Тайны Зимнего дворца

Сама не сознавая, что говоритъ, фаворитка задла самыя чувствительныя струны гордаго монарха — его честолюбіе. Онъ подошелъ къ ней и взялъ за руку:

— Я все это знаю и не одной минуты не сомнвался въ вашей любви ко мн, вамъ это небезъизвстно, но тмъ не мене, надо же обезпечить вашу будущность и судьбу нашихъ дтей. Мы переживаемъ такія тревожныя времена! какъ государь, я обязанъ стать лицемъ къ опасности и кто знаетъ, можетъ ядро брошенное непріятелемъ въ нашъ лагерь!.. можетъ пуля пущенная мткой рукой какого нибудь измнника, ядъ…

Ваше величество, ради самого Бога не говорите мн о смерти. Если, вы умрете, чего боже упаси, мн, тмъ боле не нужны ваши милліоны, вдь я васъ ни за что не переживу.

— Слабый человкъ всегда такъ разсуждаетъ. Смерть не поражаетъ того, кто идетъ ей на встрчу, напротивъ, она безпощадна скашиваетъ тхъ, кто судорожно привязывается къ жизни. Если бы смерть поражала насъ, когда ее призываешь, меня давно бы ужь не было въ живыхъ!

Эти послднія слова государь произнесъ въ какомъ-то полузабытьи.

Ваше величество, вы меня пугаете!

— Довольно напрасныхъ словъ, сказалъ онъ съ обычной грубостью; моя обязанность была обезпечить судьбу дтей, которыми вы меня осчастливили, я только исполнилъ свой долгъ, и теперь ничего не боюсь, чтобы судьба мн ни подготовляла.

Потомъ Николай позвонилъ.

Подать сюргучъ и свчку и позвать дежурнаго офицера! приказалъ онъ вошедшему лакею.

Государь запечаталъ портфель, написалъ нсколько словъ, подозвалъ дежурнаго офицера и сказалъ ему передавая пакетъ:

Отнести къ Штиглицу и положить на имя фрейлины Нелидовой. Скажи генералъ-адъютанту графу Клейнмихелю, чтобъ онъ явился за приказаніемъ.

Надюсь вы позволите? обратился Николай къ фаворитк съ холодной вжливостью.

Тонъ государя заставилъ сердце фрейлины сильно сжаться. Она поблднла и нервно прижала руку къ сердцу, точно желая ослабить его удары.

Государь не замтилъ ея грусти. Въ его каменномъ сердце не отзывалось ни горести, ни радости къ ближнему. Онъ длался человкомъ только въ кругу своего семейства, да и то не надолго. Николай нисколько не думалъ, что оскорбляетъ фаворитку послдними словами. Леденящая холодность его тона — была обыкновенная манера гордаго монарха. Грозныя тучи собрались на высокомъ чел; онъ молча опустилъ голову на грудь и зашагалъ по будуару. Шаги его заглушались толстымъ бархатнымъ ковромъ. Иногда онъ проводилъ правой рукой по льбу, точно желая отогнать мысли, которые его тревожили, но напрасно, человкъ не можетъ заставить молчать свою совсть.

Клейнмихель давно ужь вошелъ и съ безпокойствомъ озирался, то на государя, то на Нелидову. Царь не замчалъ его присутствія. Фаворитъ пробовалъ нсколько разъ кашлянуть, чтобъ обратить на себя вниманіе, но его никто не слышалъ. Наконецъ Клейнмихель направился къ фрейлин, чтобъ узнать, зачмъ его позвали. Видя лихорадочную блдность Нелидовой и волненіе государя, онъ думалъ, что его позвали быть посредникомъ, какъ ужъ не разъ бывало между монархомъ, столь грубымъ въ обращеніи и раздражительной фавориткой. Близъ цвтника, гд сидла фрейлина, Клейнмихель встртился съ государемъ. Точно проснувшись отъ тяжелаго сна, Николай быстро поднялъ голову и рзко обратился къ своему любимцу:

— Ты чего?

Ваше Величество изволили меня позвать.

Государь, какъ будто придя въ себя, сказалъ:

— Да, врно! ступай къ цесаревичу.

Клейнмихель посмотрлъ на него съ удивленіемъ.

— Да, ступай къ цесаревичу и извинись передъ нимъ. Государь…

— Сегодня ты снова ему нагрубилъ, а этого быть не должно.

Государь, только мое усердіе н преданность вашему величеству…

— Знаю, что ты мн вренъ, прервалъ государь своего фаворита: поэтому и наградилъ твою преданность…

Боле, чмъ я этого заслужилъ, отвчалъ фаворитъ съ страннымъ выраженіемъ, которое должно было изображать благодарность, но скоре походило на алчность кровожаднаго звря, ищущаго новой жертвы. Государь не слышалъ его замчанія и продолжалъ:

— Александръ — мой сынъ и наслдникъ, а ты это забываешь. Понимаю, что ты не принадлежишь къ числу тхъ, которые льстятъ цесаревичу и съ неблагодарностью отворачиваются отъ того, кому обязаны своимъ положеніемъ. Но ради тебя самого ты не долженъ раздражать противъ себя цесаревича, дабы посл моей смерти онъ тебя не столкнулъ снова въ грязь, изъ которой я тебя вытащилъ.

Государь, вы еще долго проживете для блага Россіи.

— Смерть, часто, гораздо ближе, нежели мы это предполагаемъ, сказалъ Николай такимъ мрачнымъ голосомъ, что фаворитъ и фаворитка невольно вздрогнули. Ступай тотчасъ же въ Аничковскій дворецъ къ цесаревичу и извинись передъ нимъ; я въ государственномъ совт видлъ, какъ онъ поблднлъ отъ гнва и съ трудомъ могъ сдержать слезы. Такъ должно быть! я этого требую! прибавилъ онъ голосомъ не допускающимъ возраженій.

Потомъ онъ подошелъ къ Нелидовой, поцеловалъ ея руку, на прощаніе.

До свиданія, Мина; я не очень-то былъ любезенъ сегодня, но pardon, куда же мн дться и какъ вывернуться: вдь на всхъ границахъ незванныя гости, которые задаютъ мн не мало работы. До свиданія, я спокойно ухожу, такъ какъ обезпечилъ вашу будущность. Не сомнвайтесь въ моей любви! чтобъ не случилось, врьте въ нее! При этихъ послднихъ словахъ онъ поцловалъ ее въ лобъ, пока она наклонилась къ рук царя, обливая ее слезами.

Царь вышелъ, не оглядываясь на фаворитку. Проходя мимо Клейнмихеля онъ къ нему обратился: ступай тотчасъ же къ наслднику цесаревичу.

Всесильный министръ молча поклонился и послдовалъ за царемъ, скрежеща волчьими зубами въ безсильной злоб.

VIII

Когда идти по большой Садовой на Снную площадь и повернуть на Обуховскій проспектъ, нашему взору представится съ лвой стороны огромный каменный угловой домъ. Домъ этотъ и до сихъ поръ известенъ петербургскимъ жителямъ подъ именемъ «дома Вяземскаго». Всякій прозжающій въ позднюю ночную пору ощущаетъ невольную дрожь, приближаясь къ нему. Его по справедливости можно назвать «притономъ преступленій»; въ нижнемъ этаж, который выходитъ на Обуховскій проспектъ, помщался трактиръ. Съ ранняго утра въ главной зал, выходящей на улицу, снова ли половые, молодые здоровые парни, прислуживая гостямъ. Другое зало выходило во дворъ. Тамъ попойки и кутежи длились обыкновенно съ утра до вечера, а иногда и до другого утра. Въ этой комнат священнодйствовали всякаго рода шулера и не рдко изъ отставныхъ офицеровъ. Они завлекали сюда молоденькихъ купчиковъ, прізжихъ изъ провинціи; накачивали ихъ шампанскимъ, съ примсью какого нибудь дурмана, и безъ всякаго милосердія обирали ихъ въ «фараонъ», «палки», «ландскнехтъ» или «направо — налво». Въ нижнемъ этаж помщались разныя мясныя и състныя лавки, а на второмъ трактиръ, предназначенный постителямъ низшаго разбора. Тамъ можно было встртить солдатъ, мужиковъ, ночныхъ бабочекъ самаго низкаго полета, утратившихъ даже женскій обликъ и преобразившихся въ какихъ-то мегеръ; но завсегдатаями этого заведенія были всякаго рода мелкіе воришки. На самомъ углу, помщался ренскій погребокъ, въ которомъ искусный хозяинъ, не хуже любого фокусника, умлъ изъ одной и той же бочки разливать въ бутылки всевозможнаго рода вина, продавая ихъ подъ громкими названіями хересовъ, мадеръ, шато-лафитовъ и т. п. Въ одномъ изъ многочисленныхъ отдленій этого погреба, дверь котораго завалена кучей бочекъ, собирались извстнйшія петербургскія шайки и тамъ уславливались и ршались дла добычъ, запивая поперечникомъ (напитокъ изъ вина и рому). Въ остальной части дома жили игроки, публичныя женщины и всякая рода сбродъ. Кром этого собранія «ночныхъ труженниковъ» тутъ жилъ и полицейскій надзиратель. Въ прежнія времена полиція жила въ большой дружб съ мошенниками.

Наступила холодная сырая ночь; ни одной звздочки на небосклон не было видно, только кое-гд сквозь густой туманъ мерцали мутнымъ свтомъ фонари на опуствшей площади. Днемъ снная кишмя кишитъ народомъ, за то ночью ни души тамъ не видно, какъ будто посл чумы. Среди общаго мрака и тишины появились на площади два человка, подвигаясь по направленію отъ банковой улицы и между собой вели оживленную бесду:

Ты вполн увренъ, что она здсь? спросилъ одинъ другого.

Чортъ бы тебя побралъ. Не ослепъ же я съ тхъ пор, какъ мы не видались, какъ же мн не узнать моей прелестной кузины?