Тайны Зимнего дворца

— Здсь! отвтилъ незнакомый голосъ.

Въ третій разъ изъ разныхъ мстъ послышался крикъ совы. Солдаты поспшили укрыться въ дом. Съ трепетомъ обошли они пустыя комнаты. Втеръ свисталъ сквозь открытыя окна, заставляя вздрагивать солдатъ.

Ладно, промолвилъ приставъ.

Если бы въ это время они остались на двор, то слышали бы плескъ веселъ на Нев и увидли бы подозрительныя фигуры, появлявшіяся въ темнот. Но приставъ съ солдатами былъ въ дом на лстниц, ведущей въ погребъ; онъ отворилъ дверь, оттуда пахнуло на нихъ сырымъ, затхлымъ воздухомъ.

Тутъ никого быть не можетъ, сказали солдаты, боясь войти.

Я тоже такъ думаю, отвчалъ приставъ, спша покинуть пустыя комнаты.

На двор солдаты замтили входъ въ другой погребъ, служившій, какъ имъ было небезъизвстно, нкогда складомъ финляндскихъ контрабандистовъ для спиртныхъ напитковъ, привозимыхъ изъ заграницы.

Блистательная мысль явилась одновременно какъ начальнику такъ и его отряду.

Тайное общество, которое они должны были захватить, было ничто иное, по ихъ разумнію, какъ шайка простыхъ контрабандистовъ. Теперь въ особенности дла ихъ должны бы стоять хорошо, такъ какъ берега были блокированы и всякій ввозъ запрещенъ. Быть можетъ тутъ запрятано нсколько боченковъ съ добрымъ ромомъ или водкой! (Для русскаго простонародія, надежда выпить рюмку водки, отгоняетъ даже страхъ).

Давай братцы объищемъ погребъ! приказалъ приставъ.

Рады старатся ваше высокоблагородіе, отвчали солдаты и вмст съ начальникомъ ринулись въ погребъ.

«All hands ready!» раздался сдержанный голосъ въ одномъ изъ угловъ двора.

«All right!» отвчали другіе голоса.

При этихъ словахъ дюжина здоровенныхъ англичанъ проскользнула черезъ дворъ и такъ же спустились въ погребъ.

Полицейскіе солдаты не ошиблись въ своихъ надеждахъ; дйствительно финляндскіе контрабандисты, пользуясь замшательствомъ домовладльцевъ, прятали попрежнему свой товаръ въ забытомъ погреб.

Сюда! радостно воскликнулъ одинъ изъ солдатъ.

Что тамъ такое? спросилъ приставъ.

Ромъ въ бутылкахъ и въ боченкахъ, ваше высокоблагородіе, доложилъ солдатъ.

Въ самомъ дл? Ну — такъ попробуемъ его; откупори скорй бутылку!

А можетъ онъ отравленъ, говорятъ…

— Ну, тебя! не болтай вздоръ; видано ли, чтобы отравливали водку? Подавай же скорй, торопили остальные.

И бутылка пошла по рукамъ.

Все жь не даромъ сюда пришли, сказалъ приставъ, смакуя ромъ и потирая руки. Угрюмовъ, ступай скорй въ часть, и приведи телгу; надо прибрать нашу находку, а не то контрабандисты у насъ отберутъ. Но никому объ этомъ ни гугу — не для чего, чтобъ весь городъ болталъ о нашемъ клад.

Слушаю-съ, ваше высокоблагородіе, отвчалъ солдатъ, улыбаясь, и направился къ выходу, освщая себ путь фонаремъ. Едва усплъ онъ произнести эти слова, какъ увидлъ толпу людей вооруженныхъ съ головы до ногъ.

— Ваше высокоблагородіе, контрабандисты! вскрикнулъ онъ, и тутъ же упалъ ошеломленный ударомъ кулака. Между тмъ остальные солдаты слышали крикъ, видли какъ потухъ его фонарь — и вмст съ тмъ исчезъ и самъ Угрюмовъ. На всхъ напалъ столбнякъ; они не только боялись тронуться съ мста, но даже освтить лстницу, на которой изчезъ ихъ товарищъ.

Прежде, чмъ они успли опомниться, ихъ окружила толпа извстныхъ людей, съ револьверами наготов.

«Bind and gag them!» скомандывалъ голосъ, по видимому принадлежавшій начальнику.

«All right!» былъ отвтъ.

Въ одно мгновеніе приставъ и весь его отрядъ были, перевязаны и отведены въ лодку, которая какъ тнь скользнула по Нев.

Контрабандисты указали одной англійской лодк, отправившейся на реконгосцировку, мсто своего склада; и вотъ англичане возвращались и везли своему адмиралу, въ вид трофеевъ, русскихъ плнныхъ.

На другой день весь Петербургъ только и говорилъ про отрядъ полицейскихъ солдатъ, такъ загадочно изчезнувшихъ. Всякій объяснилъ это происшествіе по своему; но скоро оно разъяснилось весьма просто.

VII

На Фонтанк, недалеко отъ Обуховскаго моста въ чудномъ дворц, жилъ въ эпоху нашего разсказа всесильный фаворитъ государя, министръ Клейнмихель. Народъ его ненавидлъ, но боялся. Видя гордаго «проконсула» кто призналъ бы въ немъ сына лакея, финляндца, по имени Михаило (по фински Михель), прозваннаго за небольшой ростъ малымъ (по фински клейнъ). Нкогда Аракчеевъ вытащилъ его изъ грязи, чтобы имть въ немъ слпое орудіе. Однажды Клейнмихель просилъ у Аракчеева новыхъ милостей; тотъ отвтилъ ему, указывая на грудь, осыпанную орденами: все это — я могу теб дать; что же кажется вотъ этого, тыкая себя въ лобъ, я дать теб не могу. Господь Богъ не наградилъ тебя симъ при рожденіи.

Какъ большая часть фаворитовъ, онъ обязанъ своимъ положеніемъ не способностямъ, а только своей рабской преданности и покорности; слова государя для него стояли выше всякой справедливости, нравственности и даже чести. Это было нмое орудіе, на все готовое по первому слову царя. Гордый Николай, смотрвшій на всхъ людей, какъ на маріонетокъ, подвижныя нити которыхъ сосредоточивались у него въ рукахъ, любилъ такихъ людей. Онъ подавлялъ въ своихъ окружающихъ всякое свободомысліе и проявленіе индивидуальнаго воззрнія на дла, хотя бы ко благу Россіи и не во вредъ царю. Вотъ по этому-то царь и держалъ въ отдаленіи людей подобныхъ Ермолову и Муравьеву-Карскому, окружалъ себя людьми подобными Клейнмихелю, Чернышеву, Волконскому, Гедеонову и т. п. креатурамъ.

Подымаясь по главной лстниц Клейнмихельскихъ палатъ и повернувъ на право, попадали въ апартаменты извстной фаворитки царя, къ фрейлин Нелидовой, родственниц Клейнмихеля, которую онъ самъ свелъ съ государемъ, чтобы еще боле подслужиться своему повелителю. Видимъ длинный рядъ салоновъ, убранныхъ съ восточной роскошью и войдемъ прямо въ будуаръ фаворитки.

Комната убрана роскошно и съ большимъ вкусомъ. Стны обтянуты краснымъ и блымъ муаромъ, образуя на потолк изящную розетку, съ которой спускалась богатая бронзовая люстра, украшенная богемскимъ хрусталемъ; отъ оконъ, завшанныхъ тяжелыми красными занавсами, падалъ розовый отблескъ на всю комнату. Позолоченные диваны и кресла были обиты краснымъ штофомъ, а столы и консоли палисандроваго дерева были украшены французской бронзой. На камин и въ стеклянномъ шкафчик разставлены были сотни рдкихъ вещицъ, украшавшихъ модные дамскіе будуары. Это были китайскія фигурки, присланные посланникомъ изъ Пекина; японскія рдкости, доставленныя адмираломъ Путятинымъ; берлинскій, саксонскій и севрскій фарфоры; огромные жемчуга неправильной формы, оправленные въ вид человческихъ фигуръ и животныхъ и т. п. Трудно изчислить вс драгоцнныя мелочи, украшавшія этотъ будуаръ и стоившія не одну сотню тысячъ.

Лучшимъ украшеніемъ комнаты безспорно — была сама хозяйка — фрейлина Нелидова, сидвшая точно въ бесдк подъ группой рдкихъ тропическихъ растеній. Несмотря на трехъ дтей, которыми она подарила государя, ея лицо сохранило полный блескъ молодости. Черты ея строго правильныя позволяли справедливо и основательно Нелидовой соревновать съ красивйшими женщинами во всей Россіи. Она не была блистательной красавицей въ род Монтеспенъ, и скоре напоминала собой непреодолимую строгую красоту Ментенонъ. Подобно Ментенонъ, съумвшій пленить сердце Людовика XIV, Нелидова пленила Николая не только своей красотой но и умомъ. Она умла управлять своимъ повелителемъ съ тактомъ свойственнымъ только женщин. Длая видъ, что во всемъ покоряется, всегда умла направить его на тотъ путь, который по ея мннію былъ лучшимъ. Не походя на своего отвратительнаго соперника, она, какъ всякая другая въ такомъ положеніи, могла бы и злоупотреблять своимъ вліяніемъ по части интригъ и кумовства, но была далека отъ этого, даже нердко ея вліяніе имло добрый результатъ, и никогда не старалась она выставляться на видъ, не окружала себя призраками и ореоломъ власти; ей хорошо былъ извстенъ гордый и подозрительный характеръ государя. Равно Нелидова глубоко цнила его любовь къ семь и уваженіе къ больной цариц. Она чувствовала свою силу не въ блеск, а въ уединеніи. Многіе постоянные обитатели Петербурга долго и не подозрвали даже о ея существованіи, потому, что имя Нелидовой рдко произносилось. Хотя трудно ршить, происходило ли это молчаніе о фаворитк вслдствіе дйствительнаго незнанія или ради страха всесильной тайной полиціи Орлова и Дюппельта. Въ провинціи, гд шпіонство было не такъ разведено, говорили гораздо свободне; о ней часто вспоминали, но безъ злословія, тогда какъ имя Клейнмихеля всегда произносилось со страхомъ и отвращеніемъ.

Въ этотъ день фаворитка была не то разсяна, не то грустна. Ея глаза бгали по страницамъ послдняго романа Александра Дюма, она какъ будто читала машинально, не понимая даже что читаетъ. Съ нкотораго времени государь сталъ ее посщать все рже и рже и то лишь урывками. Иногда онъ цлые часы просиживалъ молча, отвчая на ея вопросы отрывочными словами. Неужели ея звзда ужь закатилась! Неужели другая замнила ее въ сердц царя, который къ ней былъ такъ привязанъ! Неужели катастрофа угрожала ея гордости и любви?… Въ прежнія времена онъ постоянно прізжалъ къ ней, откровенно длился всмъ, что лежало у него на душ, искалъ совта и часто даже утшенія. Вдь и гордое сердце нуждается въ теплот сердечной, въ ласк и утшеніи! А теперь онъ такъ уклончиво отвчалъ на ея вопросы! Неужели онъ ее разлюбилъ?