Тайны темной осени

— Тоже кукла? — участливо спросил Алексей, взглядом спрашивая, не подлить ли мне ещё.

— Да! — я рассказала о своей поездке во Всеволожск.

Как вошла в дом, хотела логи на компе Сени посмотреть, чтобы понять, куда он мог деться. Как увидела куклу. Как странно и страшно преобразилось всё: оказывается, дома действительно сгорели, и тётя Алла не спроста постоянно твердила про пожар. Но, судя по состоянию руин, пожар произошёл давно. Года три тому назад. И три же года назад пропал изо всех своих аккаунтов в сети Сеня…

— Я боюсь, — сказала я, и не кривила при том душой. — Боюсь, Алексей.

— Но все закончилось…

— Неет, не всё, ты не понимаешь. У той куклы было две головы. В одну вошёл осколок стекла. Во вторую…

— Оля, — выдохнули мы одновременно, глядя друг другу в глаза. Меня приморозило к стулу, вот опять: надо хватать смартфон, звонить маме, звонить сестре. А я сижу и хлопаю глазами и вспоминаю проклятую двухголовую куклу…

Как она лежит на стуле, — это я потом пойму, что стул иллюзорный, — лежит и ухмыляется мне в лицо безглазым взглядом. Как можно ухмыляться без глаз и рта? Не знаю, не спрашивайте, но кукла ухмылялась. Её мерзкое присутствие ощущалось так плотно, так полно, что я едва не сорвалась переворачивать вверх дном всю кухню: чтобы найти, выбросить, обезвредить.

Алексей между тем набирал Олю, и в том, как он подносил смартфон к уху, мне почудилось нечто обречённое. Как будто он уже знал, что…

Но Оля ответила. Алексей поставил звук на общий, чтобы и я слышала тоже.

— Лёшик, вы с Риммой там пьёте? — она всё понимала.

Моя умная, мудрая, старшая сестра. Понимала. Смейтесь, если вам захочется посмеяться. Но после этого я ещё больше полюбила Ольгу. Мой родной, мой дорогой человек… Что бы я делала без неё…

— Скажи ей, пусть осторожнее там. Машину пусть не водит!

Там же горы, в Хосте-то. Серпантины. Виадуки. Масса мест, где можно гробануться просто так, без довеска в лице злобной силы, владеющей магией и желающей тебя извести…

Странно было мне, не верящей ни в какую магию, сейчас бояться.

Но куклы — были. Я их видела, видела! Сожгла одну, и едва сама не сгорела в болезни. Сбросила со стула вторую — и не стало тёти Аллы, кинувшейся с балкона на асфальт. Факты. Самые упрямые в мире вещи.

— У, мать, — сочувственно сказал Алексей, — да ты упилась…

— Кто упился? — возмутилась я. — Я упилась?! Да я трезвая аки стёклышко!

— Стёклышко, давай ложись. Завтра будет непростой день, — и он решительно смёл со стола выпивку и остатки нарезки.

А я вдруг обнаружила, что не могу встать. При ясном — относительно! — сознании ноги отказывались шевелиться. Чёрт, вправду упилась. Полбутыли беленькой — многовато, Римус. Тебе — мгновато.

Алексей помог добраться до постели. Я упала, как была, не раздеваясь и даже не снимая обуви, свернулась в комок, на меня набросили плед. И, перед тем, как сознание погасло, я успела подумать, что про типа в плаще бомжа не рассказала. А зря, рассказать было надо. Я его уже в третий… нет, в четвёртый раз! — вижу. Во дворе, у трупа, выбросившегося из окна, в туман на стрелке Васильевского острова, с этой лодкой его странной, явно не местной, потом снова во дворе, как раз перед тем, как обнаружила в своей квартире куклу.

И возле наших домов… того, что от них осталось… во Всеволожске.

Мысли путались. Ответ брезжил где-то на поверхности, но никак не желал вылезать на ясный свет разума, это бесило меня неимоверно. Что это за мужик такой странный. Может, он и есть тот долбанный маг? Может, именно он — убийца?

Я вспоминала ледяной взгляд ярких, словно фонарики, голубых глаз и поневоле ёжилась от ужаса, катающего в желудке ледяной осклизлый ком. Даже сквозь призму памяти от него тянуло жутью, чёрными скалами под чёрным небом и чёрной пыльной водой из чёрной же реки забвения.

Не дай бог ещё раз его встретить!

ГЛАВА 4

На работе ждал сюрприз.

Официально, высочайше, утверждённый дресс-код, по которому отменялась удобная одежда, джинсы и свитер, и вменялась в обязанность какая-то лимонно-жёлтая хрень, с юбочкой-карандашом для девочек. Я вкуривала приказ и медленно, но неотвратимо сатанела.

Во-первых, я не секретарша, носить юбку-карандаш на ладонь выше колена. И колготки, и туфли на шпильке длиной не менее девяти сантиметров.

Во-вторых, носить это всё можно там, где температура окружающей среды превышает двадцать три градуса, у нас термометр показывал восемнадцать.

В-третьих, я ненавижу короткие юбки и шпильки! На шпильках с моим заваленным вальгусом ходить — приближать свою собственную смерть, а короткая юбка в облипку настолько неудобна в повседневной жизни, что слов-то не найти, цензурных, чтобы объяснить. Да и с этим ядовитым цветом моё лицо превратится в морду свежевыкопанного из могилы трупа. Не всем идёт цвет мочи, чёрт возьми, мне — точно нет.

В-четвёртых, я разработчик, а не секретарь и не эскортница твою мать!

??! Двойная ять. Дабл. Ять.

Берия словно почуял, тут же возник за спиной. Отчитал за несоответствие одежды установленному образцу. Сам, как я успела увидеть, образцом пренебрёг. Ни пятнышка жёлтого!

Я включила внутреннюю Алису, Алиса сосчитала за меня до ста, — не помогло!

— Я не буду это носить, — тихо сказала я.

Когда кто-то кричит, упиваясь своим положением и громким голосом, всего лучше отвечать ему тихо. Он тогда вынужден прислушиваться к тому, что ему отвечают, а человек, который прислушивается, поневоле начинает сбавлять обороты и говорить тише.

— Будете, дорогая Римма Анатольевна, ещё как будете! — и — длинная речь на терабайт.

Про лицо фирмы. Про преданность фирме. Про нарушение устава фирмы. Про что-то там ещё в том же духе.

Я молчала и думала о том, что сегодня надо скинуть с рабочего компа все те свои файлы, которые до сих пор ещё не в моём облачном хранилище на Tresorit’е. Нечего потому что. Лаврентий Павлович выдохся на семнадцатой минуте. Приказал завтра явиться по всей форме, а сегодня, так уж и быть, милостиво дозволяю доработать так. Спасибо большое, утешил!

Я вошла в свой кабинет и от порога ещё почувствовала что-то…

У меня есть такое странное свойство, не знаю, как объяснить его. Но я чувствую себя неразрывно с прошлым своим, настоящим и будущем. Я называю это ощущение словом «я-есть». Я-есть в прошлом, я-есть в настоящем, я-есть в будущем. Вот сейчас совершенно точно я понимала, что я-есть не в будущем этой комнаты с цветущими фиалками на белом подоконнике, с постером новых Звёздных войн на стене напротив, чёрным икеевским столом и хьюлетпаковским монитором на нём. Я-есть в будущем — не здесь.