Театральные подмостки
Шрифт:
На этом спектакле я впервые узнал, что подвигло Альбину стать судьёй.
– - Я первый раз ещё совсем юной девушкой влюбилась, -- трагически говорила она.
– - Мне тогда и семнадцати лет не было. Игорь был богатый, ну, настоящий мужчина. Он так красиво ухаживал за мной! Вскружил юной дурочке голову. Боже мой! Я даже не замечала, что он старше меня почти на пятнадцать лет. Вот это была настоящая любовь! Да, он был женат, но разве это препятствие для любви?! Для любви это нелепость, временная преграда, -- она замолчала и, взволнованная от нахлынувших воспоминаний, потянулась за пачкой сигарет.
– - Так вы поженились?
– - спросила Алевтина Аркадьевна.
Альбина не спеша прикурила и задумчиво пустила дым и сказала:
– - Настоящая любовь, она всегда несчастна. Эта банальная история: любовь и разлука...
– - Он не ушёл из семьи?
Альбина посмотрела на беременную супругу
– - Ну почему, ушёл он сразу. Но судьба счастья отмерила нам недолго... недолго... С полгода пожили. Игорь машинами занимался. Пригонял большими партиями. Однажды так вот уехал...
– - Альбина судорожно затянулась сигаретой, чуть помолчала и со вздохом сказала: -- Со всеми деньгами... Я тогда много потеряла...
– - А с Игорем что случилось?
– - Игорь?
– - Альбина замешкалась, словно вспоминая, кто это.
– - Естественно, он тоже пропал вместе с деньгами. До сих пор не нашли. Да никто и не искал.
Учёные молчали, видимо, не в силах подобрать какие-то слова в утешение. Альбина курила, отчуждённо смотрела в сторону и хмурилась всё сильнее. Она нервно затушила одну сигарету и тут же прикурила другую. Глаза её блеснули гневом.
– - А эта стерва, жена его бывшая, -- сказала она сдавленным и колючим голосом, -- потом из квартиры меня выгнала. Это из моей квартиры, которую Игорь для меня купил! Не успел он с ней развестись официально. Законная, блин, наследница. Была я тогда на седьмом месяце беременности. От ребёнка пришлось отказаться. К папе с мамой вернулась. Вот такая плата за настоящую любовь. Искала я, конечно, правду, дурочка, в суд даже подавала. Теперь-то я сама знаю, что такое суды... Ну, а эта стерва -- она сама нотариус, юрист, всё дело лихо обставила -- не подкопаешься. Судья у неё купленная была. Я как сейчас помню: только слушанья начались в кабинете судьи, ни я, ни эта ответчица, бывшая жена Игоря ещё слова не сказали, а судья как давай на меня орать! Так портрет президента со стены упал. Мол, вот настоящая супруга, законная, якобы "жили они с Игорюшей душа в душу". А я вообще непонятно кто и откуда взялась. Они, видите ли ка, порядочные, а я... как они только надо мной не измывались!
Немало я тогда слёз пролила, к спиртному пристрастилась. А потом решила -- хватит! Сама на юриста выучилась, затем судьёй стала. Теперь уже меня никто не тронет! Сама любого сломаю!
– - Как вам, Алексей Николаевич?
– - вопрошал Ламиревский, когда Альбина ушла.
– - Первая трагическая любовь, несомненно, закалила нашу милую даму. Проглядывается некий промысел. Потом -- шесть раз замужем. Законныё, заметьте, браки! Это вам не эта вертихвостка Лиза Скосырева. За плечами годы изнурительных экспериментов, жизненный опыт колоссальный. К тому же она судья, и её доходы даже превосходят заработки мужа. Да, вполне может быть, что она и есть мать нашей девочки. Всё говорит в её пользу.
– - Очень даже может быть, похоже на то, -- отвечал Меридов.
– - Возможно, вы правы, но давайте не будем спешить с выводами.
Потом явилась молоденькая Геля. Она показала себя, несмотря на юный возраст, прагматичной и уже довольно циничной особой. О себе Геля рассказала скудно, видимо, в силу своего небогатого жизненного опыта, зато много говорила, чего она хочет от жизни, а точнее -- чего требует. Вела себя так, как будто ей все вокруг должны, и один только факт её существования уже делает всех счастливыми.
– - В любовь вы, разумеется, не верите?
– - спросил Меридов.
Геля фыркнула.
– - Я ещё под стол ходила -- поняла, что любовь -- это жалкая профанация. В любовь глупые люди верят. Каждый человек -- кузнец своего счастья. Главное, чтобы меня любили. Мой избранник должен быть с приличным состоянием. Я люблю клубы и путешествия, и решила посвятить этому свою жизнь. Меня мама не для того родила... пускай уроды горбатятся!
Сразу возникла какая-то аналогия с Альбиной в молодости. Словно постановщик спектакля намеренно с какой-то тайной целью поместил их жизни рядом для сравнения. Судите сами: Альбина в младых летах была наивная девушка, а превратилась в злое и рациональное чудовище, Геля же, наоборот, сразу начала зубами вгрызаться... Не знаю, кто как, а я так и не понял этого сравнения. По-моему, в жизни не существует никаких шаблонов, и одна калька даже для двух человек не годится.
С Гелей в будущем может случиться всё что угодно. Порой безупречная внешность не даёт развивать внутренний мир, да и вообще человек интересен, когда он прошёл через страдания и преодоления, через беды и лишения. А чванливую заносчивость, если откровенно, никто не любит и не уважает, она только
саму себя уникальной считает. Хотя в жизни всякое бывает. В силу каких-то трагических обстоятельств Геля, скорее всего, опомнится, но может и обозлиться, и тогда её нрав свихнётся пуще прежнего. А если она не встретит опровержения своим жизненным взглядам, то они и вовсе окрепнут и расцветут махровым цветом.Гелю по причине юного возраста, естественно, забраковали, причём Алевтина Аркадьевна не преминула поддеть:
– - Разумеется, я понимаю, эта девочка ждёт ребёнка уже долгих семнадцать лет... Вы зачем на неё вообще время тратили?
После Гели появилась странная женщина, которую я увидел впервые. Назвалась Жанной. Оказалось, с этой Жанной уголовник Графин жил до Нели. Ну, вот представьте совершенно спившуюся женщину. Точно бомжиху, пьячужку распоследнюю из помойки выдернули, отмыли малость, чтобы очистки не сыпались, перешибли дух лосьонами -- ну и на театральные подмостки выпихнули. Не то чтобы толстая, но фигуры уже никакой -- что-то аморфное и несообразное. По ней даже не скажешь, была ли она когда-то красавицей или нет, до того всё удручающе. Лицо просто -- как бы сказал поэт, пороками подъедено, изгрызено, опрокинуто. Само собой, никакой косметики и волосы грязные и сальные. В глазах надменность вычурная, злые огоньки мелькают, вперемешку с одурью пьяной. Об одежде и говорить не стоит. Какой-то непонятный старый грязный свитер, мужские джинсы, стоптанные туфли на низком каблуке. Из её потрёпанной и грязной сумки робко выглядывала бутылка водки. Докуривая одну сигарету, алкашка зажигала новую. Курила без всякого кокетства, больше -- по-мужски. Говорила вульгарно, разбавляя матерную речь блатным жаргоном, как закоренелая преступница, для которой тюрьма -- дом родной. Казалась бы, бомжихи -- потухшие и поникшие, вялые и отрешённые, словом, падшие и раздавленные жизнью, эта же особа обладала какой-то дьявольской энергией.
– - Вы мне на мозги не капайте, -- вещала она грубым, пропитым голосом.
– - Как-нибудь сама со своей жизнью разберусь. Живём один раз, и надо всё попробовать. Все люди живут для себя, ха-ха, и правильно делают, и я не прикидываюсь мягкой и пушистой. Я своё всегда возьму. Если надо, с мясом вырву. Надо будет, и чужое прихвачу. И не надо мне на мораль давить, каждый за себя. Ищите дурочку в другом месте.
Она ещё много чего сказала, но у меня нет никакого желания это пересказывать. Её цинизм стучал у меня в висках, и я уже не прислушивался, теряя связь с происходящим. А потом вдруг всё переменилось -- и я сразу понял, что вижу происходящее глазами Ксении, а значит, оказался в каком-то кусочке её жизни. Я не мог видеть её лица, но сразу почувствовал, что это она.
Явление 18
Глаза преданн ой собаки
Разумом собаки держится мир .
Из Авесты
Вот этот фрагмент её жизни.
В то утро Ксения стояла на остановке, ждала автобуса, чтобы добраться на работу. Мороз давил где-то под тридцать. Рейсового долго не было, и Синичка тихо мёрзла, постукивая слегка сапожками о промёрзший асфальт. Я видел всё её глазами и чувствовал, как ей холодно -- я сам ощущал пронизывающий холод. И в это время к остановке подошла собака. До того худая и облезлая, просто скелет, обтянутый клочьями шерсти. Ксения замерла, и сердце её от жалости словно заплакало. Собака находилась уже в том состоянии, что просто умирала. И видимо, в последней надежде вышла к людям. Она, низко опустив голову и поджав хвост, стояла на согнутых дрожащих лапах и беспомощно заглядывала людям в глаза. Казалось, что силы её вот-вот оставят, и она рухнет на мёрзлую брусчатку.
Ксения подошла к ней, присела рядом на корточки, погладила варежкой по спине.
– - Бедненькая, бросили тебя? А может, ты такая же, как и я, одинокая? Пойдём ко мне домой, я тебя накормлю, отогреешься. Пойдём, хорошая моя, пойдём.
Собака смотрела прямо в глаза Ксении, и столько в них было боли и надежды, что это просто не передать. Они смотрели друг на друга, две одинокие души, и в какой-то момент я стал видеть глазами собаки, и дальше воспринимал уже всё через её жизнь.
Ксения встала и опять позвала за собой: