Тайны темной осени
Шрифт:
В комнате потемнело, или мне это показалось? Единственная лампочка в старой рожковой люстре светила тусклым неживым синеватым светом. Энергосберегающая, заверченная спиралью, а внутри спирали, если вдуматься-то, ртуть…
Тени по углам комнаты сгустились, зашевелились, протягивая ко мне синие пальцы. Шевельнулась и двухголовая кукла. Как будто… как будто пытаясь сесть, а там уже и встать.
Я завизжала от ужаса, чувствуя, как поднимаются дыбом волосы. Не долго думая, шарахнула по кукле чем пришлось — собственной сумочкой. Сумочка слетела с руки, снесла куклу на пол, и тут же со зловещим гудением лопнула и разорвалась проклятая лампочка.
Я ломанулась в дверь, в темноте налетев ногой на что-то твёрдое, гантель, что ли, взвыла, считая вспыхнувшие в глазах искры. Страх лишал разума, отнимал силу из ног и рук. Замереть столбом и так стоять, глазами хлопая, — моё излюбленное состояние. Но здесь, видно, игры пошли вовсе уже нешуточные, инстинкт самосохранения возобладал — я кинулась на выход, не разбирая дороги, а за спиной вздыхало и чавкало, подбираясь ближе… ближе…
В темноте со всего маху наткнулась на стену. Что, почему, откуда стена?! Дверь должна быть! Двери не было. Входной, в смысле. На кухню, в комнаты — были, а в короткий коридорчик-сени и оттуда уже на улицу — не было. Мама!
Вот как опасно впадать в панику. Покажется то, чего на самом деле и нет, да к тому же ещё и быть не может.
Я бежала до калитки так, будто за мной гнались черти, и только у самой машины, угодив в грязевую лужу, тут же ошпарившую ступни холодом, поняла, что забыла сапоги. Но я сдохну прежде, чем решусь вернуться! Это я знала совершенно точно.
Обернулась. И получила очередной заряд бодрости: дом колебался, словно был отражением на поверхности озера, и тут по поверхности пошла нагнанная ветром рябь. Следом за тёткиным домом заколыхался и бывший наш тоже. Рябь усилилась, покрыла оба дома, и ушла, как уходит в песок отступающая вода.
Не было больше ни одного дома, ни второго. Стыло передо мною давнее пепелище, заваленное землёй, обрушившейся кровлей, мусором, — добрые соседи, ленясь вывозить своё на свалку, кидали синие и чёрные пакеты прямо через покосившийся забор. Часть пакетов разорвалась, собаки, вороны и прочая живность растащили, раскидали вокруг их содержимое. А сквозь кучи мусора тянулись к серому низкому небу молоденькие, ореховые, наверное, деревца.
Вороны часто прячут орехи, потом о них забывают, а те легко дают стойкие к непогоде и морозам побеги. Орех, он — дерево сорное, растёт, где хочет и как хочет, и не так-то просто от него избавиться…
Значит, всё это было иллюзией, тупо долбил в мой мозг Капитан Очевидность. Голограммой. Пылью для отвода глаз. Дома сгорели очень давно, года три тому назад, не меньше.
Но — как же тётя Алла приволоклась тогда ко мне вместе со своим Сенечкой? Где она жила эти три года?
Боже мой, что за бред, что за чушь, кто играет со мной в такую дурную игру, Голливуд здесь, что ли?!
Я стояла босыми ногами в грязной луже — домашние тапочки тоже оказались иллюзией и прекрасно себе растворились без следа, оставив ступни безо всякой защиты, — и вот почему мне так холодно было в доме! На деревянном полу, в тапках. Потому что не было там никакого пола. Потому что шла я по выстуженной осенью голой земле!
Как ещё не пропорола ногу каким-нибудь штырём или осколком… а может, и пропорола, до меня же дойдёт, как до жирафа, только завтра!
Над руинами начал подниматься серый плотный туман. Струйки его били вверх, как будто там, внизу, тлели и никак не могли догореть злые угли. Я смотрела
в полном ужасе, не осознавая, что бы это могло значить. Не Голливуд же! Не фильм ужасов. Не может быть, не сейчас, не здесь, не со мной!И тогда меня крепко взяли сзади за локоть.
Я не знаю, почему я не упала замертво от разрыва сердца… Мне бы визжать, вырываться, бить пяткой в колено, — где там! Тряпка тряпкой. Прыгать надо, а я глазами моргаю. Идеальная жертва.
Меня впихнули в машину, не особо заботясь о том, чтобы сделать это деликатно и нежно.
Я больно стукнулась локтём и ещё коленом. А потом увидела — через стекло, основательно дождём замызганное, — как давешний тип в плаще бомжа и дорогих ботинках, шёл к пепелищу, и чёрный туман пятился от него, словно живой. На ходу тип обернулся, и снова вонзил в меня свой фирменный взгляд, яркий, пронзающий насквозь, как рентгеновское излучение. И вот здесь у меня сорвало планку вместе с гвоздями!
Ужас впервые не спеленал меня каменным коконом, а толкнул в спину к активным действиям! Я перелезла на сиденье водителя, завела машину — на удивление, с первого раза, хоть руки и тряслись, и вдавила педаль босой ступнёй!
Летела как сумасшедшая, и странно, что никто не остановил, а больше того, странно, что сама не нырнула в кювет. В себя пришла во дворе Ольгиного дома…
Могла бы и к себе приехать, на Республиканскую от Всеволожска ближе. Но помчалась к Ольге. Может, подсознательно ещё и потому, что там были Алексей и тётя Алла. Как бы я к тётке ни относилась, а всё-таки тоже живой человек. Не эта… мертвечина.
Во дворе стояла скорая. Следом за нею — полиция. Их маячки вспарывали начинающиеся сумерки тревожным синим светом. Как во сне я припарковалась, вылезла из машины и не ощутила холода, ударившего по грязным босым ногам.
На носилках лежало крупное тело, рука, попятнанная старыми, скверно зажившими ожогами, бессильно свешивалась, а на пальце… кольцо… врезавшееся в распухшую плоть так, что уже не снять… хорошо знакомое мне с самого детства кольцо… и волосы… и край алой домашней туники вниз, вниз с носилок, точно струя свежей крови.
— Нет! — крикнула я. — Не-ет!
Но напрасно было теперь всё.
Тёти Аллы больше не существовало в этом мире.
Она вышла из квартиры. Дверь захлопнулась. Совсем как со мной тогда… Захлопнулась дверь, смартфона при себе не оказалось, тогда тётя Алла вышла на общий балкон и…
Мне так и не дали посмотреть, что с ней стало после полёта к земле с двадцать третьего этажа.
И хоронить, скорее всего, тоже будут в закрытом гробу.
Позже, ближе к полуночи, я держала ноги в тазике с горячей водой, холод вытекал из меня неохотно, с трудом и я отрешённо думала, что второй раз заболею. Пока составляли протокол, пока улаживали формальности, я не думала о том, что неплохо было бы подняться в квартиру и надеть хоть какую-нибудь обувь, те же тапочки. Почему-то ни полицейские, ни врачи тоже не обратили внимания на странность: стоит перед ними босая, а погода не летняя, и кругом сыро, холодно, снова начал накрапывать дождь…
Если бы не Алексей, я сошла бы с ума, я знаю это.
Он молча — так же, как решал все вопросы с моргом, похоронной компанией, и со звонком Оле — выставил на стол водку, нарезал колбасы и сыру. Разлил по стопкам прозрачную жидкость. Мы выпили, не чокаясь. Огненное тепло побежало по пищеводу внутрь, и меня наконец-то начало отпускать.
— Алексей, какая-то чертовщина вокруг творится, — говорила я, ставя локти на стол и обхватывая виски ладонями. — Какая-то чёртова бесова хрень! Всё началось с куклы в моей комнате. Я её сожгла и заболела. А здесь…