Тайны Зимнего дворца

При этихъ словахъ она втолкнула молодую женщину въ темный чуланъ.

— Кто это?… спросила незнакомка.

— Кто? повторила цыганка, кто?

Ты къ твоему горю, это слишкомъ скоро узнаешь! Но повторяю теб, если ты только покажешься, ты погубишь и себя и своего мужа.

Говоря эти слова она заперла дверь чулана на задвижку.

III

Длая видъ, что не замчаетъ вновь прибывшаго гостя, вдьма вернулась къ очагу, подкинула щепокъ, насыпала кофе въ кострюлю, налила воды и стала спокойно его кипятить. Пока она всмъ этимъ занималась, человкъ высокаго роста, закутанный въ старую военную шинель [2] , вошелъ въ комнату. Очевидно старуха замтила его приходъ; но она и не подавала виду и продолжала свои занятія.

2

Николай постоянно носилъ старую шинель покойнаго брата, которую Александръ надвалъ во время войны съ французами.

Офицеръ смотрлъ на нее нсколько времени, но видно было, что онъ не привыкъ ждать, и топнувъ ногой, съ нетерпніемъ крикнулъ:

— Ну что же, старая вдьма, оглохла и ослпла что ли?

Марфуша медленно обернувшись стала взглядываться въ новаго постителя, но лицо ея не выразило ни страху ни удивленія.

— Ты пришелъ узнать сколько теб осталось жить? Ну такъ слушай:

Прежде чмъ явиться весна, настанетъ твой послдній часъ. Сперва я, а ты потомъ, мы оба найдемъ покой въ могил.

— Да, ядъ, ядъ! А вдь неправда ли, это чудная вещь! Вдь не въ вин, а въ яд находишь утшеніе и забвеніе!

Офицеръ пристально взuлянулъ на цыганку, но ни одинъ мускулъ его лица не дрогнулъ.

Произнесла ли она эти слова на удачу, или проникла въ глубину его думъ?

Онъ не возражалъ на ея слова и старуха продолжала:

— Хочешь ли голубчикъ-батюшка, подождать, пока мой кофе поспетъ, не ради того, чтобъ выпить чашечку, отъ которой ты пожалуй и не отказался бы, въ особенности еслибъ зналъ что онъ отравленъ… А можемъ пока разложить карты?

Услышавши слово «ядъ» офицеръ невольно вздрогнулъ, но когда старуха упомянула объ картахъ, онъ утвердительно кивнулъ головой.

Старуха сняла со свчки, сла къ столу и предложила къ офицеру ссть противъ нее.

— Садись, сказала она, не смущайся, хоть лавка эта не тронъ, за то на ней безопасне и спокойне.

Офицеръ опустился на скамью и задумчиво облокотился головой на руку, пока старуха съ угрюмымъ видомъ тасовала карты. Цыганка разложила карты по всмъ правиламъ искусства и вскрикнула:

— Слышишь ли, труба прогремла! Она довольствуется своими прежними побдами, такъ какъ доказала Востоку свое могущество! Твои враги поступятъ также если…

Она замолчала. Долго ждалъ незнакомецъ, чтобы цыганка заговорила, но такъ какъ она продолжала молчать, офицеръ съ нетерпніемъ спросилъ:

— Если!… Говори же, старуха, что значитъ это «если»?…

Старуха продолжала хранить молчаніе, разсматривая карты. Наконецъ она сказала:

— Карты ничего мн не открываютъ объ будущемъ, он только говорятъ о прошломъ, которое ты, пожалуй, уже забылъ. Пока кофе поспетъ и дастъ мн возможность угадать твое будущее, я теб разскажу по картамъ прошлое.

Она снова принялась разсматривать карты и сказала:

— Эта пятерка пикъ говоритъ мн объ пяти жертвахъ, которыхъ ты повсилъ…

— Старуха!… крикнулъ офицеръ.

Казалось, что цыганка не слышала его возгласа и спокойно продолжала:

— У одного, изъ пяти мучениковъ, была дочка, хорошенькая блондинка.

Однажды утромъ она проснулась отъ необычнаго шума — это полиція опечатывала послднее имущество вдовы и сироты, такъ какъ судъ приговаривая отца къ повшенію, отдавалъ все его имущество царю и оставлялъ семейство нищими…

— Старуха! вторично прервалъ ее офицеръ, но она по прежнему не обратила на это вниманія и продолжала:

— Съ этого дня мать и дочь влачили свое существованіе въ страшной нужд. Но этого было мало, ихъ выслали изъ Петербурга, будто они кому нибудь мшали, и заключили по высочайшему повелнію въ монастырь…

— Старуха, замолчи! крикнулъ офицеръ.

Но не обращая вниманія на его возгласъ, снова цыганка продолжала:

— Да они страдали по высочайшему повелнію, перенося всевозможные упреки и униженія. Жена и дочь, подобно отцу, умершему за свободу, предпочитали умереть, чмъ переноситъ такое унизительное рабство. Он об бжали, и монастырь боясь отвтственности за недосмотръ, объявилъ въ рапорт, посланномъ въ Петербургъ, объ ихъ смерти.

Смерть и забвніе въ нашей блаженной Россіи одно и тоже, и такъ о двухъ бглянкахъ перестали и думать. Мать едва была въ состояніи зарабатывать рукодліемъ пропитаніе и об жили въ страшной бдности, почти въ нищет, но бодро переносили невзгоды, — он были свободны. Къ несчастью эта свобода не долго продолжалась.

Однажды мать вернулась въ свою комнатку и не застала своей Анюты. Напрасно она звала и искала, ее дома не оказалось. Гедеоновъ, достигшій высшаго почета, сдлался тайнымъ поставщикомъ своего монарха…

Офицеръ нахмурилъ брови, вны на его лбу сильно надулись, онъ сжалъ кулаки и хотлъ ужь броситься на цыганку, но старуха продолжала не сводя глазъ съ картъ:

— Гедеоновъ увидлъ Анюту на улиц, оцнилъ своимъ опытнымъ глазомъ ея красоту, и догадался, что она съуметъ ему доставить новыя милости царя. Для него было безразлично, кто бы она ни была. Онъ скоро узналъ черезъ полицію объ мст ея жительства. Въ отсутствіи матери, по его распоряженію, дочь была похищена и онъ ее помстилъ въ театральное училище, привилегированный гаремъ, служащій для удовлетворенія прихотей монарха.

Офицеръ устрмилъ грозный взглядъ на цыганку, но она его по прежнему не замчала и продолжала спокойно:

— Двочка, хотя ей было всего только шестнадцать лтъ, было настолько горда, что скрыла свое настоящее имя. Когда eе спросили, какъ ее зовутъ, она отвчала:

Марія Ассенькова.

— Какъ? Марія Ассенькова? невольно спросилъ офицеръ.

— Да, была дочь погибшаго Нилева, отвчала старуха спокойнымъ но слегка дрожащимъ голосомъ.

— Марія Ассенькова, въ скоромъ времени стала лучшимъ украшеніемъ театральнаго училища не только по своей красот, но и по своему таланту. Но красота не принесла ей счастья, скоро она была вынуждена отдаться тому, кто подписалъ приговоръ надъ отцемъ, вдь фрейлины ученицы театральнаго училища были игрушками прихоти монарха. Послдствіемъ этой насильственной любви было рожденіе сына…

— Гд сынъ? вскрикнулъ офицеръ.

Старуха, казалось и не слышала его возгласа.

— Этого сына, въ день его рожденія, похитила мать молодой двушки, продолжала цыганка все глядя на карты. Ей же удалось проникнуть къ Астафьевой подъ видомъ акушерки. Этого ребенка она похитила, чтобы онъ могъ служить орудіемъ ея мсти. Этотъ ребенокъ живъ и до сихъ поръ.

— Гд же онъ? Скажи, а не то!… рявкнулъ офицеръ, показывая кулакъ, голосомъ передъ которомъ все трепетало, но который не могъ устрашить цыганку.