Тень Беркута

Поскольку Данила Романович перебрался со всей семьей в Киев, а впоследствии туда же выехали и князь Василько с воеводой Дмитрием, то в княжеском замке сделалось голо и пусто. В когда-то ярко освещенных галереях и коридорах горело едва по одному факелу, а жгли их лишь в трапезной и людской. И весь замок как-то притих, будто пес, который неожиданно остался среди чужих людей, без хозяина.

Не задерживаясь нигде больше, Найда быстро дошел до дверей трапезной, тихонько отворил их и проскользнул внутрь. Здесь, около самого порога, уже толпился с десяток его товарищей, поэтому прибытие еще одного ратника осталось незамеченным. Во всяком случае, воевода не подал виду, что обратил на это внимание.

Могучий, высокого роста воевода Дмитрий был похожим на медведя. Та же мягкость и нарочитая ленивость в плавных движениях. Тихая, чуть ворчливая манера говорить... И только острый блеск в твердом взгляде умных серых глаз предупреждал: этот мужчина может быть смертельно опасен, – врагам лучше быть осторожнее.

Он сидел за дубовым столом на главном месте, опирая локти на столешницу, подперев подбородок кулаками, слегка шевелил длинными половецкими усами и рассматривал дружинников, что растерянно переминались перед ним по другой конец длинного зала.

Сотник Трофим Клин, или Афанасьевич, как звали его за глаза все другие, стоял немного позади и справа грозного воеводы и злорадно улыбался. Он умышленно не предупредил воинов, почему тот хочет их видеть, а даже наоборот – пустил слух, что дела их плохи, потому что припомнятся теперь все выходки и достанется каждому сполна. Сотник не был злым, но эти смутьяны таки въелись ему в печенку. Все же – созванные, как один, были из той разбойничьей породы, что за ними на вербах золотые груши растут. Хотя, надо было признать, в ратном деле – рубаки умелые и отважные. А Дмитрий молчал и смотрел так пристально – будто взвешивал душу каждого на ладони.

Под его взглядом ратники обеспокоено сопели и прели, перебирая мысленно все свои провинности. И медленно, словно невзначай, пытались спрятаться за плечи товарищей. Поэтому минуло не так уж и много времени, а все они незаметно для себя, выстроились в колонну с Найдой во главе. Потому что лишь тот не прятал глаз, а спокойно ожидал, когда им наконец скажут: чего звали. И больше размышлял над тем, как это увязать с необходимостью оставить Галич. Потому что хоть Юхим придумал достаточно уважительную причину, но и воевода – не Афанасьевич. Если не захочет, то и говорить не станет с каким-то ковалем, пусть даже оружейником и золотых дел мастером.

– Как звать? – отозвался наконец Дмитрий, и голос его эхом отразился от стен трапезной, такая господствовала в ней тишина. Когда-то воевода знал всех княжеских дружинников по имени, но теперь, когда под его рукой была многотысячная киевская рать, не диковина, что лица галичан стали забываться...

– Найдой, родители кличут... – неспешно ответил парень, уважительно поклонившись.

– Найдой? – переспросил Дмитрий и прибавил более грозно. – Не прячешь глаза передо мной, голову не клонишь... Безгрешный что ли? Не чувствуешь за собой никакой вины? Не верю! Сотник таких сюда не звал!

Парень молча пожал плечами. Зачем зря боярина раздражать?..

Тогда воевода сорвался с места и треснул кулаком по столу.

– Чего молчишь? Языка проглотил? На дыбу велю поднять – все скажешь! – и впился в парня пылающими зрачками.

– Перед князем вины не имею, – твердо ответил Найда, и глаза таки не отвел.

– Остальные тоже невинные ягнята? Ангелочки небритые? – набросился и на других ратников Дмитрий, чтобы не показать, что остался доволен смелым ответом дружинника.

– Отец воевода, – загудели все вместе, выпихиваясь из-за спины Найды. – Ну, мы... конечно это... того... Но перед князем – в любом случае! Разве ж можно?.. Афанасьевич, скажи за нас слово! Не дай обижать... Безобразничаем немножко... Бывает... Так со скуки... А за нашего князя, за Данила Романовича – хоть в ад!.. Ты же знаешь! Сотник, скажи...

– Знаешь? – поинтересовался воевода, переводя взгляд, в котором уже проблескивали искорки смеха, с ратников на сотника.

– Правду говорят, – важно подтвердил Трофим, хотя и не отказал себе в удовольствии выждать некоторое время, будто раздумывая. Глядя на то, как белеют и краснеют лица самых больших сорвиголов города.

– Галичане от них покоя не... Если ни тот, то другой что-то учудить должен. К драке слишком охочие... Девицам от них покоя нет.

– Что ж, – подобрели глаза воеводы, и он неожиданно для всех улыбнулся. – Говоришь, перед князем вины не имеешь? – переспросил у Найды.

– Истинно так!

– Хорошо... Любо...

Дмитрий еще раз измерил всех острым взглядом и неожиданно рявкнул так, что даже забренчали оконные стекла в окнах:

– Одарко!! Меду!!

Выряженная служанка, словно ожидала за дверью (а может так и было), сразу вошла с подносом, заставленным высокими берестяными кружками, а следом за ней двигал нескладный прислужник, неся обеими руками перед собой небольшой бочонок.

Все это было поставлено на стол. Пахолок, быстро и умело выбил чип и легко, будто из небольшого жбана, стал разливать мед по кружкам. Да так умело, что ни одна капля дорогого напитка не пролилась на белоснежную скатерть, которой был застелен стол. Вскоре кружки оказались наполненными, и две из них Одарка поставила перед воеводой и сотником.

Дмитрий взял свою в руку, а второй сделал приглашающее движение.

– Здоровье Данила Романовича!

– Здоровье! Здоровья нашему князю, Данилу Романовичу!!! – искренне, как один гаркнули дружинники и, выждав мгновение, пока воевода пригубит мед, припали к своим кружкам, как младенцы к материнской груди. И только Найда, сделав умеренный глоток, присел около стола на лаву, правда, не выпуская кружку из руки.

Мед и пиво варили почти в каждом галицком доме, но только князь и бояре имели возможность сделать для себя настоящий напиток, соблюдая настоящие пропорции, – такие, что требовали не менее чем десятилетней выдержки. Вот он и цветом, и вкусом, а главное крепостью отличался от того, простого медка, хорошо если годичной давности, которым обычно угощалась городская беднота. А Найда хотел сохранить ясность мыслей.

– Что так? – поинтересовался воевода, лукаво улыбаясь, хотя взгляд оставался холодным. – Мед не вкусен, или здоровье князя не слишком важный повод, чтобы осушить чару?

– Таким напитком, вероятно, и Боги не погнушались бы, – ответил Найда. – За здоровье Данила Романовича могу и гарнец смолы горячей выпить... Но мыслю, воевода, что не только для угощения ты нас позвал. Вот и хочу услышать все, сказанное тобой, не сквозь шмелиное гуденье в голове… А на донышко кружки, я всегда успею посмотреть.

– Согласен! – загудел довольно воевода и пригладил усы. – Любо-дорого слышать умные слова, похоже, быть тебе вскоре десятником.

– Гм... – хмыкнул на эти слова тихо сотник, но чуткое ухо воеводы уловило его сомнение.