Тайны Зимнего дворца

Господа, Государь приказываетъ штурмовать Карсъ, завтра въ 5 часовъ двинутся штурмовыя колонны; докажемъ Его Величеству, что мы съ радостью идемъ на смерть, когда приказываютъ умирать.

И мы доказали, что умемъ умирать за царя и отечество, такъ какъ 19,000 отборныхъ войскъ пало на пол сраженія и въ оврагахъ Карса. Къ несчастію пули меня пощадили, и не избавили отъ грустной обязанности доложить Вашему Величеству объ этомъ печальномъ извстіи.»

Вотъ что писалъ Муравьевъ; пока государь машинально пробгалъ эти строки, сигнальная пушка продолжала ревть все чаще и чаще, заставляя дребезжать толстые стекла оконъ Зимняго дворца.

Неужели же у него колеблется почва подъ ногами? — Подобно тому, какъ въ настоящую минуту балтійскія волны угрожали столиц, западныя державы угрожали государству; тснили его со всхъ сторонъ, сопротивленіе было безуспшно; крпости — его гордость и надежды были безсильны, чтобъ остановить непріятеля, а объ его изгнаніи ужь и говорить нечего. Севастополь, перлъ южныхъ крпостей, еще держался противъ союзниковъ, но не благодаря своимъ гранитнымъ стнамъ, стоившимъ чуть ли не сотни милліоновъ, а только ради земляныхъ насыпей, наскоро сдланныхъ какимъ-то капитаномъ, иностранцемъ, сыномъ лавочника [1] . Но долго ли ему еще удастся продержаться? Не сегодня такъ завтра курьеръ могъ привести извстіе объ его паденіи. Какъ отчаянный игрокъ, онъ поставилъ карту ребромъ, пославши генералъ-адъютанта въ Крымъ дать ршительное сраженіе.

1

Говорится объ Тотлебен, сын табачнаго фабриканта изъ Ревеля.

И что же? Дали сраженіе при Черной рчк. Англичане были уже отброшены къ морю, счастье снова начинало улыбаться русскимъ, ужь побда начинала склоняться на сторону храбрыхъ московскихъ войскъ; какъ вдругъ бглымъ шагомъ подосплъ Боскетъ съ своими зуавами.

Англичане были спасены, русскіе были оттиснуты къ непроходимымъ кручамъ, возвышавшимся надъ Черной рчкой, куда частью и свалились, а частью были перебиты безъ всякой пощады. Въ эти роковыя часта, по разсказамъ очевидцевъ, рчка положительно текла кровью.

Въ Малой Азіи Муравьевъ осаждалъ Карсъ. Государь хотлъ отвлечь вниманіе Европы отъ печальныхъ событій въ Крыму и желалъ такъ же ослпить союзниковъ блистательной побдой и въ то же время «поднять двухъ» въ народ. Вотъ почему Карсъ долженъ былъ быть взять приступомъ. Въ Петербург былъ созванъ военный совтъ, на который такъ же призвали изъ Варшавы стараго графа Паскевича, который въ 1829 году взялъ Карсъ. Вс были противъ штурма и Паскевичъ былъ во глав оппозиціи.

— А ты же вдь взялъ Карсъ, возразилъ рзко царь?

— Повторяю Вамъ, Государь, что крпость неприступна и ее можно взять только голодомъ. Я дйствительно ее взялъ, но однако не чугунными ядрами, а золотыми. Пошлите Ваше Величество таковыя Муравьеву и вы завтра же увидите Карсъ у Вашихъ ногъ, съ полной откровенностью отвчалъ старый воинъ. Но царь Муравьеву не золотыя ядра послалъ, а приказъ — взять штурмомъ Карсъ. Государь лично ненавидлъ Муравьева, благодаря тому, что однажды на большихъ двухстороннихъ маневрахъ, гд одной частью командовалъ Муравьевъ, а другой самъ государь, Муравьевъ имлъ неосторожность взять въ плнъ государя со всмъ его штабомъ. Кто зналъ Николая тому хорошо извстно, что такого рода обиды онъ не могъ никогда простить, и если Муравьевъ и попалъ главнокомандующимъ въ Малую Азію, то только въ угожденіе народному голосу и его популярности. Генералъ долженъ былъ повиноваться царскому приказу и блистательная побда, о которой онъ мечталъ, которая должна была удивить всю Европу и поднять духъ и храбрость его подданныхъ, подвинуть ихъ къ новымъ жертвамъ — оказалась постыднымъ пораженіемъ и совершенно напрасной бойней.

Мысли гордаго самодержавwа стали еще мрачне угрюмой ночи, начавшей покрывать все еще бушевfвшія волны Невы. Удача, улыбавшаяся ему въ теченіи тридцати лтъ, и не разу не измнявшая, окутала его царствованіе обманчивымъ призракомъ полновластія, въ которое, въ конц]концовъ, онъ самъ твердо увровалъ. До начала Крымской компаніи, онъ считалъ себя призваннымъ ршать судьбу всей Европы. Онъ считалъ себя тмъ колоссомъ, къ которому обращены взоры германскихъ повелителей, умоляющихъ объ его покровительств. А теперь, что сталось? Новый пушечный выстрлъ изъ крпости заставилъ вздрогнуть государя, и прервалъ теченіе его мыслей.

Онъ совершенно забылъ о томъ, что вокругъ него происходило, не замчалъ даже присутствія курьера и не помнилъ о привезенномъ имъ извстіи.

— Что теб надо? крикнулъ государь гнвнымъ голосомъ, — кто ты такой?

Но прежде, чмъ офицеръ усплъ отвтить, Николай пришелъ въ себя, и вспомнилъ какое ужасное извстіе онъ ему привезъ.

— Ахъ да, знаю, завтра же вернешься въ Малую Азію, а теперь ступай отдохни и выспись. Ты мн привезъ печальныя всти, по этому ты останешься подъ Карсомъ, пока не привезешь мн всть объ его взятіи. А теперь ступай. Впрочемъ, постой! гд курьеръ изъ Крыма? Хорошо, прибавилъ онъ, подумавши, знаю. Прикажи, чтобы его вернули ко мн. Островскій раскланялся по военному и вышелъ. Матвевъ былъ еще на дворцовой гауптвахт, такъ какъ въ такую бурю было невозможно перехать черезъ Неву. Вернувшись къ государю, онъ получилъ приказаніе вернуться на другой же день въ Крымъ. Николай не щадилъ своихъ слугъ предполагая въ нихъ тоже желзное здоровье, какимъ онъ самъ, сверный богатырь, отличался. По выход офицера, царь упалъ въ изнеможеніи на кресло и машинально сталъ прислушиваться къ завывающей бур. Вдругъ онъ вскочилъ и позвонилъ своего денщика.

— Позвать Кареля! приказалъ онъ глухимъ голосомъ.

Денщикъ вышелъ, и государь провожалъ его взглядомъ, погруженный еще въ свои мысли, какъ вдругъ раздался новый пушечный выстрлъ и буря проложила себ путь въ самый кабинетъ государя, открывши окно съ такой силой, что стекла разлетлись въ дребезги и съ шумомъ посыпались на полъ.

Государь вздрогнулъ.

Буря бушевавшая въ его душ, заставила позабыть объ невскихъ грозныхъ волнахъ. Онъ подошелъ къ открытому окну. Волны, все съ увеличивающейся силой бились о гранитныя набережныя, перебрасывая свою пну далеко за барьеръ. Сигнальная пушка все чаще и чаще раздавалась.

— Если Непиръ воспользуется бурей и темнотой сегодншней ночи, чтобы пройти мимо кронштадтскихъ фортовъ, Петербургъ погибъ, подумалъ государь, бросая мрачные взгляды, но въ то же время въ немъ проснулось его слпое довріе въ свое вчное счастье и бросивши вызывающій взглядъ на небо, онъ размышлялъ: не посметъ, потому что, если даже и найдетъ между чухнами мерзавца, который согласился бы его провести, то до этого не допустятъ подводныя мины Якоби: моя звзда еще не закатилась, a только спряталась за облачкомъ. Она также какъ и Луна которую закрываютъ отъ времени до времени безобразные чудовища, они могутъ затемнить ее свтъ но никакъ не потушить. Буря прогонитъ тучи, и Луна снова освтитъ природу своими серебрянными лучами. Такъ точно и моя звзда въ теченіи тридцати лтъ, водившая меня къ побд, снова заблеститъ ослпительнымъ блескомъ, и уничтожитъ своихъ враговъ.

Левъ еще не побжденъ, напротивъ, онъ только остритъ свои зубы и когти, чтобы лучше васъ растерзать.

Ты завистливая, подлая Англія, клянусь тебя разорить, если только выйду побдителемъ изъ этой борьбы! и я одержу побду, вдь силы Россіи неистощимы!

Я васъ!!! прибавилъ онъ угрожая Западу кулакомъ.

Гофъ-фурьеръ отворилъ дверь и доложилъ;

Статскій совтникъ Карель! Вошелъ лейбъ-медикъ, любимецъ государя, сопровождавшій его во всхъ путешествіяхъ.

Николай не замтилъ его прихода: онъ упорно глядлъ на борьбу волнъ, напрасныя усилья которыхъ рисовали въ его воображеніи борьбу съ западными державами. — Вдругъ онъ обернулся и увидлъ передъ собой своего лейбъ-медика печально приблизившагося.

— Ахъ, это ты Карель?

Ладно, я за тобой посылалъ, такъ какъ чувствую себя нехорошо, да, очень нехорошо. Докторъ хотлъ пощупать пульсъ, но Николай выдернулъ руку.

— Не пульсъ откроетъ теб мою болзни, она сидитъ глубоко въ моемъ сердце…

Скажи, сколько мн остается жить?

Карель на него посмотрлъ съ недоумніемъ.

— Государь, человческая жизнь въ рукахъ божьихъ.

— И немного въ своихъ собственныхъ, прервалъ его царь съ гордостью.

Недоумніе Кареля возростало, дыханіе замерло, ему казалось, что онъ понимаетъ слова своего властелина, но въ тоже время страшился ихъ понять.