Тень Беркута

– Имеешь что-то против этого молодца, Трофим? Говори сразу, пока еще поправить можно...

– Молодой еще, зеленый...

– Ну, – улыбнулся воевода, – это такой изъян, который с годами проходит. Молодой, да ярый... Воздержан.

– К хмелю да, но не в женщинах... У почтенного горожанина жену соблазнил. Поговаривают, что от этого она даже жизни себя лишила.

Найда даже побелел от неожиданной обиды. Еще мгновение – и он не сдержался бы, крикнул бы что-то безрассудное, но в это мгновение послышался полный возмущения голос Одарки.

– Ложь! Как только язык поворачивается так человека порочить. Да ведь Ружа лишь его одного любила. А Непийвода купил ее у стариков. А она терпела, горемычная, нелюбимого сколько могла, а как не стало больше мочи, то и утопилась. Отец-воевода! – прибавила умоляюще складывая на груди руки, – Не дай обидеть невинного. Его и так судьба боком обошла.

– Ого! – не сдержался от возгласа Дмитрий, и обвел внимательным взглядом всю троицу. – Видать, еще тот удалец из тебя, хлопче, раз мужчина обвиняет, а женщина в оборону становится... Но, однако, не мне в те дела вмешиваться... А из хорошего жеребца и конь хороший будет, – промолвил будто себе самому воевода. – Что же касается девушек или молодых женщин, то пусть сами сторожат свои подолы. Да, Одарко? – спросил насмешливо, не оглядываясь, на девушку, которая притихла, будто мышь. Уже и не рада, что разевала рот. – Не до этого сейчас... Другая беда над миром – орда Батыя! Дед басурманина не дошел до нас, а вот внуку, похоже, больше удастся. Земли стелются ему под ноги, словно все бесы ада собрались под его бунчук. И если монгольские тумены ступят на Галицкие земли, девицам уже некому будет жаловаться... Если живыми останутся...

Была в этих словах и горькая правда, и грусть, и неуверенность в собственных силах, ибо кому, как не воеводе знать, что ни одному войску еще не удалось выстоять против монгол.

Воевода окинул Одарку оценивающим взглядом и помрачнел еще больше.

– Оставь нас, – промолвил неожиданно резко, так что служанка даже вздрогнула и, не понимая чем прогневила боярина, испугано засеменила прочь, – за Одаркой, словно тень, потянулся и прислужник.

– Орды монголов стремительно движутся на Киев, и за ними остается лишь пепел от городов русских... – продолжил чуть погодя воевода. – Данила Романович поручил мне возглавить оборону города... А сам отправился в Пешт, окончательно убедить угринов к общему отпору Батыя. Даст Бог – остановим... Сюда не дойдут. Однако, советую готовиться к худшему. Галицкую дружину крепить нужно. Смердов вооружить... Сюда вскоре князя Василька ожидайте. Под его рукой обороняться будете. А может, и Данила Романович с помощью подоспеет... Монголы еще далеко. Месяц или больше минует, пока к вам докатятся.

Воевода помолчал немного и глотнул меду. Остальные охотно присоединились бы к нему, но их кружки давно были пусты, а налить себе собственноручно не дерзнул ни один. Найда же будто забыл о меде, нетерпеливо ожидая, когда воевода наконец скажет, ради чего сзывал их посреди ночи.

– Все мы здесь искренние христиане, – тихо сказал Дмитрий, будто извиняясь, и слова эти показались такими здесь неуместными, что все поневоле переглянулись. – Верим в Бога на небесах, но на земле больше полагаемся на собственные руки. Если б довелось мне самому год или два назад услышать басню, которую собираюсь вам пересказать, я рассмеялся бы да и только, но перед битвой жестокой лишь глупец отказывается от помощи. Откуда бы она не пришла... – он провел ладонью по лицу, будто стирал усталость и неуверенность. – Мыслю, вы со мной согласитесь...

Кое-кто из ратников кивнул головой, но воевода даже не посмотрел в их сторону. Казалось, он самого себя пытался убедить в собственной правоте.

– Готовясь к столкновению с Батыем, каждый должен сделать все, что в его силах... Данила Романович ничего об этом не знает, и приказывать его именем я не имею права. Поэтому мне нужны те, кто по собственной охоте согласятся рискнуть жизнью, и скорее всего – зря… Хотя, кто ведает, где теперь человеку безопаснее? За стенами замка – ожидая нашествия монголов, или диких горах – среди зверья...

Воевода повел взглядом. Пока еще никто не отводил глаз, даже, напротив – к почтительному вниманию добавилось любопытство.

– Не сомневайся, воевода, – отозвался в общей тишине Грицко Василек, самый старший среди присутствующих ратников, прозваний так за светло-голубые очи. – Что бы ты нам не поручил, мы исполним. Тем более, если от этого хотя бы немного аукнется Батыю. Старшие среди нас были у Калки. Помним еще...

Дмитрий поднял голову и встретился глазами с суровым взглядом воина.

– Это хорошо, что помните... – прибавил важно. – Такого надругательства Руси вовек не забыть, а стыда не смыть.

– Измена то была! – воскликнул пылко Грицко.

– Может, – опустил голову воевода. – Может и измена... Но нам о настоящем мыслить надобно. Поэтому, слушайте... – он еще раз обвел всех взглядом, увидел пустые кружки и прибавил, – но сначала нальем еще по глотку.

Дружинники не принуждали просить себя дважды.

– Начну издалека... Из Киева... В Лавре живет схимник. Дед Шемберко... Борода до земли, лет не меряно, и знахарь ловкий. Мыслю, что и на гадании знается, потому что не раз Даниле Романовичу хорошие советы давал. Правда, князь наш не всегда к ним прислушивался... Но, не об этом сейчас...

– Как наш Кандыба, – шепнул кто-то тихо позади Найды, так, чтобы не мешать воеводе.

– Так вот, на самого Архистратига Михаила пришел Шемберко ко мне. Сам пришел! А нужно вам знать, что старец этот лет пять из Лавры вовсе не выходил! Даже, на солнце не показывался...

* * *

…Когда Дмитрий увидел перед собой седого схимника, то весьма удивился. Видно было, что дальний путь дался старому трудно, потому что он напряженно с хрипом дышал и обеими руками опирался на крепкую клюку.

– Слава, Господу нашему! – промолвил тот тихо, тяжело переводя дыхание.

– Навеки слава, – ответил уважительно Дмитрий, поскольку кто же в Киеве не знал деда Шемберка. – Вы ко мне, дедушка?

– К тебе, сынку... К тебе.

– Чего же сами трудились? Надо было передать каким-то монахом или послушником, я и заглянул бы к вам в свободную минуту. Или в воскресенье, после богослужения...

– Того и приковылял сам, Дмитрий, чтобы у тебя, к словам моим, больше веры было, – тихо ответил тот, все еще с трудом переводя дыхание. – А мне очень важно, чтобы ты поверил. Для всех нам важно...

– Неужели такую несусветную небылицу будете плести? – попробовал пошутить воевода, но, встретившись с серьезными и подернутыми печалью глазами схимника, сразу спрятал улыбку. – Шучу... Поверь, отец – чтобы ты не поведал, поверю сразу. В твоем возрасте уже не остается времени на шутки...

– Сам рассудишь... – ответил тот наставительно. – Но я присел бы сначала, и так вся сила ушла на дорогу...

– Конечно, садись, дедушка, – спохватился Дмитрий и подвел старика к удобному креслу.

Тот уселся, уложил на колени бороду, чтобы по полу не волочилась, и промолвил:

– Веруешь ли ты в Господа Бога нашего, Единого?

– Конечно... – даже растерялся немного воевода. – Крестили родители. Не басурманин...

– А Давних богов чтишь? – продолжал выспрашивать дальше схимник, а глаза так и сверлили насквозь.

– Это же которых? – не понял сразу Дмитрий.

– Перуна, Велеса, Морену?

– Какие ж они боги, – пожал плечами боярин, – бесы...

– Что ж, пусть и бесы... Легче поймешь, к чему я речь веду.