Тавриз туманный

Времени было в обрез. В такие моменты человек не в состоянии как следует все обдумать. Я стоял в растерянности, не зная, что делать самому, что поручить другим.

Тутунчи-оглы молча смотрел на меня. Он понимал, что я оказался в очень трудном положении и еще не решил, как мне из него выкарабкаться. Он не задавал мне вопросов, чтобы не перебивать течение моих мыслей. А я совсем забыл о его присутствии. Кажется, только сейчас я впервые осознал, что такое жизнь и смерть. Было время, когда бомбы, снаряды, пулеметные очереди, ружейные выстрелы косили рядом со мной сотни людей, и они, как снопы, падали на землю. Но я не чувствовал никакого ужаса перед смертью, словно фаталист, верил в предопределение судьбы и всегда подбадривал окружающих: "Не бойтесь, смелого пуля боится". Но сегодня я знал, что иду навстречу смерти. Я знал, что погибну не в бою, а от подлой пули из-за угла. И я растерялся. Нет, я не струсил. Я не боялся умереть. Но я понимал, что моя жизнь нужна не только мне или моим близким. Я должен, я обязан жить для благополучного завершения начатого нами дела. Необходимо было отыскать способ спастись, избежать явной опасности.

Я поднял голову и обратился к Тутунчи-оглы:

– Посмотри, Махру-ханум у Нины? Если она там, попроси их обеих зайти сюда.

Он вышел, минут через пять вернулся и сообщил, что они сейчас придут. Я попытался собраться с мыслями и сосредоточиться.

Едва обе женщины вошли в комнату, Нина поняла, что я чем-то чрезвычайно озабочен. Не говоря мне ни слова, она обратилась к Тутунчи-оглы:

– Кто здесь был?

– Никого...

– А письма или какого-нибудь неприятного сообщения тоже не было?

– Нет.

– Может быть, он разговаривал с кем-нибудь по телефону?

На это Тутунчи-оглы ничего не ответил и вопросительно посмотрел на меня, как бы спрашивая что сказать. Я поспешил ему на выручку:

– Да, я говорил по телефону.

– С кем?

– С Сардар-Рашидом.

Как только Махру-ханум услышала мой ответ, она, не давая Нине ничего сказать, обратилась ко мне:

– Я как раз хотела поговорить с вами об этом. Не верьте словам этого предателя. Умоляю вас, не ходите на этот банкет. Там вас убьют. Все заранее подготовлено, - и она горько заплакала.

Нина взволнованно ходила по комнате, ломая руки. Я попытался урезонить их.

– Если бы даже мне и грозила опасность, я должен идти на банкет. Скрываться от врага - не способ для сохранения жизни. Рано или поздно нам придется столкнуться, без этого не обойтись.

Махру твердила свое. Видно, она была сильно встревожена.

– Вас уничтожат. Умоляю вас, не ходите туда.

– Махру-ханум, дорогая, если вы мне поможете, ничего страшного не случится.

Она удивленно посмотрела на меня.

– Если только я чем-нибудь смогу быть полезной, можете вполне на меня рассчитывать. Разве я могу вам отказать?

– Хорошо. Тогда скажите, вы можете вот сейчас отнести туда под чадрой пять ручных гранат?

– Конечно! В этом нет ничего трудного.

– Отнесите их к себе. Мы взять их не сумеем. Может случиться, что нас обыщут. Надо быть очень осторожными. Когда мы с Асадом зайдем в зал, Гасан-ага, как наш слуга, останется возле наших пальто, будто в ожидании господ. Тогда передадите ему гранаты, он положит по одной в каждый карман наших пальто, а одну оставит себе.

– О, это я сумею сделать, - обрадовалась Махру.
– Пусть только Гасан-ага под каким-нибудь предлогом выйдет во двор, в дверях я передам ему гранаты.

– Если вам удастся успешно выполнить это задание, мы блестяще выйдем из положения.

– Можете не беспокоиться. В крайнем случае я сама зайду в гардеробную и положу гранаты в карманы ваших пальто. Я их хорошо знаю, не спутаю с другими, будьте уверены. Но я очень боюсь, что вас убьют в зале, прежде чем вы сможете воспользоваться гранатами, - встревожено закончила Махру-ханум.

– Там нас могут только арестовать. Каким бы предателем ни был Сардар-Рашид, он не согласится, чтобы нас казнили в его доме. Не забудьте, что внешне он держит себя, как хозяин провинции.

Махру-ханум взяла гранаты и ушла.

* * *

Банкет должен был начаться в одиннадцать часов. Такое позднее время было выбрано умышленно, чтобы никто не прибежал на возможный шум и крики. Они знали, что мы не сдадимся без боя.

Мы полагали, что покушение на нас не может быть организовано во время ужина. Отравления опасаться нечего: в Иране угощения подают на больших подносах, с которых едят по несколько человек сразу. Не могли же они вместе с нами отравить всех, кто ел бы из этого блюда. Неизвестно, кто мог оказаться нашим соседом за столом.

Но на всякий случай я предупредил Тутунчи-оглы, чтобы он ел только из тех блюд, которые будут подавать нашим соседям. Не исключена возможность, что они могли только нам подсунуть отравленную пищу. Если же они все-таки решатся уничтожить нас на банкете, они должны застрелить или удушить, не иначе. Ареста мы тоже не боялись. Мы успели послать к дому губернатора наших людей, которым было приказано держаться в тени и ждать сигнала. Если бы аскеры Хелми-бека попытались арестовать нас, они поспешили бы к нам на выручку. В доме мы могли защищаться сами, у нас были бомбы.

Несмотря на все эти меры предосторожности, домашние ни за что не хотели отпускать нас. Мешади-Кязим-ага и Нина даже заперли двери. Мне не хотелось спорить с ними, я попытался уговорить их.

– Допустим, мы не пойдем на банкет. Что ж, по-вашему, этим все кончится и они оставят нас в покое? Какие вы наивные, ей-богу! Не забывайте: если враг почувствует нашу слабость или заметит, что мы трусим, он станет наглее.

Нина по-прежнему упорствовала. Она умоляла, плакала, вырывала у меня из рук галстук, не давала одеваться. Я попробовал пристыдить ее.

– Ниночка, не мешай мне. Разве хорошо будет, если наша многолетняя самоотверженная борьба в Тавризе кончится позором? Дай нам возможность с честью отразить наскоки врага. Неужели ты хочешь, чтобы я стал трусом?

Увидев, что ей не удастся переубедить меня, Нина отступила. Она принесла галстук и воротничок. Мы оделись и вышли.

ЛИЦОМ К ЛИЦУ

Придя в дом Сардар-Рашида, мы, как было условлено, сняли пальто и галоши, сдали их Гасан-аге и смело вошли в зал.

Все гости были уже в сборе. Группами по несколько человек они стояли или расхаживали по салону, вполголоса разговаривая. Некоторые, увидев нас, начали ехидно улыбаться и шушукаться. Многие из них совсем недавно заискивали перед русскими, говорили только по-русски, немилосердно коверкая язык своих господ. Теперь они щеголяли знанием турецкого, кстати и некстати употребляя слова, значение которых не совсем хорошо понимали.

Сардар-Рашид встретил нас деланной улыбкой и приторной вежливостью.

– Счастлив видеть вас. Ваше присутствие озарило зал, - сказал он, крепко пожимая нам руки, затем обращаясь к Хелми-беку и Фовзи-беку, представил меня: - Один из моих лучших друзей, купец, господин Абульгасан-бек, человек весьма достойный и уважаемый. Прошу любить и жаловать!
– он указал на Тутунчи-оглы.
– А этот господин брат Абульгасан-бека.

Хелми подошел к нам ближе и, подавая мне руку, сказал:

– Если не ошибаюсь, вы адъютант командующего вооруженными силами тайной организации. Счастлив и рад встрече с вами!