Театральные подмостки

– - А отец?

– - Отец тоже должен быть без греха. Должен любить ближнего своего...

Видно было, что батюшка хитрит. Он сразу как-то заёрзал и засобирался, скоренько попрощался и ушёл. Алевтина Аркадьевна вышла вместе с ним, пытаясь потолковать о сокровенном где-то там в прихожей и задать мучившие её судьбоносные женские вопросы, на которые ответы знает только человек, по её мнению, приближённый к Богу.

Меридов всё время сидел в сторонке мрачнее тучи. И как только они остались вдвоём с Ламиревским, поделился своими переживаниями и опасениями.

– - Да, Дмитрий Ильич, вы меня без ножа зарезали, сразили наповал. Выходит, клонирование не такое уж и безобидное занятие.

Голос его уже окреп, -- видимо, потому, что разговор перешёл на привычные научные рельсы.

– - Даже не знаю, что вам ответить...

– - А что тут скажешь! Может, клонирование и безвредно, и даже у клонированного человека со временем появится душа. Скорей всего, так и случится. Или эту жизнь подберёт та душа, чей генетический материал был использован. Вот только никакой Божественной тайны в жизни такого человека не будет, и промысла тоже, и благословения. Теряется весь смысл.

– - Да, по-моему, вы правы.

– - Вот именно, нет никакого смысла, -- тихо и задумчиво повторил Меридов.
– - Человечество должно стремиться, чтобы таких душ, как эта девочка, было как можно больше. В идеале, конечно, все души должны быть такие. Сто процентов. А клонирование как раз просто отрезает человека от Бога, уводит в другую сторону. И знаете, Дмитрий Ильич, образно говоря, мне иногда кажется, что в нашем мире -- я имею в виду земную жизнь -- давно уже процветает клонирование. Люди сами себя отрезают не только от Бога, но и от своей души. И становятся некими клонами.

– - А если клонировать только таких людей, как эта девочка?
– - спросил Ламиревский.

– - Сначала я тоже так думал, -- отвечал Меридов.
– - Но очевидно, Бог не обязан писать новую судьбу, создавать ещё одну историю жизни. И что потом делать с этой информацией жизни? Не окажется ли она не только чуждой, но и вредной и опасной?

Говорили они ещё некоторое время. Чувствовалось, что без батюшки они всё дальше и дальше углубляются в непролазные дебри, погрязая в парадоксах и тупиковых противоречиях. Ну а, как известно, жажда познания неутолима, человеческое любопытство безмерно, а посему решили великие учёные разыскать мать моей девчушки, которая и должна, по их мнению, ещё больше пролить свет на сию тайну.

Явление 17

В поисках истины

На собеседование с потенциальными матерями ушло всё второе действие...

Ксению я так и не увидел, но претенденток на нашу дочку нашлось немало. Среди них были и Неля, Альбина, Катерина, Геля. Все они являлись по очереди, и каждая утверждала и клялась, что это именно она и есть настоящая мать девочки. Угощали их тортом, конфетами и пирожными с чаем, ну, или с вином и шампанским, кому как по душе пришлось. Случайных попутчиц запускали партиями десятками, и они наперебой галдели так, что ничего и понять нельзя было.

Каждая с упоением рассказывала о себе всякие подробности, старательно доказывая, что именно она достойна особенного ребёнка от Бога. И Ламиревский с Меридовым по их жизням, по характерам и нравственным качествам, по добродетельности и таланту пытались понять, так сказать, промысел Божий.

На сцене разыгрывался самый настоящий фарс. Женщины с неестественной гордостью старались выставить напоказ все свои самые низкие качества, даже бравируя этим. Это выглядело так неестественно и нелепо, выпукло и гротескно, но поразительно завораживающе. С творческой точки зрения, конечно. Словно постановщик спектакля придерживался изречения великого поэта Владимира Маяковского "Театр -- не отображающее зеркало, а увеличительное стекло". Конечно, во всём было больше игры, чем реализма. Вот хоть монолог Нели взять -- прям заслушаешься.

– - Раньше я свободно могла выпить ноль пять водочки за вечер, -- говорила она, элегантно покуривая сигареткой.
– - А утром, опохмелившись чекушкой, спокойно шла на работу. Ну, когда ещё работала. Работать мне вообще противопоказано, здоровье не позволяет. Знаете, я по природе сова, могу всю ночь не спать, если, конечно, с алкоголем не переберу. Потом высыпаюсь, конечно, часиков до двух, до четырёх, иногда даже до пяти... А работать я не люблю. Муж меня не понимал. Потом я Графинчика встретила, полюбила... Знаете, любовь прекрасное чувство. Я когда поняла, что влюблена, я стала какая-то странная, словно сама удивлялась своему счастью. Ходила притихшая и чуть замкнутая. И уже не глядела по сторонам колким и растерянно-ищущим взглядом -- глаза мои, словно затенённые лёгкой усталостью, смотрели с любовью, с удивительно лучистой теплотой. Мне хотелось обнять весь мир, и я излучала любовь и нежность. Я часто не выдерживала и плакала. И тогда я решительно покончила с прошлой жизнью. Я всё отдала бывшему мужу -- квартиру, отказалась от детей. И стала жить ради нового счастья. Когда понимаешь, что такое настоящая любовь, уже ничего не может остановить. Я даже пить стала больше. Хотя сердце шалит, врачи запрещают. В голове шумит. Это после того, когда я сильно ударилась головой... Я теперь даже долго говорить не могу, извините.

У Нели развязная манера растягивать слова, грубое такое кокетство, но на подмостках её пропитый и прокуренный голос звучал не вульгарно, а завораживающе. В словах чувствовались теплота и сердечность, мудрость и поэзия... Я даже невольно заслушался и залюбовался. Как ни странно, длинный монолог совершенно не утомил зрителей, они слушали внимательно и с умилением, как некое откровение. И даже я попал под гипнотическую магию неординарного актёрского мастерства.

Непонятно какими судьбами в этот спектакль затесалась Лиза Скосырева. Тоже участвовала в кастинге... Она призналась, что о детях никогда не думала, и ни с того ни с сего стала рассказывать, как ей удалось сбросить тридцать семь килограммов (хотя толстой никогда не была) ради любовника, который её потом, подлец, бросил. И тогда она пустилась во все тяжкие, меняя одного любовника на другого, которые "все такие разные и не похожи друг на друга". С блеском в глазах вспоминала и все свои случайные интрижки, стараясь не пропустить мельчайшую подробность.

В конце она заключила:

– - Мне кровь из носа необходим этот ребёнок. Я творческая личность, и этот ребёнок придаст мне силы, энергию, уверенность в себе, станет для меня источником вдохновения, и поможет раскрыть мой незаурядный талант.

У меня слезы умиления чуть не брызнули.

Мрачноватая патологоанатом Катерина честно призналась, что её больше интересуют мёртвые, нежели живые. И вообще людей в массе своей она презирает и местами ненавидит. Откровенно поведала о детских психологических травмах, перенесённых в детстве, обвиняла во всём мать с отцом и всех родственников и соседей. Призналась, что прекрасно осознаёт тёмные стороны своей сути, понимает, кто она и какое она может дать воспитание ребёнку. Вела себя грубо, разговаривала через губу и упорно бубнила, что у неё вообще не должно быть детей.

А вот Альбина сетовала на свою несчастливую и горькую бабью долю.

– - Как же я страдала всю свою жизнь!
– - жаловалась она.
– - Шесть раз была замужем. Не скрою: меня всегда любили и носили на руках. Но для женщины важно любить самой, женщина не может без любви, а сердце... сердцу не прикажешь. Ничего не сделаешь, если оно молчит. Я так и не встретила того единственного, который растопил бы моё сердце, заставил бы поверить в любовь, счастье... Любовь, счастье... Я сейчас замужем за директором большого предприятия... Вроде и человек видный, но где счастье, где любовь? Конечно, он зарабатывает хорошо, но что мне эти деньги? Я интеллигентный человек, на государственной должности мирового судьи. Сами понимаете, какая это колоссальная ответственность -- от судьи зависят судьбы людей. Поэтому я не бедствую. Вы хоть знаете, сколько я зарабатываю? Я в ресторане за вечер больше оставляю, чем рабочее быдло за месяц получает.

Честно сказать, если раньше я воспринимал Альбину с содроганием, и все мои воспоминания о ней приводили лишь к стойкой антипатии, то теперь она, помещённая на театральные подмостки, просто потрясла меня своим талантом. Альбина действительно говорила и вела себя, как настоящая актриса, талантливо, органично и артистично. Каждое слово она произносила с какой-то особой интонацией, за которой, казалось, стоит поискать тайный смысл. И текст был выверен до последнего слова. Как будто это пьеса хоть и не одарённого, но крепкого драматурга.