Телохранитель Генсека. Том 3

И Леонид Ильич очень похоже на себя недавнего передразнил:

— Все эти «сосиськи сраны» и «сиськи-масиськи» мне очень хорошо знакомы. О том, что Генеральный секретарь ЦК давно выжил из ума, я тоже много раз слышал. Что я хочу на это ответить? Так вот товарищи: не дож-дё-тесь!!!

Я стоял неподалеку от Леонида Ильича и прекрасно видел как реакцию зала, так и лица сидевших в президиуме. В зале слушали внимательно, даже можно сказать, затаив дыхание. А вот членов президиума, казалось, сейчас самих хватит удар. Недоуменно перешептывались, переглядывались, но как-то повлиять на происходящее не осмеливались.

Я слушал, и мысленно аплодировал Леониду Ильичу. Он поступил гениально! Ведь что такое анекдоты про Генсека? По сути — это десакрализация власти. Первый сигнал о том, что власть перестает быть священной. И следующим неизбежным событием обычно становится смена такой власти. Анекдоты — это первый звоночек к тому, что дни режима сочтены. И счет идет на годы, а иногда месяцы, но в любом случае процесс уже запущен. А дальше, рано или поздно, либо появится настоящий «Царь», либо будет снесена вся старая власть и будет выбрана новая — сакральная власть, настоящая. Умный правитель понимает это, как никто другой.

Да хоть того же Ивана Грозного вспомнить? Он любил озадачить бояр вопросом: «А спой-ка про меня срамные частушки?» — и если боярин соглашался, то подписывал себе смертный приговор.

Был еще один способ исправить ситуацию, вернуть доверие народа правителю. Это, если выразиться образно — пустить встречный пал, как при тушении большого пожара. Что сейчас и делает Леонид Ильич, разговаривая не только с присутствующими в зале депутатами, но и со всей страной.

— Нет, дорогие товарищи. Из ума выжили те, кто предлагает повесить мне на грудь еще одну Звезду Героя и уже собирается отчитаться об этом в газетных публикациях. И анекдот на тему наград тоже есть и мне он очень нравится. Хотите расскажу? По глазам вижу, что хотите! Так вот: выступает Леонид Ильич перед журналистами, а те спрашивают его — ну в смысле — меня… Правда, что вы собираете награды и еще ни от одной не отказались? А я отвечаю: ну почему же ни от одной? Сегодня я отказался от высшей награды Центрально-Африканской империи — золотое кольцо в нос!

Зал взорвался дружным смехом. Пускай многие смеялись робко, за компанию, но вместе это звучало достаточно мощно. Депутаты принялись было аплодировать, но Брежнев поднял руку, останавливая их.

— Вернусь к предыдущей теме. Так вот, из ума выжили и те, кто готовит для меня литературную премию. Не такой уж я мастер слова, чтобы получать высшую литературную награду. Ну не Пушкин я, не Лев Толстой, и даже не Михаил Шолохов!

В зале зашумели, а после последних слов снова послышался смех и аплодисменты.

Леонид Ильич, получая искреннюю, живую поддержку зала, преображался просто на глазах. Он выпрямился, осанка стала почти царственной, плечи расправились. Мне показалось, что он даже помолодел, так изменили его лицо горящие глаза и уверенность, что светилась в них.

— А звезды надо вешать на грудь вам, дорогие товарищи рабочие и колхозники, интеллигенция и ученые, учителя и врачи! Вы наши настоящие герои! А мы… мы всего лишь слуги народа. И многие из этих слуг забыли об этом. Но я им об этом напомню!

Я не сводил взгляда с президиума. Шараф Рашидович Рашидов, до этого казавшийся расслабленным и даже ленивым, побледнел. Улыбка сошла с его лица, на лбу выступили капли пота, которые он тут же промокнул платочком. Алиев тоже занервничал. Гейдар Алирза Оглы нагнулся к уху своего давнего врага — Шеварднадзе — и что-то горячо зашептал. Шеварднадзе растерянно улыбался. А вот Кунаев, напротив, слушал с видимым удовольствием, и энергично кивал головой.

— Страна живет и развивается, когда создаются новые предприятия, модернизируются старые, когда есть инвестиции в производство и социальную сферу. Но важно помнить, что количество должно переходить в качество. У нас же существует много предприятий, где мы работаем поверхностно. Нужно их улучшать и развивать, повышать производительность, а не бессмысленно строить все новые и новые заводы и фабрики для «галочки». Конечно, и новое тоже нужно, но то, что построено, должно работать с полной отдачей. Чтобы люди, которые вместе с нами строят счастливое государство, стали полностью довольны своей жизнью. А правительство чтобы заботилось не только о госплане, но и о благополучии каждого отдельного человека нашей великой страны!

Леонид Ильич замолчал на секунду. Отвернувшись от микрофона, кашлянул, настраивая голос, и затем продолжил:

— Еще один вопрос: возраст людей, которые управляют страной. Да-да, и мой возраст тоже. Все мы не вечные, здоровья у нас не прибавляется. Да и что греха таить, не успеваем мы за новыми веяниями. Не улавливаем новые тенденции. Мы — люди прошлой эпохи. Но сразу заменить всех членов руководства не получится…

Леонид Ильич оглянулся на членов президиума:

— Смотри-ка, ни одного моложе шестидесяти! А вот старше семидесяти — больше половины. В семьдесят лет человек должен отдыхать. Тем более, мы с вами, дорогие товарищи, прошли очень длинный путь. И войну прошли, страну после войны восстанавливали, из разрухи вытягивали. И я не в обиду вам говорю, но уступать места нужно молодым.

Леонид Ильич повернулся к залу.

— Геронтократия — власть стариков — это признак усталости государства. А разве Советский Союз может устать? Никогда! Потому что это страна самой молодой, самой мощной и прогрессивной рабоче-крестьянской энергии! Я предлагаю такое решение: у каждого из высших руководителей, начиная от министров, и заканчивая членами политбюро будет молодой заместитель. Поскольку в любой момент любой из нас может покинуть пост по естественным причинам — смерть, она, знаете ли, время не назначает. Его место должен занять человек, который уже влился в процесс и получил нужный опыт, успел перенять все необходимые знания. Человек, который готов подхватить дело без предварительной раскачки. Как во время войны подхватывали упавшее знамя, не давая ему коснуться земли.

Было видно, как напряглись многие в зале. Если речь идет не о привычных замах, не о подчиненных, а о по сути равноправных коллегах, то спрашивается — а зачем вообще нужен старик, если рядом имеется столь же компетентный, но более энергичный руководитель? Я открыл на секунду сознание, чтобы прочитать не чьи-то конкретные мысли, а общее настроение, ментальный шум, отголоски десятков мыслей. Многие боялись, что их «подсидят», заменят, выбросят. Впрочем, немало было и таких, которые не восприняли информацию всерьез, посчитав все очередной формальной инициативой о раздутии штата управленцев.

— Не подумайте, товарищи, что я предлагаю провести массовые увольнения и поспешно и неосмотрительно заменить опытных ветеранов молодняком, — утешил сомневающихся Леонид Ильич. — Нет, я лишь обозначил нарастающую проблему и предложил своевременное решение. Если не сделаем это сейчас, потом будет поздно. Тогда во власть придут случайные люди, а не те, кого мы сами подготовим. Кстати, все сказанное относится и ко мне тоже, ведь я тоже далеко уже не молод. Кстати, на эту тему про меня тоже есть анекдот. Хотите, расскажу?

В зале прокатилась волна облегчения, послышались смешки. Я подумал, что Брежнев очень вовремя смягчил тему, решив разрядить обстановку.

— Так вот, как-то раз к Леониду Ильичу, то есть ко мне, приходит делегация западных… ну скажем так… работников культуры и говорят: «Леонид Ильич, а давайте мы сделаем про вас рок-оперу и назовем ее 'Леонид Ильич — супер стар». А я как бы так киваю головой и поддакиваю: «да-да, я стар, я супер стар». Товарищи, немного знающие английский язык, поймут шутку.