Тайными тропами

Но одновременно с этим стоящий неподалёку пришлый щёлкнул чем-то на своём оружии, не иначе как курки взвёл. Остальные халумари быстро попрятались за телеги.

А этот здоровяк просто молча глядел, преграждая путь, лишь насупился, словно рассерженный бык. Коль начнёт землю бить ботинком, как бык копытом, сходство станет полнейшим.

Вскоре снова захрипела-защебетала коробочка, а из калитки в воротах крепости выскочил эсквайр да Петроф, тот самый, что был на пожаре стекольных цехов.

— А-а-а, госпожа Аманда! — изображая радость, заголосил он издалека.

Когда одолел ту сотню шагов, что их отделало, быстро пожал большому зверомужу руку и что-то проговорил на своём, но и без слов понятно, что, мол, всё хорошо, дальше я сам.

Зверомуж что-то буркнул, помахал над головой широкой ладонью и заорал басом слово: «Отбой!»

Пришлые быстро вернулись к суете вокруг повозок.

— Госпожа Аманда, а что же вы нам не позвонили? Мы же вам специально соорудили стеклянное око.

Начальница стражи изобразила улыбку и насколько было возможно радушно забурчала.

— Не умею я вашими очами звенеть. Свои бы от бессонницы не лопнули. Мне Её Светлость приказала узнать, что у вас случилось, — задала она вопрос по-солдатски прямо в лоб. Не обучена была интригам, да и не любила их.

— Проветриваем, госпожа, — с улыбкой проговорил эсквайр, а потом достал небольшую белую пластинку, на которой, к удивлению Аманды, был её портрет, — Вот, возьмите. Если покажете кому из наших, не обидят.

— Это ещё кто кого обидит, — прорычала начальница стражи, потихоньку теряя поводья от самой себя, того гляди, понесёт по ухабам. Терпение плескалось у самого горлышка, как кислый уксус в бутылке. Женщине очень не нравилось происходящее. И особенно не нравилось, что перед ней пытаются помахивать косточкой, как перед тупой шелудивой псиной, ожидая, что будет стоять на задних лапках и вилять хвостиком.

Но не время перечить.

— Не серчайте, госпожа, — продолжил эсквайр, — вы лучше через стеклянный глаз звякните. Вам всем и расскажем.

Халумари ещё какое-то время вкрадчиво вещал пустыми словами, а затем заботливо усадил в двуколку.

Начальница стражи молча глядела перед собой, надув губы, потому как наказ маркизы не выполнен, возвращаться с пустыми руками весьма опрометчиво, а это значит, надо проявить хитрость. Но какую?

— Домой, — зло пробурчала она. А в голове снова зашевелились мысли-чётки на незримой верёвочке.

* * *

— Товарищ генерал!

— Что у вас опять? — не выдержал Петра Алексеевич, идя быстрой походкой по плацу, а вслед ему бежал невысокий Петров.

— У нас опять Аманда. Она чуть драку у колонны не устроила. Что с ней делать?

Пётр Алексеевич резко остановился, и прогрессор, не ожидавший такого манёвра, чуть не влетел своему начальнику в спину.

— Тебе в рифму ответить, или как? — огрызнулся генерал, хотя понимал, что проблем с начальницей стражи, коль встанет поперёк горла, будет не меньше, чем от нападавших скелетов. А то и больше. Но женщину можно понять — вот если бы он сам был в дальнем гарнизоне, а у стен части шум и гам, боевые верблюды с ракетницами, сухопутные корабли и папуасы с ядерными дубинками — тоже бы отправлял командира комендантского взвода разобраться, в чём проблема.

— Не знаю, — зло проронил генерал и тяжело вздохнул. — Пусть пока за ней следят, а я подумаю.

* * *

— Сказывай, Ми-Ми, — грозно нахмурив брови, проговорила Аврора, разглядывая непутёвого единоутробного брата. Он истинный лис по крови, и подлинный лис по духу, вечно попадает в передряги, в которых не то что за соломинку, за раскалённый гвоздь схватишься, лишь бы выбраться.

Карета халумарского барона медленно покачивалась на дороге, и под колёса часто попадались камушки, вдавленные в сырую землю. На одной обитой кожей лавочке разместился баронский племянник вместе со спутником, а на другой — сама Аврора, Максимилиан и сестра Стефани. Монашка была не широка в костях, потому втроём вполне поместились, хотя и было тесновато.

Надо признать, ехал барон с удобствами. Лавочка магонькая-премягонькая, обивка светлая-пресветлая, да и фонарики халумарские под потолком давали много света даже при опущенных занавесках.

— Ро-Ро, — начал братец, и воительница сразу же вспылила.

— Не называй меня Ро-Ро на людях. Я при должности. Называй, как полагается, Авророй.

— Хорошо, дорогая Ро-Ро, — с улыбкой кивнул Максимилиан.

Барончик ухмыльнулся, чем ещё сильнее уязвил самолюбие девушки. У неё даже кровь к щекам прилила.

— Сказывай! — рявкнула она.

— Хорошо, — закатил глаза братец, затем широко улыбнулся и повернулся к монашке: — Воистину богини и боги послали на моём пути святую, наделив силой и благодатью, которой я благодарен за спасение своей грешной жизенки.

Сестра Стефани затрепетала ресницами и смущённо покраснела даже сильнее Авроры. Пальцы начали от неловкости накручивать кончик сестринского пояска на палец. Ведь раньше никто так не нахваливал, а сейчас аж святой назвали.

— Сказывай, — повторила сквозь зубы Аврора.

— Дорогая моя сестрица, не кусай. И как-никак, я старше тебя. И я не женщина, мне простительно легкомыслие.

— Я охотно поверю в жадность, но никак не в легкомыслие. Что ты забыл в Керенборге?

— Дорогая сестра, мне же надо копить приданное, — невинно захлопал глазками Ми-Ми. — Без хорошего приданного добрую жену не найти. Ты же знаешь, что если потом она от меня откажется, должна будет вернуть нашей матушке или само приданное, или то золото и серебро, на какую сумму оценят.

Аврора вздохнула, глянула на созерцающего с любопытством барона и продолжила:

— Я понимаю, что приданное. В Керенборг ты зачем подался?

— Да ты что! — громко возмутился лис. — Сейчас в столице, кроме ожидания кончины королевы, да продлятся её дни, только и говорят, что о халумарских шелках и специях! Герцогиня да Айрис, племянница нашей благословенной королевы и фаворитка в борьбе за трон, вырядилась в платья из тончайших и ярчайших тканей с этими… фианитами всех цветов радуги. А какой тончайшей работы у неё парадный доспех, все аж дыхание затаили. Ажурный, словно не из грубого железа выкован, а из яичной скорлупы вырезан.