забыть о Вольском, практически… Потому что первое, что она увидела выйдя в зал аэропорта, когда прошла регистрацию — было лицо Влада.

Он смотрел на неё с огромного плаката, рекламирующего известный спортивный брэнд. В искрящихся радостью серых глазах плясали теплые искорки, такие до боли знакомые и любимые, что к горлу подкатил тяжелый ком, и Аня почувствовала, что задыхается.

Она, как идиотка, заворожено пялилась на улыбающегося ей с рекламы мужчину, испытывая глупое желание подойти и прижаться к его щеке щекой. Люди проходили мимо, толкая её замершую у них на пути, а ей было все равно. Все было далеким, мелким, пустым и неважным, все кроме лица любимого мужчины, которого она, казалось, не видела целую вечность.