Театральная история

Алкогольные облака

Господин Ганель шел из дома в кафе “Пушкин” — то есть примерно к тому месту, где предавалась метафизической математике Наташа. Он хотел за чашечкой эспрессо привести мысли и чувства в порядок.

Карлик был бледен. Он плохо спал этой ночью. Переживал за друга, боялся даже представить, что перенес Александр. Но мысль упорно, всю ночь — во сне и наяву — возвращала его к Саше. Господин Ганель засыпал, и ему снилось, что над Александром глумятся две пожилые тетки. И Ганель просыпался, хотел звонить Александру, но хорошее воспитание оказывалось сильнее желания

безотлагательно помочь другу. И засыпал снова.

Карлик почувствовал, что не в силах дождаться, когда увидит Сашу в театре. Он остановился у огромного тополя, повернулся так, чтобы ветер дул в спину, а не в лицо, и набрал номер. Сквозь негромкое завывание ветра он услышал слабое Сашино “Как же я рад вам, господин Ганель”.

— Я тоже очень рад, как вы?

— Хотите спросить, как я перенес случку Наташи и нашего спонсора?

Александр почему-то сделал ударение на последнем слоге, а господин Ганель не нашел ничего лучше, чем поправить его:

— СпОнсора.

— Да, вы правы, спОнсора… Отвратительно перенес я их случку. — Александр говорил каким-то пустым голосом. — Но живой я, живой. Может, даже в театр приду.

— Саша, я прошу, возьмите отпуск на время, на долгое время. По состоянию здоровья. Сильвестр поймет, я обещаю, я все сделаю, чтобы он понял вас…

Александра кольнуло, что господин Ганель обещает повлиять на позицию и даже на чувства режиссера. Но гораздо сильнее его кольнуло другое — что ему советуют самоустраниться, исчезнуть.

— Я привел ее в театр, секс со Скруджем ей устроил, а теперь мне что? Катиться колбаской по Малой Спасской? Представляете себе, как я качусь колбаской? Ха! Это зрелище. Знать бы хоть, где эта Малая Спасская. Вы знаете?

— Я не знаю, где Спасская. — Господин Ганель страдал. — С каким Скруджем вы ей устроили, я не понимаю… — растерянно спросил он.

— Со Скруджем Мак Даком! — крикнул Александр и нажал на сброс.

Господин Ганель заметил Наташу, совершающую паломничества от светофора к магазину “Армения” и обратно. Карлик решил свернуть в ближайший переулок. Но подумал, что Наташа уже его, скорее всего, заметила, а потому изменение маршрута будет выглядеть нелепо. И он направил шаги навстречу той линии, которую упорно прочерчивала Наташа.

— Добрый день, — сказал он, едва заметно улыбнувшись.

Наташа невероятно обрадовалась господину Ганелю.

— Добрый! Какими судьбами?

— Я живу недалеко.

— В самом центре! Вы состоятельный человек!

На секунду господин Ганель почувствовал жалость к ней, но тут же его настигло воспоминание о недавнем разговоре с Сашей. И он нахмурился, мгновенно напомнив Наташе, как сдвинул брови шофер Ипполита Карловича. “У всех теперь при виде меня брови срастаются”, — подумала она и задорно спросила:

— Могу я вам составить компанию?

Господин Ганель подумал: “А ей идет мороз, в театре она не такая привлекательная. А может быть, ей идет несчастье? Бывает такое?”

— Ну же? — слегка капризно настаивала Наташа. — Могу составить компанию? Нам же по пути?

— Конечно по пути, конечно, можете, — даже как-то излишне поспешно ответил господин Ганель. И они зашагали к театру.

— У Ипполита Карловича великолепный особняк, — вдруг бросила Наташа, как бы между делом, не поворачивая головы.

— Вы уверены, что об этом нужно говорить? — робко спросил карлик.

— Ведь вы только об этом и думаете. Почему бы и не поговорить?

Господин Ганель заметил, как от ее лица отлетело облачко пара. Его дыхание не порождало таких явлений в атмосфере. Он даже специально мощно выдохнул, чтобы проверить, каким будет атмосферный результат. Из его губ вырвалась едва заметная малопривлекательная струя. Облачка возле губ разгоряченной Наташи были гораздо плотнее и изящнее. Карлик вдруг подумал, что в такую женщину можно влюбиться. “Даже воздух, который она возвращает Тверскому бульвару, соблазнителен!” — подумал господин Ганель. И даже — грешным делом — запомнил момент, когда на Наташином лице отразился сплав отчаяния, дерзости и растерянности. Это мгновение показалось ему весьма эротичным. Он нередко фиксировал в сознании — до черточки — женские лица. Господин Ганель называл это “сделать эротическое фото на память”. Лица ему было достаточно. Увидеть большее он не рассчитывал. Вернее, большее он видел, но уже в своих фантазиях.

Женщины были бы потрясены, узнав, в каких дерзких грезах они принимают участие. Эротический фотоальбом господина Ганеля был, надо признаться, подростковым. Он спасал женщин от злодеев и одновременно сам был злодеем. Похищал их, заковывал, наслаждался ими, потом снова спасал, вызывая у них невыносимые перепады эмоций — от благодарности до ужаса. Коварный ли маньяк, благородный ли спаситель — повелителем в этой эротической вселенной был он, господин Ганель.

— Так почему бы не поговорить? — повторила вопрос Наташа, зашла чуть вперед и посмотрела на него в упор: пронзительные глаза глядели с вызовом, но на дне их таилась мольба, которую господин Ганель то ли действительно увидел, то ли придумал . К этим молящим глазам он тут же добавил две, нет, три слезы. Разорвал на ней одежду, что было непросто — шубка, потом кофточка, а он все-таки не силач. Но воображение справилось с задачей. На прекрасные запястья надеты кандалы. Покоренная Наталья спросила снова — тихо, обреченно:

— Так почему бы нам не поговорить? Вы же все время об этом думаете?

— Я не люблю выяснять отношений, — сказал господин Ганель, любуясь облачками воздуха, вылетающими из ее губ. — Тем более чужих отношений. Простите меня, я вижу, вам плохо, но помочь не смогу.

— Мне плохо? — Наташу оскорбила жалость карлика. К презрению она была готова, к жалости — нет.

— Вот видите, Наташа, — начал карлик, и она отметила, что господин Ганель впервые за все время знакомства назвал ее по имени. — Видите, я только одно лишь слово о вас сказал, а вы уже обижаетесь.

— А вам разве не интересно, почему у нас с Сашей все так получилось?

Ветер донес до господина Ганеля запах алкоголя. Очаровательные облачка, которые порождала Наташа, были высокоградусными.

— Наташа, если вы явитесь в театр пьяной, — она посмотрела на него с “очаровательным гневом” (именно так он подумал), и господин Ганель сформулировал иначе, — не совсем трезвой, то это будет последний день вашей службы у нас.

Чувствовалось, что ему при любых обстоятельствах нравится говорить про знаменитый театр — “у нас”.